Власть и наука - Валерий Сойфер

Распространение книги Медведева, также как приобщение к числу критиков лысенкоизма крупнейших отечественных ученых разных специальностей, сделали за год то, что не удавалось за десятилетия. Научный и нравственный портрет малограмотного человека, но ожесточенного и ловкого политикана, проступил ясно и стал отчетливо виден огромному числу интеллигентов в стране. Хотя усилиями партии коммунистов в стране была рождена интеллигенция "нового типа", хотя воспитанники советских вузов были в подавляющем большинстве выходцами из рабочих и крестьян, приобщение их к культуре, искусству, науке выточило из них не одни лишь винтики, послушно вкручивающиеся в нужном "углублении" государственного механизма, а породило людей с развитыми мозгами. В свою очередь, это неминуемо повлекло за собой индивидуальность мышления. Как ни спорили между собой социологи и критики советского режима о задавленности мыслей, чувств, а, главное, поступков советского человека, как ни сравнивали степень самоутверждения интеллигента западного и советского, и у последнего способность давать оценки и приходить к суждениям не стопроцентно определялась сегодняшней передовицей "Правды". Отсюда вытекал и массовый интерес к делам, тебя лично вроде бы не касающимся, а, тем не менее, волнующим каждого вполне искренне. Этот интерес исключительно возрос после хрущевских нападок на сталинизм и "культ личности" в целом. В обществе вдруг, в масштабах, сильно напугавших власти и самого Хрущева, проявилась тяга к вскрытию язв общества. Многие были готовы принять участие в их лечении и устранении истоков болезни.

В этот момент книга Медведева в одночасье открыла сущность Лысенко множеству людей. Черты его незатейливой биографии, особенности речи, приземленность лозунгов, приемы борьбы с антиподами в науке, которые рождали общие симпатии в тридцатые-сороковые годы, годы, когда простоватого крестьянского парубка вынесло на гребень общественного интереса, теперь вызывали отвращение. Перестала казаться симпатичной недообразованность, стала коробить примитивная упрощенность помыслов "Главного Агронома Страны". Преступной предстала мания неразделяемой ни с кем власти, которая привела к гибели в лагерях и тюрьмах одаренных ученых, цвета русской науки. Ни у кого не осталось и тени сомнений о вреде практических выдумок этого сухопарого, злобного человека. Перестала манить цветистость обещаний, их иллюзорность не подлежала сомнению. Отодвигать далее час ответа за эти преступления больше было нельзя. И многие полагали, что час настал.

Насколько наивными были эти ожидания, показало ближайшее же время. Всем было продемонстрировано еще раз, что Лысенко с комплексом ошибок и преступлений рассматривается партийными лидерами как свой, как правильный и последовательный борец за нужные идеалы, а критики были обвинены в отходе от ленинизма и в буржуазных извращениях.

Первым пострадал Ж.А.Медведев. Его выставили из Тимирязевской академии, и несколько месяцев он оставался без работы. В Москве, центре науки с сотней научно-исследовательских и учебных биологических учреждений, Медведев найти работу не смог. На счастье, в 1961 году в городе Обнинске Калужской области, где была построена первая атомная станция, начали создавать Институт медицинской радиологии АМН СССР, и Медведев нашел место там. Правда, пришлось проститься с Москвой.

Выезд Медведева из столицы не помешал первому секретарю Московского горкома партии и члену ЦК Н.Г.Егорычеву в выступлении на пленуме ЦК КПСС 18 июня 1963 года вспомнить бывшего москвича и обвинить его в идеологических ошибках, в "отходе от ленинских указаний" (36):

"... Ж.А.Медведев, бывший старший научный сотрудник кафедры агрохимии Сельско-хозяйственной академии им. К.А.Тимирязева подготовил к печати монографию "Биологическая наука и культ личности". В этой работе неправильно освещаются основные вопросы развития советской биологии, охаивается мичуринская наука, захваливаются те буржуазные исследования, которые не являются последовательно материалистическими" (37).

