Гражданин Галактики - Роберт Хайнлайн

…а он, выпив, разбил об пол свой бокал — совсем как в исторических романах — и все последовали его примеру, так что некоторое время по всему залу стоял звон и треск, а я чувствовала себя, как Озма, когда она из Типатториуса превратилась обратно в Озму, и постоянно напоминала себе о макияже.

Позже, когда я немного успокоилась и уняла дрожь, мы опять танцевали с Декстером. Танцует он — просто потрясающе, ведет уверенно, твердо, но при этом не превращает танец в борцовский поединок. Во время медленного вальса я спросила:

— Декстер, ведь ты сам, нарочно, опрокинул тот бокал с содовой? Да?

— Да. А как ты догадалась?

— «Платье — неба голубее»… На мне действительно платье того самого цвета, что на Земле называется небесно-голубым, сама я неба голубого цвета ни разу не видела… И серебряные туфли… Не может это выйти случайно.

А он только усмехнулся и совсем не смутился.

— Верно, никаких случайностей. Вначале я поехал в ваш хилтон и с полчаса выяснял, где ты и с кем, и был в бешенстве, потому что папа мне такое устроил бы… Слава богу, я тебя отыскал.

Я все это мысленно разжевала, и вкус мне не слишком понравился.

— Значит, ты только потому, что тебе отец велел… Велел меня развлекать, потому что дядя Том…

— Да нет же, Подди.

— Ну да… Именно так по всему выходит.

— Нет, Подди. Папа никогда не стал бы заставлять меня развлекать дам, за исключением официальных случаев, — например, соседку по столу на званом обеде… Он просто показал мне твою фотографию и попросил — если у меня окажется время и желание. Я решил, что и то и другое найдется. Правда, фотография была так себе, это я сейчас понял. Тебя снял скрытой камерой один из лакеев в «Тангейзере».

Тут я решила, что надо бы под благовидным предлогом избавиться от Марий, а то ведь — никакой личной жизни… Хотя ничего плохого, собственно, пока не произошло.

— А когда я тебя нашел, — продолжал Декстер, — то сперва не узнал. Ты — куда ослепительнее, чем на фотографии. Я было слишком оробел, чтобы представляться, но тут мне пришла в голову замечательная мысль: изобразить все как случайную встречу. Я встал за твоей спиной с бокалом содовой почти у самого твоего локтя и стоял довольно долго — содовая уже почти вся выдохлась. А когда ты, наконец, выпрямилась, то толкнула так слабо, что мне пришлось самому выливать на себя эту содовую, чтобы создать повод для извинений.

Он обезоруживающе улыбнулся.

— Понятно, — сказала я. — Но ты зря ругаешь фотографию. Сейчас на мне не мое лицо, — и я объяснила, что проделала со мной Герди.

Декстер пожал плечами.

— Тогда смой как-нибудь все это и дай мне поглядеть на настоящую Подди. Вот ее я — могу спорить — узнаю. Понимаешь, милая, «случайность» была подстроена лишь наполовину, так что мы квиты.

— Это как же?

— Вначале меня, в честь деда по матери, назвали Декстером, но потом выяснилось, что я — левша. Встал вопрос: переименовать ли меня в Синистера, что не слишком благозвучно и на латыни имеет зловещий оттенок, или переучить на правшу. Переучить не удалось, зато я теперь — самый неуклюжий человек на трех планетах!

В этот момент он как раз ловко прокручивал меня в восьмой фигуре.

— У меня всегда все разбивается и разливается. Если где-то послышится звон разбитого стекла — можно точно сказать — это я. Что было для меня самым сложным — это не разлить содовую раньше времени, — он озорно улыбнулся. — Однако я все же с этим справился. Но попытки переучить меня на правшу все же принесли кое-какую пользу — они заставили меня стать бунтарем. Надеюсь, ты тоже из таковых.

— Н-ну… может быть.

— А я — без всяких сомнений. Меня прочат в председатели Совета, по примеру деда и отца, но я не хочу. Я собираюсь в космос!

— Ух ты! И я — тоже!

Мы бросили танцевать и заговорили о космосе. Декстер хотел стать капитаном исследовательского судна, прямо как я. Только я не стала говорить, что хочу стать пилотом и капитаном; не стоит давать мужчине понять, что ты считаешь, будто сможешь сделать то, что он делает — или хочет делать — лучше всего. А Декстер собирался в Кембридж, изучать парамагнетику и механику Дэвиса, чтобы окончить курс ко времени постройки первых настоящих космолетов. Ничего себе!

— А знаешь, Подди, может, мы даже будем работать вместе! На космических кораблях полно занятий для женщин.

С этим я согласилась.

— Но давай лучше поговорим о тебе. Подди, дело ведь совсем не в том, что ты выглядишь значительно лучше, чем на снимке.

— Да? — я была слегка разочарована.

— Да. Понимаешь, я все знаю о твоем прошлом. Знаю, что ты всю жизнь прожила в Марсополисе. Я-то везде побывал. Учился на Земле, там же совершил гранд-тур: Франция, Италия, Швейцария и т. д. — для завершения образования, слетал на Луну и, конечно же, объездил всю Венеру. И на Марсе тоже был. Ты тогда была еще совсем маленькой… Вот здорово было бы, если бы мы тогда познакомились!

— Спасибо, — тут я почувствовала себя пресловутым бедным родственником.

— Я отлично понимаю, что за кабак творится у нас в Венусберге и как это поначалу шокирует приезжих. Особенно — жителей таких тихих, культурных городов, как Марсополис. Нет, свой город я люблю, но тем не менее способен воспринимать его объективно, потому что имел возможность сравнить. Подди… Ну посмотри же на меня! Самое сильное впечатление произвела на меня твоя самоуверенность.

— Моя… что?

— То есть замечательнейшее, совершеннейшее умение держаться — да еще в таких непривычных условиях! Дядя-то твой где только ни побывал, и Герди, допустим, тоже… Но большинству приезжих, — а они старше тебя — злачные места Венусберга совершенно кружат головы, и ведут они себя так, что просто в дрожь бросает. А ты держишься просто по-королевски. Твой такт и воспитанность…

Он мне нравится! Определенно. После многих лет пребывания в ранге «соплюхи малолетней» такие слова кое-что да значат! Мне даже в голову не пришло, что он, может быть, всем девушкам так говорит — просто не хотелось об этом думать.

Вскоре мы отправились восвояси — Герди решила, что мне пора баиньки. Кларк опять пошел играть, и тут же из ниоткуда возник Хосе. Я хотела было сказать, что Кларку тоже пора домой, но это плохо согласовывалось бы с «тактом и воспитанностью»; к тому же этот поросенок все равно бы меня не послушался. Декстер отвез нас в папином (а может, своем собственном) «роллсе» в «Тангейзер», откланялся и поцеловал нам руки.

Я все думала, попробует ли он поцеловать меня на прощание, и про себя решила не протестовать, только он пробовать не стал. Не знаю — может, в Венусберге это не принято…