Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник) - Мэтью Эллиотт

– Трудно винить старого Эмброуза за то, что он посчитал обоих близнецов – Джона и Эвелин – мальчиками. Он никогда не встречал племянников и мало что знал о них до их предполагаемой смерти.

– Вам известно значение слова Doppelgänger, джентльмены? – спросила Эвелин.

– Оно переводится с немецкого как «двойник», верно? – ответил я, тщетно пытаясь поймать взгляд Холмса.

– Не только, доктор, – ответила она, и ее губы сложились в жестокую улыбку. – Так называют дух еще живущего человека, его темную суть[30]. Разве не смешно, как вы считаете? Мы были мертвы для него, почему бы ему не стать мертвым для нас?

– Прошу, мадам, не старайтесь убедить нас, что за вашими преступлениями скрывается нечто большее, нежели вульгарное желание завладеть состоянием дяди.

– Нас вырастила на Лонг-Айленде добрая, но глупая супружеская чета Кейв, – вступил в разговор Джон Скаллион. – Но мы никогда не забывали, кем являлись. На самом деле мы смогли собрать достаточно доказательств нашего происхождения.

– Затем вы приехали в Англию и узнали, что только два человека стоят между вами и кругленькой суммой денег, – добавил Холмс. – Вам стало известно, что в Митеринге вот-вот появятся супруги Смоллвуд, приезжие, которых тут никто не знает. Вы перехватили их по дороге и убили, чтобы занять место своих жертв.

– Кто бы заметил разницу? – презрительно скривилась Эвелин.

– Я, например. Для хозяйки гостиницы вам не хватает кулинарных навыков.

– Брат Тома Смоллвуда тоже бы все понял, – предположил я. – Его приезд стал для вас неприятным сюрпризом, и он был убит.

– А перед этим вы пытали его, стараясь выяснить, угрожает ли что-нибудь вашему плану. Его убийство давало вам идеальный предлог для поспешного отъезда из этих мест. Ведь вы так и так собирались скрыться после смерти Эмброуза. Теперь мы знаем, почему вы не подбросили письмо на порог его дома до убийства юного Гидеона. Слуга мог запросто, без всякой задней мысли, куда-нибудь засунуть его или отложить. Но после гибели молодого Скаллиона послание вряд ли проигнорировали бы. И так возник миф об Охотнике, который создавал впечатление, будто мотивом преступления послужила месть, а не желание завладеть наследством. Убийство молодого Гидеона помогло еще больше замутить воду. Если бы Эмброуз Скаллион умер естественной смертью, как вы рассчитывали, все могло бы пойти по вашему плану. Мне любопытно знать, как он развивался бы в случае успеха?

– Мы бы вернулись в Штаты и предъявили права на наследство дяди через адвоката, – снизошла до объяснений Эвелин. – Или вы здесь называете его стряпчим? И мы добьемся успеха. Не сомневайтесь, мистер Холмс. Только вы двое знаете правду, а это недоразумение легко исправить.

Она подняла ружье, намереваясь выстрелить.

– Советую не совершать необдуманных поступков, мисс Скаллион. Если вы повернетесь налево, то заметите, что сержант Мерримен целит вам прямо в голову из такого же оружия. Не сомневаюсь, что, обыскав номера, он обнаружит кровать, с которой сдернули простыню, чтобы оборудовать мнимое логово мнимого Охотника.

Мисс Скаллион растерянно заморгала и уже не так твердо держала ружье в ослабевших руках.

– Мне прежде казалось, – продолжал мой друг, – что наш милый доктор совсем не умеет притворяться и это похвально. Но теперь я должен поздравить его с отличной игрой сегодня утром. Вам будет интересно узнать, что Эмброуз Скаллион, хотя он и тяжко болен, все еще жив и, без сомнения, будет присутствовать при вашем повешении.

Те немногие детали, которые еще оставались неясными для меня, Шерлок Холмс растолковал, когда мы тем же вечером возвращались обратно в Лондон.

– Меня озадачило то обстоятельство, что тело Смоллвуда нашли так близко от логова Охотника. И я задался вопросом, почему убийца не перенес труп в другую часть леса, чтобы не обнаруживать своего укрытия? Я давно придерживаюсь убеждения, что, если какой-то один факт выбивается из длинной череды рассуждений, логическая цепь выстроена неверно и требуется поискать другое объяснение. Отсутствие в берлоге любых следов человеческого присутствия подсказало мне, что ее подсовывают нам как ложный след. Близнецы извлекли немалую пользу из необходимости убить нежданного гостя, способного разоблачить притворщиков. Устройство логова Охотника послужило сразу трем целям: создать впечатление, будто Джеймс Смоллвуд случайно натолкнулся на Охотника; внушить мысль, что Охотник скрывается где-то в лесу, и, наконец, спровоцировать облаву, идею которой, я уверен, подсказал нашему амбициозному сержанту Джон Скаллион. Все ринулись в лес, и близнецам представилась удобная возможность напасть на Эмброуза.

