Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

Подняв их криком: «Вперед, елизаветинцы!» – я довел их до кургана; подбодренные здесь Неженцевым, они пошли дальше и влились в цепь корниловцев, лежавшую впереди кургана по берегу ручья, пересекающего Мышастовскую дорогу и огибающего с запада Артиллерийские казармы, отделяя их от предместья. Это тот же ручей, на берегу которого, как сказано выше, остановилось наступление полковника Писарева.

Сообщив Неженцеву, что я привел свой 2-й батальон, которым поддержу его в случае надобности, я сказал ему:

– Отчего вы не переменили место? Что вам за охота сидеть сутки на этом проклятом кургане? Сколько вы здесь уже потеряли людей! Здесь быть убитым – только вопрос времени.

Неженцев ответил, что отсюда лучший кругозор и что за ночь они окопались. Однако легкие окопы давали очень слабое прикрытие, большевики пристрелялись совершенно точно по кургану, на его вершине и по сторонам ежеминутно рвались гранаты, выводя из строя людей; во время нашего разговора с Неженцевым один из ординарцев-корниловцев был буквально разорван на куски, так что долго не могли определить, кто именно погиб, – пришлось проверять уцелевших. Ружейный и пулеметный огонь по кургану тоже не прекращался, а при малейшем движении на нем доходил до крайнего напряжения. Несмотря на подобную обстановку, храбрый Неженцев со своим штабом сидел на кургане уже целые сутки, и умереть ему было суждено через несколько минут не здесь.

Между тем прибыл ординарец генерала Маркова и доложил, что им только что взяты Артиллерийские казармы (руководящий артиллерийской подготовкой полковник Третьяков рассказывал мне впоследствии, что атака была подготовлена 7 снарядами: так стреляла наша артиллерия и до такой степени приходилось экономить снаряды) и что генерал просит нас продолжать наступление в связи с его бригадой, которая готовится проникнуть в город. Неженцев послал приказание своей цепи наступать. Цепь поднялась, но сейчас же снова залегла, будучи не в силах подняться из оврага, по дну которого протекал упомянутый ручей. Тогда Неженцев сам пошел поднимать цепь и скрылся в овраге.

Не видя впереди никакого движения, я решил, что настало время двинуть мой 2-й батальон, составлявший последний резерв на этом участке. Послав соответствующее приказание с последним оставшимся при мне ординарцем, я, как только батальон поравнялся с курганом, стал во главе его и быстро повел к оврагу. Противник встретил нас бешеным пулеметным огнем, но, по счастливой случайности, прицел был высок: заходящее солнце светило в глаза большевикам, все пули летели через наши головы, что очень ободрило людей. На дне оврага я увидел старых знакомых елизаветинцев.

– Здесь лежит тело убитого командира Корниловского полка, и мы не знаем, что нам делать.

Так я узнал о смерти боевого товарища, с которым мы сражались бок о бок в стольких боях…

– Идите со мной в Екатеринодар!

После некоторого колебания ко мне присоединилось около 100 елизаветинцев. Еще короткая вспышка огня при подъеме из оврага – и противник, бросив свои выдвинутые вперед окопы, бежал к самой окраине города.

Между тем начало смеркаться, а я не знал, как далеко продвинулись части генерала Маркова. Опасаясь попасть под огонь своих, я приказал всем офицерам, при дальнейшем движении, возможно чаще повторять слово «партизаны», крича: «Вперед, партизаны!», «Равняйсь, партизаны» и т. д.

Действительно, скоро правее нас от казарм Екатеринодарского полка послышался крик: «Что за партизаны?» – «Партизанский полк! Здесь генерал». Ко мне подошел полковник Кутепов, командовавший левым участком генерала Маркова, состоявшим из перемешавшихся во время атаки людей Офицерского и Кубанского стрелкового полков. Я спросил, где генерал Марков, и получил ответ, что он пошел к своему правому флангу на участок генерала Боровского.

Сказав полковнику Кутепову, что я сейчас атакую окраину города и проникну в глубь его по ближайшей улице, я просил атаковать вслед за мной и правее меня; эту просьбу я просил передать генерал Боровскому и их общему начальнику генералу Маркову. Полковник Кутепов обещал атаковать, как только я ворвусь в город.

Построив в первой линии свой 2-й батальон и 2-ю сотню 1-го батальона, взятую мною с участка Корниловского полка, а в затылок им елизаветинцев (обе линии в сомкнутом развернутом строю), я нацелил их по указаниям офицеров – уроженцев Екатеринодара и повел в атаку. После беспорядочной ружейной трескотни большевики, залегшие на самой окраине города, разбежались, и мы вступили в какую-то улицу (как потом оказалось, в Ярмарочную). Осматривая боковые улицы, мы продвигались в глубь города, не встречая более сопротивления; попадались одиночные большевики, принимавшие нас в темноте за своих; их ловили и тут же приканчивали. При дальнейшем движении стали встречаться разъезды, по первому из них кто-то выстрелил, и он благополучно ускакал; затем я запретил стрелять, и следующие разъезды мы подманивали к себе, называя известные нам большевистские части. Всего мы переловили таким образом 16 всадников; добыл и я себе отличного коня под офицерским седлом вместо клячи, на которой я до тех пор ездил. При осмотре казарм, расположенных на Ярмарочной улице, оказалось, что в них содержится 900 пленных австрийцев. Узнав, что их окарауливает команда, поставленная еще Кубанским правительством до взятия города большевиками, я приказал унтер-офицеру продолжать караулить пленных и поддерживать среди них полный порядок, а одному из наших офицеров приказал расписаться в книге. На другой день Корнилов сделал мне упрек, что я не вывел пленных немедленно из Екатеринодара: среди пленных могли оказаться чехословаки, пригодные для пополнения нашего батальона, но я тогда не знал, что Екатеринодар не будет взят…

Между тем стрельба на участке 1-й бригады стихла; орудие, стрелявшее с самой окраины города по этому участку, также прекратило огонь. Я был уверен, что мои соседи справа также продвигаются по одной из ближайших улиц, а потому приказал от времени до времени кричать: «Ура генералу Корнилову!» – с целью обозначить своим место моего нахождения.

Продвигаясь таким образом, мы достигли Сенной площади. Оставил половину своего отряда с одним пулеметом на углу Ярмарочной улицы, а другую половину с другим пулеметом (при мне был один пулемет Максима и один – Кольта) расположил на юго-западном углу площади. В таком положении я решил ожидать подхода частей 1-й бригады с тем, чтобы по передаче им Сенной площади идти, согласно приказу, на городское кладбище, куда и притянуть свой 1-й батальон и Корниловский полк.

Все было тихо. На площади стали появляться повозки, направлявшиеся на позиции противника. Преимущественно это были санитарные повозки с фельдшерами и сестрами милосердия, но попалась и одна повозка с хлебом, которой мы очень обрадовались, несколько повозок с ружейными патронами и, что