Мир Маньяка - Владимир Уваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шли годы…
Всё было тихо и спокойно. Но как-то, в один день удивительно тёплого сентября мамуля тихо ушла из жизни. Она не болела, просто, наверное, жить ей перестало нравиться. После Сашеньки, так внезапно странно покинувшего её, у неё кроме сына никого не было. Да и любимый сын изменился, нет, он не грубил, помогал по дому. Но в его глазах появилось что-то сильно не похожее на былую любовь.
Мама Николеньки умерла, и в этот день родился Бегокол. Её смерть послужила триггером[46] для превращении Коленьки в него…
– Надо проведать моё орудие труда, – подумал Николай Усов.
И из схрона в гаражах, к которому он не подходил много лет, достал приспособление для накалывания чеков.
– Удачливые, успешные, знаменитые… Вы все знаете у меня где? – и он крепко сжал в руке железку, которая для него была больше, чем волшебная палочка.
Сам гараж он срочно продал. Вычеркнул его из своей памяти вместе с отчимом.
А деньги…
Деньги ему понадобятся в его новой жизни.
Почему в его голове всё перемешалось – зависть отчима к людям, ненависть к отчиму, смерть любви к маме – было непонятно, и родилось то, что родилось.
Теперь ему надо было доказать всем, что они – не больше чем дичь. Пускай и знаменитая.
Глава 20. Набережная имени Бомонда
Почему москвичи облюбовали Андреевскую набережную для своих пробежек, уже мало кто помнит, но со временем здесь образовался своего рода фитнес-бомонд, и пробежаться здесь более или менее значимое медийное лицо было просто обязано.
Конечно, зрителей и поклонников тут тоже хватало, но вели они себя спокойно, можно даже сказать – незаметно.
Активных папарацци вывели здесь как класс. Нет, конечно, фото кое-кто делал, но издалека, дабы не быть битым – люди здоровьем занимаются, а он со своим фотоаппаратом.
И завели эту традицию фанаты, у них даже клуб на этой почве был создан. Чтобы увидеть своих кумиров, надо было просто не мешать им. Конечно, хотелось бы пообщаться с ними, «отселфироваться», чтобы потом тебя «отлайкали» по полной. Но тогда бы это место, где царило перемирие между царящими и страждущими, превратилось в Содом и Гоморру. И первых – как ветром бы сдуло.
Впрочем, за спокойствие на набережной они позволили организовать пару мест, где позволительно у них было взять автограф и даже сфотографироваться. И туда, на эти островки общения время от времени забегал то музыкант, то артистка, отдавая себя на мягкое растерзание. Но стоило медийной жертве дать знак, как толпа возле неё моментально рассеивалась – за этим пристально следили активисты клуба, обычно с телом и наружностью не позволяющими сомневаться, что правила надо соблюдать…
Стоял тёплый московский вечер. Не поздний – солнце ещё не село, а ещё продолжало разглядывать эту необычную страну под названием Москва.
Людей на пробежке было предостаточно, бывало даже, что кто-то мог зацепить другого бегущего.
Татьяна Виткова вполне могла ещё пяток лет не истязать себя пробежками – фигура от этого не пострадала бы. Поскольку, на взгляд большинства, она была просто совершенство. А тут ещё просто порхающий бег, лёгкий, слаженный. Казалось, что сидя на скамейке или в крайнем случае на газоне, можно было как бы побывать в её компании и потом долго рассказывать знакомым и сослуживцам:
– Недавно бегал, в компании Тани. Какой? Витковой!
Стоять возле дорожки не рекомендовалось – от такого фантастического зрелища вполне могла закружиться голова, и остолбеневший от своих чрезмерных переживаний и ощущений так же столбом мог упасть на дорожку, и то, что при этом он вполне мог расквасить себе нос волновало мало кого, а вот то, что он мог помешать бегу патрициев, было совершенно недопустимо.
Татьяна бежала, наслаждаясь взглядами и купаясь в концентрированном вниманием к себе. Окружающие тоже любовались, и не только её лицом, но и всеми остальными частями тела, облачённого в очень облегающие одежды.
В воздухе витало всеобщее наслаждение…
Вдруг – несильный толчок, как видно, кто-то не смог уйти от столкновения с Татьяной – нечаянно или нарочно.
– Не могли бы вы… – окончить фразу у неё не получилось, во время толчка особой боли не было, но затем кольнуло как-то слишком сильно, и сердце будто облили крутым кипятком.
Затем – странно перехватило дыхание. Ноги ещё несли её вперёд, но стали заплетаться, и тело завалилось вбок. Последнее что она увидела – это лицо того, кто её толкнул, оно было радостное и счастливое.
Она так и упала с удивлёнными от всего произошедшего глазами и уже не слышала испуганный женский визг и топот множества ног, бегущих ей на помощь людей.
Татьяна Виткова везде стремилась быть первой. И даже в последние минуты своей недолгой, но яркой жизни ей тоже это удалось – она стала первой жертвой маньяка, которого потом прозвали Бегокол.
Минут через сорок, если посмотреть с высоты птичьего полёта, набережная превратилась в большой комок людей с центром, обнесённым сигнальной лентой, в середине которого лежала молодая девушка. Она, впрочем, выглядела как большой ребёнок с лицом очень напоминавшее белую фарфоровую маску – Белое Удивление.
А вокруг крутился цветной калейдоскоп тех, кто выполнял свою нелёгкую работу, хотя, отсюда, сверху это напоминало броуновское движение, но только для того, кто не понимал алгоритма этой работы.
Глава 21. Друзья знакомятся с Бегоколом, пока – заочно
Кот приехал на набережную раньше всех и сразу стал осматривать тело. Как и все нормальные люди – впрочем, это определение достаточно спорно – он никак не мог привыкнуть к такому зрелищу: ещё час назад это был человек, он ходил, любил и ещё много чего с ним происходило, а сейчас это…
Но работа есть работа…
Его мысли прервал голос:
– Удар сзади, чем-то очень тонким. Думаю, она даже ничего не успела понять. Хотя боль скорее всего была, но терпимая.
– Ву, ты на скольких убийствах со мной побывал?
– Ни на одном. Мы с тобой ещё ни одного человека не убили. Но какие наши годы. А вот на местах преступлениях – на многих.
– Шутишь всё, я вот об этом как раз… Тебе жалко их бывает? Или ты – как на съёмках фильма, там ведь всё понарошку. Эмоции у тебя, конечно, есть, но это точно не грусть и жалость?
– Объяснить?
– Да, объясни!
– Прямо сейчас?
– Да! – Кот даже повысил голос. – Только давай в сторону отойдём. Надо продышаться.
И они вышли из зоны оцепления и толпы людей, которые не хотели расходиться.
– Бес… Проблем… – иногда Ву чуть менял фразы, и они обретали совершенно другое значение.
И действительно: беда не в наших «Проблемах», а в «Бесе»,
