Разное - Иван Семенович Чуйков

видимо, и есть авангард – не потому, что она «политически правильная», а потому, что она расширяет территорию искусства в те стороны, куда оно раньше и не смотрело вовсе, и углубляет его взгляд на самое себя). «Манифеста» в Эрмитаже была задумана раньше, чем случился «крымнаш». И он случился потому, что наше имперское сознание работает на всю катушку: дескать, маленькие глупенькие украинцы, мало- и недороссы, сделали Майдан по заданию Штатов – это не глупость, это империализм во всей красе. Более того, связь не очевидна, но и гомофобия – часть имперского (то есть консервативного и патриархального) сознания: есть два пола, «м» и «ж», это биология, гендеров, рожденных в головах у ботаников-пидорасов, нет в природе (то есть биологии), нации тоже есть в природе, это биология, украинцы говорят по-украински и едят сало, русские говорят по-русски и пьют водку – это такие примитивные стереотипы вульгарно-позитивистского мышления, которое еще не знает о Гуссерле. Бойкоты в случае «Манифесты» не были пустым политиканством – они ей как бы подсказывали: смотри, вот это болит там, куда ты лезешь, делай же что-нибудь. Но «Манифеста» стала бюрократической машиной, она едет по институциональной инерции, для нее бюджет главнее смысла искусства, смысл далеко впереди. Смысл ее обогнал и окликает: «Эй, „Манифеста“, а как там с гомофобией?» А «Манифеста» отвечает: «Гляди, Смысл, вот у меня тут Марлен Дюма». «А как там с Украиной?» – спрашивает Смысл. «А вот у меня Михайлов, и художники в „публичной программе“ хулиганят». – «Дура ты, дура, – говорит Смысл. – Вынь кукиш из кармана и положи дневник на стол. Два». Это какие-то глупые школьные ответы на один, в сущности, серьезный вопрос, который она не расслышала толком, но уже отвечает. Для чего это все? Оставила бы уже только эти свои «оммажи Эрмитажу» – не позорилась бы, раз живешь с ними не по любви, а ради денег, проститутка бессовестная.:)

Извините, что длинно и бессвязно.

Ваша А.

26 июля 2014

Дорогой Иван Семенович,

Извините меня за предыдущее письмо – получилось как-то по-хамски и резко. Пытаюсь загладить неловкость и объясниться: этот, скажем так, полемический тон связан, видимо, с тем, что мне все время приходится объясняться с сотрудниками и сторонниками «Манифесты», которые обижены моей критикой и поддержкой бойкота (я должна была участвовать в одном из перформансов публичной программы, что предполагало получение гонорара, но отказалась, увидев, во что превратилась «Манифеста»). Главная претензия – или главный вопрос – ко мне состоит вот в чем: разве искусство обязано быть политическим?

Конечно, нет, искусство никому и ничего не обязано. Более того, мне всегда больше импонировало искусство политическое не в лоб (хотя не могу не признать, что такие вещи, как «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков» или «Хуй в плену у ФСБ», производят на меня сильное впечатление, – особенно, естественно, первая), а более тонкое, что ли. Проблема в том, что «Манифеста» – это что-то вроде журнала «Вопросы художественной политики», странно открыть свежий номер и узнать, что он весь про бабочек. И я думаю, «Манифеста» могла бы состоять из тонкого политического искусства, но его там почти что и нет, а выставка по большей части наполнена коробками с засушенными бабочками, между которыми вкраплены мгновенные (журналистские скорее, чем художнические) реакции на острые политические вопросы. Ничего страшного, что тонкое политическое искусство поймут не все 100 % зрителей – я вот тоже не понимаю теорию относительности, но ведь ей от этого не стало хуже. Что же до тонкого политического искусства – думаю, очень многое сегодня отвечает этому определению, а не только такие откровенно «политические художники», как Ай Вэйвэй. Более того, скажу Вам, что и Ваше искусство мне представляется совсем не далеким от политики. Я имею в виду не социальную историю неофициального искусства в СССР, когда все, что не соответствовало вкусам и не вписывалось в пределы понимания идеологов и руководителей СХ, автоматически оказывалось «антисоветским». Я имею в виду Вашу работу с метафорой «картина – окно в мир», ее деконструкцию, что было не просто «формальным» (согласна с Вами, что нет формы без содержания), но именно смысловым подрывом «эстетических устоев», а где подрыв эстетических устоев – там и подрыв всей общественно-политической конструкции, как красноречиво доказывает Борис Гройс. И я легко могу себе представить Вас и Герхарда Рихтера – деконструктора другой важной метафоры, «картина мира» – рядом на одной «политической» выставке с какой-то умной, тонкой программой, посвященной смене эстетических парадигм в послевоенной Европе. Рихтер есть на «Манифесте», но он там ни к селу ни к городу.

Опять вышло длинно и путано, извините еще раз, всего самого доброго,

Аня

26 июля 2014

Дорогая Аня, не нужно извиняться – все нормально. Просто после первого письма мне показалось, что мы с Вами говорим о разных вещах. Вы писали о Манифесте, рассматривая ее в свете политического искусства, я же писал о позиции, ситуации отдельного художника, и как это выглядит со стороны. Я не подвергаю сомнению искренность и честность каждого такого художника, но со стороны и с точки зрения действенности такого искусства – это часто выглядит спекулятивно и довольно фальшиво. Особенно когда это присваивается, потребляется (и обесценивается) истеблишментом, и когда видишь такие документы, как фото голой вьетнамской девочки на дороге или фото с первой страницы «Новой газеты» с жертвой «Боинга».

Когда Вы пишете в последнем письме с точки зрения расширенной, то невозможно не согласиться. Но ведь, скажем, в работах Барбары Крюгер важны не наивные слоганы, а введение агитационного плаката в сферу искусства. А зачем тогда политический/социальный посыл? И примеров море.

Извините меня тоже – весь этот сумбур нужно бы сформулировать, подобрать примеры и т. д. – пока это, скорее, смутное ощущение.

Спасибо за уточнения

Удачи.

Ваш И.

7 января 2015

Дорогая Аня!

Хочу поздравить Вас со всеми прошедшими и наступающими праздниками.

Здоровья, удачи и успехов!

Пишу это в форме ответа на Ваше послание потому, что хочу добавить несколько слов как раз по поводу нашей переписки.

Я, видимо, был в прошлый раз недостаточно внимателен и говорил только о своем понимании политического искусства и отношении к нему. Сейчас, перечитав это Ваше письмо, то, что Вы пишете об имперскости эрмитажных выставок и, действительно, понимая сам Эрмитаж в целом как символ имперскости, иначе читаешь Ваши слова о невозможности выставки в нем «чистого искусства». Такая выставка будет беззубой, нелепой и, в худшем смысле, буржуазной (потребительской?).

Так что извините: был несколько «офтопик».

Еще раз желаю Вам самых больших удач!

Ваш