Перстень старой колдуньи - Елена Ткач

Ему предстояло трудное возвращение.

Нет, о родителях, - как это и не прискорбно, - он не думал теперь. Что сказать Жене? Признаться в том, что он почти всю ночь провел под окном старухи или нет? Что он все видел, все слышал... И даже более... Он подслушал разговор тетки с ужасным демоном и знает то, чего не ведает сама Женя. Он знает, кто убил её мать! И разве может он, - вот так, сразу! огорошить её этим известием? Мол, тетушка твоя, к которой ты все последние годы бегала как собачонка, маму твою отравила! Да, он этим Женю убьет! Ну, не убьет, - но в душе её сорвется что-то, сломается... И скорее всего, он станет ей ненавистен! У неё удивительно тонкая и ранимая душа, а потому реакции очень часто - взрывные, опасные. Ей ведь столько пришлось пережить!

Но главное - он должен помочь ей поверить в себя, а не в проклятое теткино наследство! Уберечь от страшного дара старухи - его девочка не будет колдуньей! Не станет прислужницей тьмы!

Но ведь они приближаются к Москве - к городу, где теперь эти самые силы тьмы гуляют на воле! Там, в Абрамцево, под защитой любви, которая проницает все, к чему ни прикоснетсягений художника, данный ему от Бога, там они были в безопасности. И кольцо молчало. Оно "заговорило" только тогда, когда Женя достала эту фигурку. И уж он-то - Никита - знал, кого эта фигурка изображала...

Это была старуха!

Главное продержаться до Рождества, главное - не пустить тудаЖеню. А там, - он почему-то был абсолютно уверен в этом, - зло отступит.

Но идут волхвы под Вифлеемской звездою - идут и теперь, в эти минуты, где-то здесь, на земле... И чудо повторится. Оно повторяется снова. Волхвы уже близко... Скоро они возвестят миру, что спасена любовь.

Ей, грядет младенец-спаситель! Грядет Рождество...

Господи, только бы поскорее!

Они миновали "Таининскую", и Женя проснулась. Она потерлась щекой о Никитино плечо. Зевнула, прикрыв рот ладошкой.

- Что, уже скоро? - она выглянула в окно. - Какая сейчас будет станция?

- Сейчас "Перловская" будет. Потом "Лось". Если, конечно, не ошибаюсь. Но, вроде бы, так. Мы уже совсем близко - минут двадцать осталось. Устала?

- Ну что ты! Я так хорошо поспала. У тебя так хорошо на плече... Я и не думала, что ты такой... мягкий!

- Да, какой я мягкий, - буркнул он, отвернувшись.

Он и не знал, что бывает с сердцем, когда его тронет ласковое слово любимой...

- Никита?

- Чего?

- Мне мама снится. Она сидит в беседке, увитой плющом, улыбается и... от её рук тянется такой тонкий лучик, который поднимается в небо. Он потом расширяется и превращается в прозрачный мостик и ведет туда, где звезды и ангелы. Там все светится, там так хорошо! Там ждут нас.

Он крепко обнял её. И глуховатым голосом начал читать любимое мамино стихотворение - "Синюю звезду" Гумилева.

"Я вырван был из жизни тесной,

Из жизни скудной и простой,

Твоей мучительной, чудесной,

Неотвратимойкрасотой.

И умер я... и видел пламя,

Не виданное никогда.

Пред ослепленными глазами

Светилась синяя звезда,

Как вдруг из глуби осиянной

Возник обратно мир земной

Ты птицей раненой нежданно..."

- Нет! - вдруг вскрикнула Женя и, вся дрожа, прильнула к нему. - Я не могу! Это так... так...

- Я не буду, не буду, только ты не волнуйся! Ты успокоишься, и потом мы вместе потихонечку станем читать стихи. Просто это так хорошо, что сразу и не выдерживаешь... да?

Она молча кивнула и уткнулась носом в его рукав. Помолчала. Подняла голову и с надеждой взглянула на него.

- А как ты думаешь, я так смогу... нет, не как Врубель! Но просто... чтобы вещи живыми у меня получались, и людей радовали, и все тогда

становилось бы на свои места - и жизнь, и... да?Я тебе сейчас открою свою самую заветную мечту. Только ты никому не расскажешь?

- Вот те крест! - он рассмеялся, но перекрестился без смеха - всерьез.

- Я хочу найти свою красоту. Слепить её своими руками и чтобы все люди её увидали и... им бы жить стало легче. Вот! Глупо, да?

Она сама вся светилась как чудесный луч золотой на майоликах Врубеля. Никогда он не видел её такой... озаренной, что ли. Вдохновенной - вот точное слово, - подумалКит и вздохнул. Неужели все темное, жуткое было только тяжелым сном?.. Он крепко обнял её,привлек к себе и поцеловал. В губы.

- Значит, ты думаешь, у меня получится?

Они едва смогли прервать этот поцелуй - ведь каждый из них дарил им такие силы! Каждый словно приоткрывал новое окно в жизнь, которая, что ни день, становилась все милей, все желанней...