Разнес Егорычев и другую книгу Медведева "Биосинтез белков и проблемы онтогенеза", изданную Медгизом. В ней Медведев во вводной главе, описывая общегенетические закономерности, в краткой форме обрисовал основы учения о хромосомах и генах и совсем уж лапидарно сказал о трудностях в развитии исследований в этих областях, связанных с деятельностью Лысенко. Сказанное об этом не занимало и сотой части текста книги. Работа, прошедшая цензуру и разрешенная к выходу в свет, была отпечатана. Положенные десять контрольных экземпляров развезли в ЦК партии, в Книжную палату, в Библиотеку имени Ленина. Неожиданно из ЦК, с самого верха, поступил приказ -- задержать весь тираж. Один из помощников Суслова принес ему экземпляр книги, в котором красным карандашом были подчеркнуты несколько десятков фраз о Лысенко и генетике7. Последовало распоряжение внести исправления. Напечатанную книгу разброшюровали, страницы с "крамольным" текстом вырвали, вместо них был дописан "нейтральный" текст. Но и с этим текстом книга опального автора не удовлетворила идейной направленности секретаря самой крупной партийной организации страны Егорычева:

"...Медведев не сложил оружия, перебазировался в Калужскую область и подготовил к печати (а Медгиз издал) книгу "Биосинтез белков и проблемы онтогенеза", содержавшую те же ошибки. За ширмой наукообразности порой прячутся идейные вывихи!.. В борьбе с буржуазной идеологией мы должны наступать, и только наступать, -- этому учит нас партия!" (38).

К счастью Медведева, Егорычеву не успели доложить еще об одном "проступке" Медведева, а то бы его гнев был во сто раз круче. Он не знал, что Медведев успел "протащить свою вредную идеологию", и в ленинградском издательстве в третьем номере журнала "Нева" за 1963 год В.С.Кирпичникову7а и ему посчастливилось буквально чудом опубликовать статью "Перспективы советской генетики" (39). В статье впервые было открыто сказано, что августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года была следствием произвола Сталина, а ссылки на то, что это непогрешимое и некритикуемое событие в истории советской науки -- выгодны лишь врагам науки типа Лысенко.

Такая вольность вызвала взрыв негодования со стороны вновь назначенного Президента ВАСХНИЛ М.А. Ольшанского. 18 августа 1963 года в печатном органе ЦК партии "Сельская жизнь" появилась его обличительная статья (40), в которой воздавалась хвала мичуринской биологии ("Мичуринской биология обладает неиссякаемой жизненной силой"), а критики осуждены:

"... в последнее время появился ряд произведений, представляющих в извращенном виде положение дел в биологической науке. Вышли, например, две книги Н.П.Дубинина, изданные Атомиздатом... с ложью на советскую биологическую науку статьи продолжает печатать "Бюллетень Московского Общества Испытателей Природы". Не удержался от соблазна клеветы на мичуринскую науку литературно-художественный журнал "Нева"" [речь шла о статье Медведева и Кирпичникова -- В.С.] (41).

Автор видел две главных причины появления таких взглядов:

"... отрыв биологических исследований от практики социалистического сельского хозяйства" (42)

и "преклонение перед зарубежной наукой, стоящей на позициях идеалистического, вейсманистско-морганистского учения... Вместо партийного, критического подхода такие ученые выше всего ставят свое родство с "мировой биологической наукой"..." (43).

Не обошлось и без курьезов. Президент ВАСХНИЛ объявил, что будто бы выведение гибридной кукурузы не было обеспечено успехами генетики, а произошло случайно, и что авторы открытия (был назван один Дж.Шелл) дали ему негенетическое объяснение ("неменделевское", по словам Ольшанского).

Особый вес категорическому осуждению генетики придало то, что через три дня в "Правде" появилась редакционная статья с изложением публикации Ольшанского (44). Кое-какие оценки погромного характера редакция "Правды" сделала самостоятельно. Критиков Лысенко безоговорочно отнесли к разряду мракобесов, идеалистов, механицистов, клеветников -- каждый из перечисленных эпитетов встречался в статье. Сказано было и следующее:

"...бесплодных "пустырей" в науке взяла в свои советчики редколлегия журнала "Нева"... Авторы... статьи в журнале "Нева" видят перспективу мичуринской материалистической генетики, как видно, в ее слиянии с идеалистической концепцией "классической генетики". Такое примиренчество в биологии недопустимо" (45),

хотя даже думать о возможности слияния генетики с лысенковщиной было смешно. Чрезвычайно важным было то место, в котором была дана оценка сессии ВАСХНИЛ 1948 года. Медведев и Кирпичников писали об этой сессии:

"/на ней/ был выдвинут и проведен в жизнь принцип классовости биологии8, принцип необходимости признания коренных различий между генетикой советской и генетикой западных стран... Классическую генетику объявили буржуазной наукой, и она оказалась таким образом "вне закона"" (47).