Слово о сыне - Анна Гагарина

Письмо это большое. Идет-идет серьезное объяснение, а потом Юра добавит: «Ну, понял что-нибудь?» Будто над собой усмехнется. Он любил шуткой, улыбкой, перемежать разговор. Так и в письмах:

«Ну, понял что-нибудь? Устно, конечно, я тебе лучше объяснил бы, а если на бумаге все писать, то слишком длинно получится.

Вот и все мои новости. Пиши больше о себе. Как здоровье т. Маруси, как она себя чувствует? Что пишет Надя? В общем, описывай подробнее, как у вас идут дела.

До свидания.

С горячим приветом. Юрий.

Привет от меня передай т. Марусе, т. Оле, Лиде и Гале».

В отпуск Юра приехал вскоре после ноябрьских праздников. Приехал он с уже отросшей шевелюрой, в форме с нашивками сержанта. Конечно, сразу же захотелось все осмотреть, повидать, сравнить. Привез нам подарки. Вообще ни разу не было такого случая, чтобы Юра приехал с пустыми руками. Даже когда учился в ремесленном, где денег у него было меньше некуда, и то что-нибудь да привозил. Племяннику-тезке привез вырезанный из дерева самолетик, который для Юрика стал любимой игрушкой, бережно сохранялся и сейчас передан в музей.

Сходили мы все сфотографироваться. Не хватало только Бориса — он был в армии. Фотографии я получила уже, когда Юра уехал, и нет-нет да и вынимала снимки, чтобы на сына посмотреть. Зоя-то и Валя были рядом, а Юра далеко — скучала я.

Я чувствовала, что Юра хочет о чем-то поговорить со мной наедине. Я догадывалась о чем. В последних весточках из Оренбурга часто мелькало имя: Валя Горячева.

Я сама в его годы только-только познакомилась с гармонистом Лешей Гагариным. Вот только радостью мне с родителями не пришлось поделиться: отец и мама к тому времени умерли. Не с кем было посоветоваться, не с кем планы обсудить.

В один из вечеров, когда мы с Юрой остались одни в доме, подошла я к нему. Поняла, что сам он все никак не решается начать, и спросила:

— Расскажи, сынок, про Валю.

Он обрадовался — трудное начало пройдено, поведал, что познакомился с девушкой на танцевальном вечере в училище.

— Как мы с Алешей! — не удержалась я от воспоминаний.— На посиделках я его встретила.

И пошел у нас разговор. Юра рассказал о Валиной семье. Отец ее, Иван Степанович, работал поваром в санатории, мама вела домашнее хозяйство. В семье было шестеро детей.

— Хорошо, когда в семье много ребятишек! Значит, все к труду приученные, неизбалованные.— Это я знала по опыту, по наблюдениям. Валя была самая младшая среди троих братьев и трех сестер. Она работала на телеграфе, а нынче поступила в медицинское училище.

— Я у них часто бываю,— сказал Юра,— эти праздники тоже отмечал у Горячевых...

Разговор у нас был душевный, откровенный, я спросила:

— Думаешь расписаться?

Юра неопределенно пожал плечами. Но мне показалось, что вовсе не от нерешенности, а потому, что Юра очень ответственно относился к своему слову. Сказал — значит, так будет. Он же еще был курсантом, не мог содержать семью, поэтому, видно, считал, что о женитьбе говорить рано.

Мне хотелось напутствовать его в любви. Знала, что, и не спрашивая, он ждет моего решения. Поэтому сказала:

— Если любишь, то женись. Только крепко, на всю жизнь, как мы с отцом. И радости и горе — все пополам.

Говорила я с ним о женитьбе как о деле решенном, и Юре это было очень по душе. Разговор у нас с ним был долгий. Семейные дела сложные, всякое бывает. Есть такая пословица: «Добрый жернов все смелет, плохой сам смелется».

На другой день Юра сказал, что хочет возвратиться в Оренбург. Я поняла его, не стала упрашивать остаться: его ждала любимая девушка.

Теперь он, уже не таясь, писал из Оренбурга о крепнущей дружбе, о планах. Об учебе сообщал в общих чертах — ведь был он военным человеком, да, пожалуй, мне не все было бы доступно.

Но как-то сообщил, что у него произошло ЧП: получил он тройку. В следующей строчке уточнил: «Мама, не волнуйся, я ее исправил». Знал, что мне сообщение будет неприятно. Это была первая тройка за все время его учебы. Поставил преподаватель справедливо, а Юра извлек урок. Серьезно подготовился и пересдал на пятерку. В этом же письме было: «Мы все потрясены полетом спутника».

Конечно, сейчас можно присочинить, что это его выражение обозначало особую заинтересованность, предопределение судьбы. Нет! Тогда все мы, вся наша страна, весь мир были потрясены этим событием. Не мог его не отметить и Юра. «Не буду пересказывать статьи, знаю, читаете. Но как же здорово! Победа!»

Юра сдавал выпускные экзамены, как всегда, успешно.

Недавно в музей доставлена копия Юриной аттестации: «За период обучения в училище показал себя дисциплинированным, политически грамотным курсантом. Строевая и физическая подготовка хорошая. Теоретически подготовлен отлично. Государственные экзамены по теоретическим дисциплинам сдал со средним баллом — 5. Приобретенные навыки закреплял прочно. Летать любит, летает смело и уверенно. Училище окончил по I разряду. Делу КПСС и социалистической Родине предан. Вывод: достоин выпуска из училища летчиком истребительной авиации с присвоением офицерского звания лейтенант. 26 октября 1957 г.».

С документами я познакомилась значительно позже. Тогда знала: Юра стал лейтенантом, с Валей они расписались, свадьбу будут играть в Оренбурге и в Гжатске.

Чтобы никому из родителей не было обидно.

Мы стали готовиться к встрече молодых. Закололи поросенка, приготовили окорока. Продуктов с нашего огорода хватило бы не на одну свадьбу. Но хотелось собрать стол понаряднее, красивее. Иван Степанович — Юрин тесть — был поваром, профессионалом в деле обставления праздничных торжеств. Мы с Зоей старались, чтобы гжатская свадьба вышла не хуже оренбургской.

Юре, как отлично закончившему училище, было предоставлено право выбора места службы. Он выбрал Заполярье. Мне было понятно решение сына поехать туда, где труднее. Молодость его звала поступать так да пример комсомольцев, отправлявшихся на освоение целины, на строительство высотных плотин, мартеновских цехов...

Приехали наши молодожены. Невестка нам с Алексеем Ивановичем очень понравилась. Зоя, Валентин, их семьи сразу же как родную приняли ее в наш гагаринский круг. Алексей Иванович «для порядку» упрекнул:

— Это что же свадьбу-то играли не в доме жениха?

— Папа, не могли же все мои подруги и Юрины товарищи приехать к вам в Гжатск. Ведь у нас была комсомольская свадьба.— Валя так мило улыбнулась, что Алешину сердитость как рукой сняло.

Я оценила ее такт, ее умение ласковым словом напряженность снять. Алексей Иванович согласно покивал: «Так, так».