- Вот глупышка! Мало тебе, что сам Нил Левшин признал твой редкий дар! А ведь его по всей стране знают. Да и не только у нас - в Европе, а может и ещё где, - я просто не все про него знаю. Приезжают к нему опытом поделиться. Он ведь мастер мирового класса!

- Знаешь... а я подумала... вот Нил Алексеевич. Всю жизнь человек работал, к таким бесценным вещам прикасался...

- Ну?

- А у него самого есть хоть что-нибудь из этих вещей? Хоть одна вазочка Врубеля? Маленькая-премаленькая...

- Но зачем ему? Они же все - вот они! - рядом с ним. Всю жизнь... Женька, ты не понимаешь! - Кит горячился, вопрос этот беспокоил и его самого. - Можно вещью владеть - это значит распоряжаться. Ну, продать, там, или подарить кому-то. Но главное в этом - знать, что МОЕ! Мое и баста! И никто не моги! А он... ему совсем не это нужно. Он просто радуется им как любимым людям. Знает, что они есть. Лелеет их, холит... Он счастлив тем, что красота жива, что хоть капелька его стараний - да вложена в это. И потом, понимаешь, мне кажется, важно, чтобы человек дело своей жизни нашел. По душе. Тогда он радуется всему, что бы его ни окружало, потому что внутри огонек горит, греет, а остальное... не так уж и важно, наверное...

- Ты хочешь сказать, что не важно как человек живет, что у него дома... ну, ты понимаешь. Пусть дома хоть шаром покати - главное, чтобы дело душу грело! Так ведь получается? Но женщина так жить не может... чтоб топчанчик и плиточка.

- Ну, а что б ты хотела? Какой дом? - он внимательно взглянул на нее.

- Чтобы было уютно - раз! Чтобы была горячая вода и ванная! Нет, это наверное - раз, а уют - два!

Он про себя улыбнулся: бедняжечка ты моя, как же ты настрадалась в своей холупе!

- Чтобы обязательно часы были с боем как у Марьи Михайловны - три. Что еще? Сразу даже и не придумаешь...

- Я тебе обещаю, - он тихонечко коснулся пальцами её щеки, - что все это у тебя будет. Вернее, у нас!

- У нас? - зарделась Женя. - Как это? Ты, что, жениться на мне собрался?

Она фыркнула, а потом спрятала лицо в ладонях.

- Собрался, - очень спокойно сообщил ей Никита. - Если ты не против.

- Я? - она кинулась к нему на шею. - А ты, что, меня взаправду любишь?

- Глупенькая! Взаправду... Так только дети говорят, когда в игрушки играют. А у нас с тобой не игрушки.

Вагон качало, их кидало друг к другу... и оба они ещё не могли понять и поверить, что детство кончилось. И жизнь - великая, взрослая, - уже подступает к ним. Она уже на пороге...

- Никита... а как же это... так быстро? Разве так бывает?

- Да. Только давай мы об этом с тобой... не сегодня поговорим, хорошо?

- А когда? - широко раскрыв свои фиалковые глаза, спросила она.

- Завтра. Вот до дому доберемся...

- А твои родители? Они же меня на порог не пустят!

- Глупости - ты их не знаешь. И они тебя. А узнаете хоть немножко друг друга - совсем другую песню запоете.

- Слушай...

В глазах её зажглись лукавые искорки, а щечки округлились так трогательно, что он с трудом удержался, чтобы немедленно не схватить её в охапку и не зацеловать всю!

- Слушай, получается, мы с тобой совсем как Ромео и Джульетта, да? Даже хуже - ведь Джульетте было четырнадцать, а мне только через неделю будет тринадцать...

Она опять положила голову ему на плечо... и его повело. Спинка переднего сиденья тронулась и поплыла перед глазами, за нею другая, третья... когда он вспомнил, как впервые увидел её там, в проломе пола такую естественную в своей полудетской наготе в луче горячего света...

Как они переступят черту, которая делает мужчинумужчиной, а женщинуженщиной? И когда... Как-нибудь, - подумал он, отбиваясь от этих беспокойныхи безотвязных мыслей.

- Послушай, Джульетта, по-моему мы приехали... Все, Москва!

Ему сразу стало не по себе. И Жене тоже. Точно их разом - грубо и резко - выдернули из нежной текучей воды и бросили на раскаленный песок...

- Ну, давай выходить, что ли... - с выражением нарочитой небрежности бросил Кит и, ухнув, подхватил чугунную печь. Женька вспорхнула пташкой и полетела вперед. Перстень у неё на пальце пульсировал, наливаясь тревожнымшафранным светом...

Они сравнительно быстро добрались до дому - былоначало двенадцатого ночи. Город был пуст. Все праздновали Рождество.

"Только не отпускать её от себя, только не отпускать - тогда все пропало!" - стучало в висках.

Во дворе тоже не было никого, даже неугомонная компания парней, торчавших тут днем и ночью, скрылась куда-то.