Хмельницкий (Книга первая) - Иван Ле

- Вашему величеству московскому царю челом от военачальника нашего воеводы Ивана Болотникова! - одним духом выпалил Семен заученное приветствие.

- Рад видеть в добром здравии боевых соратников славного воеводы! хрипловатым басом, также по-заученному, ответил "царевич", выходя из-за стола. - С какими вестями прибыли еси, паны послы?

Семен почувствовал, что бледнеет, у него на лице выступил холодный пот. Перед ним стоял рослый, здоровый детина. Он ничем не походил на того Димитрия, которого знал Семен, разительное отличие сказывалось и в росте, и в общем облике, и особенно в голосе. Образ сухощавого, подвижного монаха, который был в воображении Семена неразделимо связан с тем, первым царевичем, не имел ничего общего с этим самоуверенным мужиком. Семену показалось, что этот лжецаревич сразу догадался, о чем подумал посол Болотникова. Недовольным взглядом окинув высокого, широкоплечего Силантия, названый Димитрий отошел к столу, словно хотел скрыться в полутьме, которую не могли преодолеть лучи трех свечей, воткнутых в подсвечники, что стояли на другом конце стола. Казалось, несколько слов, обращенных "царевичем" к своим закаленным в боях подданным, утомили его.

- Прошу выслушать, ваше величество, не совсем приятную весть, - овладев собой, произнес Пушкарь. - Пан воевода велел передать, что его войска зело утомились от беспрерывных на протяжении всего года боев. При осаде Москвы паны дворяне Истома Пашков и Андрей Ляпунов изменили вашему величеству и Шуйскому крест на послушание целовали.

- Ляпунов и Пашков? - вздрогнув, переспросил "царевич".

- Да, ваше величество. И наш славный воевода велел известить, что он снимает осаду Москвы, отводит свои войска к Калуге или Туле на отдых и пополнение. И еще он просил...

- Так он тоже уже не воюет? - не сдержал себя "Димитрий".

- Нет, воюет, ваше величество! - возразил ему Пушкарь. - Наш вид и свежая рана на голове у пана Силантия могут подтвердить вашему величеству, что Болотников не прекращает войны против Шуйских. Но нас нужно поддержать свежими силами...

- Хорошо, - махнул рукой "царевич". - Идите и ждите. Завтра я дам ответ и указания воеводе Болотникову.

Послы поклонились ему, как и при встрече. Ответ "Димитрия" показался им похожим на ругань раздраженного шляхетского управителя. И точно, обернувшись, чтобы уйти, они увидели перед собой воеводу Шаховского и молодого князя Романа Ружинского. Боярин отошел в сторону, давая им проход, но Ружинского послам пришлось обойти. Этот шляхтич стоял к ним боком, не скрывая своей пренебрежительной, злой улыбки, - так улыбаются паны, разглядывая осужденных ими же на смерть крестьян. Несколько казацких есаулов с такими же улыбками на устах ждали послов в передней. Среди них Семен узнал и есаула, пана Заруцкого. Он, игриво ударяя нагайкой по голенищу сапога, первым отправился следом за послами.

- Ат бес попутал меня, лайдак! - теперь уже выругал себя Семен любимым выражением Заруцкого.

Наконец-то он вспомнил молодого шляхтича, что вместе о отрядом донских казаков, в котором был и Пушкарь, сопровождал когда-то царицу Марину в Москву. Есаул возглавлял охрану царицы и не раз давал это почувствовать донцам.

От этого воспоминания дрожь пробежала по телу казака. Теперь ему стало понятно, почему так внимательно присматривался к нему есаул, а путивльский воевода так допрашивал его, не встречались ли послы с царевичем прежде...

8

Ночная мгла окутала Семена и Силантия, едва они вышли во двор. Чуть виднелись там и сям силуэты верховых лошадей. Возле коней послов, стоявших в стороне на привязи, перешептывались между собой казаки Семена, их голоса таяли в густом сумраке ночи. Семен и Силантий были приятно удивлены, увидев всех своих товарищей начеку, и поблагодарили Онисима за проявленную им бдительность. Сивый Семенов конь, зачуяв хозяина, слегка заржал, выражая свою радость.

- О, а это кто еще болтается тут возле коней? - спросил Семен, наскочив на незнакомого мальчугана, бросившегося к нему словно из-под копыт коня.

- Тес! - остановил его мальчик, хватая за рукав. - Тише, пан атаман, я тайком пробрался к вам... Дядя Федор послали меня... предупредить вас. Берегитесь...

- Что-о? Какой Федор? Что ты мелешь? - также шепотом переспросил Семен. - Чей ты, малыш, откуда?

- Я... поводырь. Вожу слепых кобзарей. Мы с Украины. Дядя Федор поет думы, казаков призывает переходить к Болотникову... А казаки сказали им, что пан Ружинский хочет казнить послов, то есть вас, пан казаче, потому что вы, мол, приехали сюда опознавать царевича. Гонец напрямик прискакал сюда от какого-то князя Теляцкого из-под Москвы...

