Дар или проклятье - Джессика Спотсвуд

— Скоро придет и ваш черед, Кейт, — говорит Елена. — Пока вас не было, заезжал мистер МакЛеод. Он очень сожалел, что не застал вас.

Маура смеется:

— Я же говорила! Он по тебе сохнет!

— А вы тоже по нему сохнете? — Глаза Елены словно два прожектора.

Я прячу лицо у гнутой спинки дивана и со стоном отвечаю:

— Не ваше дело!

— Кейт! — возмущается Маура. — Не груби!

Хочу отметить, что причиной моей грубости стало Еленино любопытство, но, по правде говоря, она отнюдь не первая, кто задает мне этот вопрос. О Поле меня без всякого смущения расспрашивали Саши и Рори, миссис Уинфилд и миссис Ишида делали весьма прозрачные намеки, Маура терзала меня расспросами по пути домой. Мне не будет покоя, пока я не объявлю свое решение. Это может растянуться на целых десять недель.

— В действительности это мое дело. Ваш отец нанял меня, чтобы вы, барышни, были должным образом устроены.

Она сказала «устроены», а не «вышли замуж», но ее прямолинейность все равно унизительна. Значит, Отец не доверяет мне самой найти себе мужа и перепоручает это дело гувернантке.

— Нельзя вступать в необдуманный брак, Кейт. Если у вас есть сомнения, мы можем обсудить их с вами. У вас есть альтернатива — вы можете вступить в Сестричество.

— Не хочу я в Сестричество, — огрызаюсь я.

Елена подается вперед, постукивая пальцами по деревянному подлокотнику кресла.

— А за мистера МакЛеода вы хотите?

— Не знаю, — уныло говорю я и поднимаю глаза. — Я не знаю, что мне делать.

— Как не знаешь? — настаивает Маура. — У тебя же осталось всего…

— Я помню! — ору я. — Десять недель! Ты правда думаешь, что я могу об этом забыть?

— Кейт… — Маура выглядит потрясенной: я крайне редко повышаю на сестер голос.

— Оставьте меня в покое, пожалуйста, — молю я, выбегая из комнаты. — Я просто хочу побыть одна!

— Кейт! — кричит мне вслед Маура, но Елена велит ей оставить меня в покое.

Я выскакиваю из дому, даже не захватив с собой плаща. Я почти бегу, сама не зная куда — бежать-то мне некуда. Я спотыкаюсь на своих идиотских каблуках; больше всего на свете я хочу скинуть ботинки и бежать босиком, как привыкла. Мне надоел корсет, и нижние юбки, и каблуки. У меня болит голова, потому что косы заплетены слишком туго, и в кожу впиваются шпильки. Меня измучили попытки стать безупречно воспитанной барышней, умной дочерью, идеальной заменой матери младшим сестрам, достойной потенциальной женой…

Не хочу! Я хочу просто быть собой. Просто Кейт. Почему же этого недостаточно?

Я выхожу на маленький лужок за сараем. Я хочу просто спрятаться там, где никто меня не найдет.

И тут меня осеняет вдохновляющая идея. Это неправильно, конечно, но я устала поступать правильно.

Я разуваюсь, пинаю ботинки ногой, и они приземляются в тени старой корявой яблони. Я не делала этого уже несколько лет и не уверена, что нужные навыки сохранились, однако все равно делаю попытку. Я хватаюсь за узловатые, толстые ветви возле мой головы и начинаю карабкаться наверх. Конечно, выгляжу я при этом не слишком-то изящно. Чулки немедленно рвутся, а вес нижней юбки почти заставляет меня упасть. С минуту я обнимаю дерево, стараясь восстановить равновесие, но потом выравниваюсь и подтягиваюсь выше. Теперь я сижу на третьей снизу ветке, футах в пяти от земли, мои конечности болтаются в воздухе. О, как хохотала бы я в детстве при виде такой картины! Тогда я легко забиралась гораздо выше.

Я вытаскиваю из волос шпильки и по одной швыряю их на землю, а потом запрокидываю голову и смотрю вверх, туда, где за обремененными яблоками ветвями виднеется небо. Сегодня оно очень синее — мне сложно даже подобрать верное слово для такой синевы. Тэсс должна знать. Мне нужно тратить поменьше времени на охоту за мужьями; лучше смотреть в небо и находить подходящие названия для разных оттенков синего. Я смеюсь, и смех выходит несколько легкомысленным.

— Мисс Кэхилл?

Я подаюсь вперед, упершись обеими руками в ветви, смотрю вниз и за зелеными листьями вижу изумленное лицо Финна Беластры.

Я застигнута в совершенно неподобающем для истинной леди положении. Но, с другой стороны, разве истинный джентльмен не сделал бы вид, что не заметил меня, и не прошел бы мимо, чтобы избавить леди от конфуза?

Я легонько машу ему рукой.

