Озеро душ - Даррен Шэн

— Я тоже заметил это, — кивнул Харкат. — Он рассказывает отчасти всю ложь — вчера вечером он… сказал, что был помолвлен с японской принцессой — но… только когда он рассказывает о своей работе… на «Принце Парие», у него появляется этот увертливый взгляд.

— Как думаешь, что он скрывает? — спросил я.

— Понятия не имею, — ответил Харкат. — Я сомневаюсь в этом рассказе — здесь… нет никаких пиратских судов.

— По крайней мере, мы ни одного не видели, — усмехнулся я.

Харкат изучил спящего Спитса — тот пускал слюни в свою неопрятную бороду — затем сказал спокойно: — Мы можем оставить его… если ты хочешь. Он будет спать в течение нескольких часов. Если мы уходим сейчас и пойдем… быстро, он никогда не сможет найти нас.

— Ты думаешь, что он опасен? — спросил я.

Харкат пожал плечами. — Может быть. Но должна быть причина, почему… мистер Тайни оставил его здесь. Я думаю, что мы должны взять его. И его сеть.

— Точно, сеть, — согласился я. Прочистив горло, я добавил: Также есть его кровь. Мне нужна человеческая кровь и скорее.

— Я думал об этом, — сказал Харкат. — Поэтому я не остановил его… когда он напивался. Ты хочешь взять немного сейчас?

— Возможно, я должен подождать, когда он проснется и спросить его, — предложил я.

Харкат потряс головой. — Спитс суеверный. Он думает, что я демон.

— Демон! — засмеялся я.

— Я сказал ему, кем я… был в действительности, но он не стал слушать. В конце концов я согласился с его убеждением… что я безопасный демон — имп (бесёнок). Я рассказал ему о вампирах. Он верит в них, но думает, что они… злые монстры. Он сказал, что вонзит кол… в сердце первого, которого встретит. Я думаю, что ты должен пить от него в то время, когда он спит, и никогда… не сообщать ему, кто ты в действительности.

Я не любил делать это — я не испытывал никаких сомнений в своей правоте о питье тайно от незнакомцев, но в редких случаях, когда я должен был пить от людей, которых знал, я всегда спрашивал их разрешения — но я поклонился перед знаниями Харката относительно Спитса Абрамса.

Подкравшись к спящему пьянице, я обнажил его левую ногу, сделал маленький надрез ногтем правого указательного пальца, прижал рот и начал пить. Его кровь была разбавленной и отдавала алкоголем — он, должно быть, выпил огромное количество ирландского самогона за эти годы! — но я был вынужден глотать её. Когда я выпил достаточно, я отпустил его и подождал пока кровь вокруг пореза засохнет. После этого я почистил порез и опустил штанину вниз.

— Лучше? — спросил Харкат.

— Да, — я рыгнул. — Я не хотел бы пить от него часто — в его венах ирландского самогона больше чем крови! — но это восстановит мои силы и будет поддерживать меня в течение следующих нескольких недель.

— Спитс не проснется до утра, — отметил Харкат. — Мы должны будем ждать… до завтрашней ночи, чтобы отправиться в путь, если ты… не хочешь рисковать путешествовать днем.

— С драконами, бродящими наверху? Нет, спасибо! Так или иначе, дополнительный день отдыха не повредит — я всё ещё восстанавливаюсь после нашей последней стычки.

— Между прочим, как ты… заставил его отпустить тебя? — спросил Харкат, когда мы устроились на ночлег. — И почему он… улетел и оставил нас?

Я вспомнил, как кричал дракону, чтобы тот отпустил меня, и рассказал Харкату, что случилось. Он уставился на меня, не веря, потом мигнул(?) и сказал — Я всегда имел дело с глухими животными! И я оставил это, даже при том, что я так же был поставлен в тупик странным отступлением дракона.

ГЛАВА 15

Я думал, что у Спитса будет болеть голова, когда он проснется, но он был в прекрасной форме — он сказал, что никогда не страдал от похмелья. Он потратил день, убирая хижину, приводя всё в порядок на случай если он когда-нибудь вернется. Он припрятал кувшин ирландского самогона в дальнем углу, а остальные упаковал в большой мешок, который планировал нести на плече вместе с запасной одеждой, рыболовной сетью, несколькими картофелинами и высушенными пластинами рыбы. У Харката и меня почти ничего не было, чтобы нести — кроме зубов пантеры и студенистых земляных шаров, большинство которых мы подвесили — так что мы предложили Спитсу разделить груз между нами, но он не захотел слышать этого. — У каждого человека свой собственный крест, — пробормотал он.

Мы собирались в течение дня. Я убрал волосы с глаз, отрезав их одним из ржавых лезвий Спитса. Мы заменили наши ножи ручной работы, большинство из которых мы потеряли в озере, настоящими ножами, которые имелись у Спитса.

Харкат зашил дырки на своей одежде кусочками старых ниток.

Когда наступила ночь, мы отправились на юго-восток к горной цепи в отдалении. Спитс был удивительно угрюмым, когда оставлял свою хижину. — Это самая близкая вещь к дому, который я имел с тех пор как убежал в море, когда мне исполнилось двенадцать, — вздохнул он, но несколько глотков ирландского самогона улучшили его настроение и к полуночи он уже пел и шутил.

Я волновался, что Спитс рухнет — его ноги тряслись хуже, чем студенистые земляные шары, которые мы стащили — но насколько пьяным он ни был, он не снизил темпов, хотя весьма часто «черпал трюмную воду». Когда утром мы разбили лагерь под густым деревом, он свалился уже спящий и громко храпел весь день. Он проснулся незадолго до заката, облизал губы и достал самогон.

За следующие несколько ночей погода ухудшилась, так как мы оставили низменность позади и достигли гор. Дождь шел почти постоянно, сильнее, чем прежде, пропитывая нашу одежду и оставляя нас мокрыми, замерзшими и несчастными — кроме Спитса, который грелся ирландским самогоном и одобрял его независимо ни от каких условий. Я решил попробовать немного варева Спитса домашнего приготовления, чтобы посмотреть, как оно борется с унынием. Один глоток и я катался по земле, тяжело дыша, выпучив глаза. Спитс смеялся, пока Харкат лил мне воду в рот, затем убеждал меня попробовать снова. — Первый глоток наихудший, — смеялся он. Сквозь хриплый кашель я твердо отказался.

Было трудно понять, что делать со Спитсом Абрамсом. Большую часть времени он воспринимался как забавный старый моряк, неотесанный и грубый, но мягкий внутри. Но так как я провел много времени с ним, я думал, что многое в его стиле речи казалось преднамеренно театральным — он говорил с характерным акцентом намеренно, чтобы создать впечатление, будто он был легкомысленным. И были времена, когда его настроение омрачалось, и он зловеще бормотал о людях, которые предали его так или иначе.

— Они думали, что они были настолько высокими и могущественными! — заворчал он однажды ночью, переплетаясь пьяно под облачным небо. — Лучше чем старый немой Спитс. Говорили, что я был монстром, не подходившим, чтобы разделять судно с ними. Но я покажу им! Когда я доберусь до них, я заставлю их страдать!