- От Телятевского?

- Ну да, от него, проклятого... Дядю Федора тоже предупредили казаки, полковник Сагайдак узнал, что... кобзарь - Богун, велел прогнать его отсюда...

До сих пор Семен лишь настороженно прислушивался к словам мальчика, а сам возился возле коня, отвязывая его от столба. Когда же мальчик произнес имя Богуна, словно молнией ударило его, он подскочил к мальчику и схватил на руки.

- Мартынко!!

А от коновязи есаула уже отделилась черная тень, окутанная мраком. Есаул Заруцкий издали окликнул:

- Что там случилось, паны послы? Не запутались ли ваши копи в поводьях?

- Да, пан есаул, проклятые поводья, - откликнулся Семен, уловив враждебные нотки в голосе Заруцкого. - Да мы уже тоже садимся на коней.

Мартынко помнил своего отца, часто во сне видел его. Но тот, воображаемый отец, был совсем не такой хороший, как этот. Он был храбрым казаком, но не послом, на жизнь которого посягают паны "Теляцкие" и Ружинские. Отец произнес "Мартынко" с такой теплотой, точно как грезилось ему во сне, и сердце мальчика забилось быстрее. Вот только... паны осудили его на смерть, а Мартынко не мог понять: за что?

- Батя, скачите как можно скорее! Полковник Сагайдак казака подослал... Тот казак велел вам убежать... - шепнул он отцу на ухо и, отпустив его шею, соскочил на землю.

Семен уже был в седле. Нагнувшись к Силантию, он шепнул:

- Спасай, братец, сына с кобзарем! Это мой сын Мартынко... Измена, Силантий... Телятевский прислал гонца и выдал нас, пока мы в Путивль заезжали... Я с товарищами буду пробиваться в ворота, а ты... ветром несись через дворы вместе с сыном, спасай кобзаря!..

Силантий что-то ответил Семену, но тот уже рванул поводья, и конь поскакал навстречу есаулу.

- Двинулись, паны казаки! За мной... - Он еще надеялся проскочить в ворота, на улицу.

Оказывается, Телятевский сообщил шляхте о сомнениях и плане Болотникова, а боярин Шаховский и князь Ружинский только отложили казнь послов до тех пор, пока не выслушают их и не разузнают, что делается в стане Болотникова. Уже тогда, когда Семен и Силантий перешагнули порог покоев "царевича", они были осуждены на смерть.

- Стой, Пушкарь! - крикнул Заруцкий, вместе с другим есаулом преграждая ему путь. - Сдавай саблю!

- Не ты давал мне эту саблю, пан Заруцкий. Сабля Пушкаря обрушится только на голову врага...

И, нечего делать, первым рубанул лошадь гусара, преграждавшего ему путь. Двое его казаков и рязанец стремительно бросились на помощь атаману; зазвенели сабли, выхваченные из ножен. Каждый воин Болотникова, закаленный в боях, мог свободно справиться с тремя противниками.

Перед Семеном упал конь, а гусар успел соскочить на землю. Пушкарь уже был в воротах, и Заруцкий пробивался к нему сквозь толпу гусар, понимая, что казака нельзя выпустить за ворота: там и улица будет его союзницей, а дальше степь, лес - тогда ищи ветра в поле.

Запорожский казак Онисим разгадал намерение есаула и бросился ему наперерез. Перескочив через убитого Семеном коня, запорожец выбил Заруцкого из седла.

Раздался выстрел из немецкого пистоля. Второй казак и рязанец дрались, отступая к воротам, преграждая путь врагам. Онисим обернулся и молниеносно рассек пополам гусара, который, соскочив с убитого коня, выстрелил в Пушкаря.

Семен был ранен, но держался в седле. Выпустив саблю, он обеими руками схватился за гриву, наклонился вперед, положив голову на шею коня. Онисим вовремя подскочил и поддержал его. Потом крикнул на сивого и понесся рядом с ним в темную пасть ночи. Он еще слыхал, как рубились его товарищи, преграждая путь гусарам Ружинского, стремившимся вырваться на улицу и броситься в погоню за Пушкарем. Онисим понимал, что этим двум его друзьям уже не суждено уйти живыми из когтей десятка злейших врагов. Но что они как можно дольше постараются задержать преследователей, в этом был уверен и, подстегивая коней, стремился использовать каждый миг. Сивый конь атамана, казалось, чувствовал опасность и летел с такой быстротой, что конь Онисима начал отставать. Схватить поводья, чтобы придержать животное, у запорожца по было возможности, - он и своим конем управлял лишь ногами, поддерживая смертельно раненного атамана.

- Тпру-тпру! Тпру-тпру! - кричал он на коней, но сдержать их не мог. Тогда, собрав все силы, он выхватил Семена из седла и положил его на коня перед собой.