– Джон участвовал в охоте, – проговорил я с нарастающим ужасом. – Значит, на жизнь дяди покушалась его сестра Эвелин!

– Верно. После того как ее братец выстрелил в лесу, вызвав переполох. Помните, Мерримен был готов остановить охоту?

– Но зачем было ждать допоздна, чтобы напасть на старого Эмброуза?

– Личины, под которыми скрывались Скаллионы в Митеринге, во многих случаях служили им хорошую службу, но порой доставляли и большие неудобства. Ведь им приходилось, хочешь не хочешь, вести дела в «Скачущем пони». Джон не мог не присоединиться к погоне за убийцей «брата». Это вызвало бы подозрения. Поэтому его сестре пришлось обслужить немногих постояльцев гостиницы, прежде чем взяться за смертельную миссию.

– Что ж, Эмброуз Скаллион выбрал подходящую цитату из «Гамлета». В скором времени все члены его семьи «пройдут сквозь природу в Вечность».

– Признаться, я не слишком ценю эту сенсационную литературу[31], Уотсон. Мне больше по вкусу пьесы мистера Мэссинджера[32].

Больше он на эту тему не заговаривал, но спустя несколько часов пробормотал: «Призраки! Призраки!» Что он имел в виду, я так никогда и не узнал.

Забывчивый убийца

Перелистывая мои отчеты о расследованиях Шерлока Холмса, я нахожу подробности не менее сорока семи дел, с которыми, несмотря на прошедшие годы, не стоит, мне кажется, когда-либо знакомить читателей. Нескольких случаев, включая курьезное происшествие с полковником Джеймсом Мориарти и скандальную историю с политиком, маяком и дрессированным бакланом, мне запрещено касаться из-за ограничений, налагаемых законом. Остальные носят слишком деликатный характер, чтобы их обнародовать, ведь они могут сильно смутить кое-кого из участников или их наследников. К примеру, только после недавней кончины мисс Сьюзан Кушинг я освободился от обещания не публиковать рассказ о ее нелепом и волнующем приключении.

Но есть одно дело, которое я изъял из рассмотрения, желая пощадить собственные чувства. Однако меня заставляют к нему обратиться недавние замечания одного из тех, кто почитает себя поклонником моих произведений. Я имею в виду энтузиастов, которые в своем увлечении тем, что, по-моему, считают игрой, культивируют миф, будто опубликованные факты биографии Шерлока Холмса не более чем затейливые выдумки, состряпанные моим литературным агентом. В прошлом я позволял измышлениям этих юнцов выходить беспрепятственно, но я был вынужден принять меры после публикации статьи, в которой утверждается, будто упоминание моего хорошего друга Чарльза Тэрстона в одном из ранних воспоминаний являет собой скрытую рекламу фирмы – производителя бильярдных столов. Я не желаю видеть его память незаслуженно запятнанной, а потому наконец берусь поведать о его кончине, хотя в том деле было много такого, о чем у меня есть причины сожалеть. Особенно удручает меня моя бурная ссора с Холмсом из-за настойчивости, с которой он вел расследование. Но факты всегда предпочтительнее праздных и чрезвычайно вольных домыслов.

Кто-то может посчитать, что после многих лет, проведенных рядом с Холмсом, я должен был бы привыкнуть к неожиданным вторжениям в нашу повседневную жизнь трагического и драматического. Тем не менее я знаю, что не могу описывать упомянутые события февраля 1901 года без того, что более чувствительная натура назвала бы страхом.

Однажды вечером, почувствовав, что не разделяю тяги моего друга и компаньона к сосуществованию в тишине, я отправился в клуб, где после нескольких порций бренди – вероятно, их было больше, чем рекомендуют, – разгонял скуку в компании старых знакомых. Среди них были Джулиан Эмери, Гидеон Мейкпис и Чарльз Тэрстон. Мы так приятно провели время, что я пригласил Тэрстона вернуться со мной на Бейкер-стрит, где я мог попотчевать его еще несколькими рассказами о наших с Холмсом многочисленных триумфах.

Пожав Тэрстону руку, Холмс перестал обращать на нас внимание, перекладывая какие-то предметы на своем столике для химических опытов. Однако игнорировать личность его склада, даже когда она занята своим делом, весьма непросто. Подозреваю, что Тэрстон все больше испытывал неудобство от такого соседства, потому что во второй раз попросил меня объяснить разгадку дела об отравлении в Камберуэлле.