Следующий апокалипсис. Искусство и наука выживания - Крис Бегли

На его взгляд, грядущий апокалипсис — это лучшее, что могло с ним произойти, и я его понимаю. В школе Леон был умным, сообразительным и выдающимся спортсменом, но не проявлял интереса к учебе. Мы вместе гоняли на мотоциклах в горах. Он каким-то чудом окончил университет и устроился на работу в газовой компании, пока травма плеча не привела к опиоидной зависимости. Он не работал уже много лет, и я думаю, что у него сохранялись проблемы со злоупотреблением психоактивными веществами. Любое апокалиптическое событие улучшило бы его участь. Его навыки оценят по достоинству, его странные навязчивые идеи признают мудрым предвидением. Он станет важным человеком, с которым будет выгодно общаться. Мне известны подробности его апокалиптической фантазии, потому что он все время о них говорил.

— Я серьезно. В случае чего сразу дуй сюда. Вон там колодец глубиной 60 м, это речное дно способно прокормить сотню человек. И оленей здесь предостаточно.

Однажды я взял его с собой в Гондурас, в дождевой лес. Во время следующего апокалипсиса он наконец-то сумеет мне отплатить. Для Леона крах стал бы лекарством от нищеты и зависимости. Возможно, он избавил бы его от отвращения к себе. В период апокалипсиса он превратится в ценного представителя общины. Не то что сейчас. Леон ждет, чтобы все рухнуло, и его можно понять, учитывая его нынешнюю тяжелую ситуацию. Даже некоторым моим студентам колледжа, находящимся в гораздо более приятных жизненных обстоятельствах, грядущий апокалипсис видится со знаком «плюс».

Об этом думал каждый из нас. Что мы сделаем, когда мир рухнет? Мы то и дело придумываем истории об апокалипсисе. Некоторые из них — сплошной вымысел, а некоторые отражают наши лучшие представления о будущем. Создаваемые нами рассказы становятся реальностью, которую мы ожидаем увидеть. Эти истории многое рассказывают о нас самих, в том числе о том, что мы хотим сейчас, на что надеемся и чего боимся в будущем. Похоже, сегодня мы достигли новых высот в создании апокалиптических и антиутопических повествований. Даже беглый просмотр апокалиптических тем наводит на сотни фильмов и тысячи книг о мрачном будущем. Они настолько популярны, что, когда я переименовываю свой курс «Как выжить в дикой природе» в курс «Как выжить после апокалипсиса», интерес ко мне возрастает вдвое. Гвендолин Фостер назвала это «апокалиптическим развлечением»{68}.

Безусловно, представления СМИ об апокалипсисе порождают энтузиазм, но в то же время сужают параметры нашего мышления. Дискурс имеет значение, и все, начиная с нашего словарного запаса и заканчивая темами, на которых мы решаем сосредоточиться, влияет на то, как мы о чем-то думаем или даже как мы это себе представляем. Угрозы и страхи, отраженные в апокалиптических повествованиях, являются метафорами напряженности, царящей в реальном мире. От критики расовой справедливости до ксенофобии, которая лежит в основе сюжетов, ничто не сводится только к зомби или комете. Страх вызывает не вирус или стихийное бедствие или, по крайней мере, не только они. Это четко проявляется в нашем недавнем опыте борьбы с пандемией. Реакция на Covid-19 отразила политическую и культурную напряженность, и пандемия стала полотном, написанным этой борьбой. Как и в вымышленных апокалиптических повествованиях, непосредственная угроза стала шифром, скрывающим истинную проблему.

У некоторых из этих фантазий имеется темная сторона. В ряде случаев риторика, сопровождающая апокалиптические образы, возвращает нас к традиционному укладу жизни, который вызывает сплошь положительные коннотации своими картинками спокойной доиндустриальной сельской жизни в кругу семьи, где тяжкий труд окупается сполна. Конечно, в Соединенных Штатах подобный уклад жизни был реальностью лишь для некоторых групп. Для большинства женоненавистничество, расизм, гомофобия и другие «традиционные» взгляды сделали бы возврат к прошлому по большей части негативным. Status quo ante традиции является более токсичной версией status quo, особенно для тех, кто не защищен привилегиями. В то время как более широкое современное общество считает эти идеи отсталыми и фанатичными, постапокалиптический мир предлагает возможность их принять. Эти истории сообщают о том, как мы думаем о прошлом, настоящем и будущем, и влияют на характер наших действий.

Исчерпывающего обзора апокалиптической литературы я проводить не стану. Сюжеты, которые я рассмотрю на следующих страницах, нашли отклик в моей душе как подходящие примеры кризисных историй, формирующих наше видение будущего. Несколько современных апокалиптических повествований стоят для меня особняком либо из-за их места в истории жанра (роман «Молот Люцифера» и фильм «Ночь живых мертвецов»), либо потому, что воплощают определенный подход или точку зрения (роман «One Second After»). Несколько работ выделяются, поскольку являются шедеврами определенного жанра, например роман Кормака Маккарти «Дорога», роман Н. К. Джемисина «The Fifth Season» или фильм «Безумный Макс: Дорога ярости». Из любой тенденции, которую я обозначу, есть исключения, и я не утверждаю, что выделенные мною сюжеты встречаются в каком-то определенном проценте повествований. Здесь это не важно. Меня интересуют те истории, которые переходят от повествования к реальной жизни либо в наших действиях, либо в нашем воображении.

Существуют тысячи рассказов на тему апокалипсиса. Как и большинство из нас, я знаком со многими из них и считал, что все в них понимаю. Но я не понимал. Я едва коснулся поверхности. Некоторые повествования рисуют мрачную и жуткую картину, как, например, «Дорога» Маккарти, в которой главный герой сражается в безнадежной битве, чтобы защитить своего маленького сына от людоедства, жестокости и отчаяния мертвого мира. Фильм «Время волоков» Михаэля Ханеке представляет собой аналогичное мрачное видение постапокалиптического мира, в котором французская семья находит потенциальное убежище в своем загородном доме, на который уже претендуют враждебные незнакомцы. Не найдя помощи и не зная, куда идти, они ждут поезда, чтобы он увез их из хаоса. Никто из нас не хотел бы себе такого будущего. Это мрачные, безнадежные и безжалостные версии грядущих событий.

Иные примеры показывают, что мысль об апокалипсисе чем-то нас привлекает. Что-то в этой воображаемой реальности находит в нас отклик, и нам хочется в ней оказаться. Возможно, причиной тому являются фильмы о войне, которые мы видели в огромном количестве. Жуткая реальность войны в них представляется нам приключенческой историей или героической эпопеей. Возможно, то же самое мы делаем с «апокалипсисом», очищая его и романтизируя то, что ужасно по своей сути. Однако не исключено, что радикальные перемены не будут столь негативными. Конечно, что-то изменится. Возможно, крах станет предлогом для того, чтобы начать все сначала и сбросить накопленное бремя.

Ясно одно: будущие апокалиптические сценарии представляются нам не такими, как те катастрофы, что мы переживаем на самом