Финн смеется:

— А сегодня ты древесный эльф? Дриада?

— Представила, что мне опять двенадцать. — Я нервно провожу рукой по волосам в надежде, что не успела повыбрасывать все шпильки. Наверняка я выгляжу как кикимора. Он-то всегда симпатичный, даже в опилках из беседки, криво сидящих очках и со всклокоченными волосами.

Он ставит на землю лестницу, которую, оказывается, принес с собой.

— В двенадцать было не слишком хорошо. Я считался всезнайкой и на этом основании регулярно огребал тумаки.

— В двенадцать было замечательно! — протестую я. — Никакой ответственности. Я делала все, что захочется.

— Например? — спрашивает Финн, прислоняясь к узловатому стволу.

— Бегать по полям. Лазать по деревьям. Читать книжки про пиратов. Плескаться в пруду, изображая русалку! — Я, вспоминая, смеюсь.

— Наверняка это была очень милая русалка. — В его глазах читается восхищение. — Не бросишь мне яблочко?

Я срываю яблоко и кидаю в него. Он уворачивается.

— Предполагалось, что ты его поймаешь, — говорю я, перебрасывая одну ногу через ветку и ища, куда бы ее поставить.

— Ты удивила меня своим метким броском. Он очень…

— Если ты скажешь «неплох для девчонки», я никогда тебе этого не прощу.

— Даже и не подумаю. Ты меня запугала, — смеется он.

— Хватит дразниться, — говорю я, снова прижимаясь к стволу дерева. — У меня уже и так достаточно огорчений.

— Что случилось? Может быть, нужна помощь? Хочешь, чтобы я тебя поймал?

— Конечно, нет, — говорю я, вздергивая подбородок.

На самом деле мне просто не хочется, чтобы он видел мои нижние юбки. Или, раз уж на то пошло, как я шлепнусь с дерева лицом вниз. — Отвернись, пожалуйста.

— Не поранься. — В голосе Финна звучит беспокойство.

— Не переживай. Я просто давно не лазила по деревьям. А теперь отвернись.

Финн послушно поворачивается спиной к дереву, засунув руки в карманы.

Я повисаю на ветке и разжимаю кулаки. Через миг земля ударяет мне в пятки, тело, как молнией, пронзает болью, и я охаю. Финн тут же оказывается рядом:

— С тобой все в порядке?

— Все хорошо. Просто… я прошу прощения. — Я провожу пальцами по волосам, чтобы избавиться от застрявших в них листьев. Мое новое платье имеет жалкий вид, часть кружев поотрывалась, о чулках уж и говорить нечего.

Финн наклоняется, чтобы вытащить из моих волос листочек.

— За что ты извиняешься?

Я прячу лицо в ладонях. Час. Мне нужен был всего лишь час одиночества, но даже он оказался мне недоступен.

— Я… Ну, наверно, я слишком стара, чтобы лазать по деревьям, правда же?

— Разве? Это же твое дерево. Не вижу, почему бы тебе на него не забраться, раз уж пришла такая фантазия. — Финн тянется за лестницей.

— Не могу себе представить, чтобы Братья это одобрили. Я, наверно, выгляжу как бродяга.

— Ты выглядишь прекрасно, — не соглашается он, до ушей покрываясь румянцем. — Если мы им это позволим, Братья высосут из мира все краски и лишат его радости.

Я потрясенно молчу. Он проводит рукой по своим взъерошенным медным волосам:

— Теперь моя очередь извиняться. Я не должен был так говорить.

Трава холодит мои босые ступни.

— Но ты это сказал. Ты действительно так считаешь? — спрашиваю я, понизив голос.

Финн снова поворачивается ко мне; его карие глаза из-под очков смотрят серьезно.

— Я не думаю, чтобы Господь хотел видеть нас несчастными. Вряд ли это является условием нашего спасения. Вот что я считаю.

8

Я не нервничала. Я была абсолютно спокойна до сегодняшнего утра, но сейчас, когда я толкаю тяжелую дверь книжной лавки Беластра, меня вдруг охватывает дурацкое желание подхватить свои юбки и умчаться прочь. Я оглядываюсь на наш экипаж, но Джон, убедившись, что со мной все в порядке, уже тронул лошадей в сторону хозяйственного магазина. Вряд ли будет разумно припустить вслед за ним по улице.

Подразумевается, что в данный момент я беру урок акварели, но я сказала Елене, что не могу вдохновиться корзиной с фруктами, и ушла якобы на пленэр, в сад. Елена легко с этим согласилась — видимо, пейзажи сейчас в моде, — а я пробралась на конюшню и попросила Джона взять меня с собой в город. В Мамином дневнике, кроме имени Зара, было только одно имя. Имя женщины, которой Мама доверила свою тайну. Марианна Беластра.

— Вас не затруднит прикрыть дверь?

Это голос Финна. Вот незадача! Я-то рассчитывала, что он будет строить беседку.