Наследник империи, или Выдержка - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну как?
— Супер! Мне нравится ваш репертуар.
— Спеть еще? — с готовностью предложила она.
— Теперь моя очередь вас развлекать. На вашем месте я позвонил бы квартирной хозяйке Сгорбыша и попросил ее приехать, — сказал я ей. — Похоже, у нее проблемы.
Я распахнул дверь. Она заглянула в квартиру и ахнула:
— Господи!
— Вот именно.
— Говорила я Вальке! — с торжеством сказала соседка. — Предупреждала! Не сдавай жилплощадь! Какие ж люди до денег жадные! Расхлебывай теперь! Сейчас я ее обрадую!
И она исчезла за дверью своей квартиры. Что касается меня, я вышел из подъезда и направился к машине. Моя миссия была выполнена.
Они меня дождались. Я уже начал к ним привыкать. Кивнул издалека и хлопнул дверцей. Поехали!
Я решил не откладывать дело в долгий ящик и направился в редакцию. Машина с тонированными стеклами по-прежнему следовала за мной, но я не обращал на нее внимания. Привык. Этот день был насыщен событиями. В редакцию меня пропустили беспрепятственно, хотя, пока я мотался по московским пробкам, рабочий день подошел к концу. Половина сотрудников уже разошлась. Лето, кому ж охота в офисе сидеть? Все ищут предлога, чтобы время, проведенное на работе, сократилось до минимума. Тетя Клава, сидевшая на вахте, спросила только:
— Решил вернуться, Леня?
— Подумываю об этом, — улыбнулся я.
— А здесь без тебя скучают.
Я вспомнил об обманутых женщинах, которые сделали альбом для холеной блондинки, предназначенный в подарок директору комбината. Месяца не прошло, а нет уже ни Сидора Михайловича, ни Лели. Значит, я свободен от обещаний. Я шел по коридору и машинально улыбался. Мне было больно: я вспомнил Сгорбыша, который никогда уже не пройдет на свое рабочее место по этому же коридору. «От боли плачут». Кто бы меня этому научил?
В студии ничего не изменилось. Шушукался «задник», раскачивались стулья, хрустели карандаши. «На птичьих правах» высиживали на жердочках до упора, ведь все они мечтали сделать карьеру. А вот начальство уже разбежалось: в офисе я никого из них не приметил, а двери кабинетов были заперты. Не надо быть Штирлицем, чтобы определить это, не дергая за ручки. К моему удивлению, на нашей со Сгорбышем половине горел свет. На мой взгляд, его было многовато. Я вошел. На высоком табурете, похожем на те, что стоят у стоек в барах, неестественно выпрямив спину, сидела приглашенная звезда. К интервью, которое она должна была дать, прилагались фотографии. Возле нее суетилось Длинношеее.
Девочку я знал. Мы раньше встречались на тусовках. Хотя «девочка» — это мягко сказано. Она была солисткой поп-группы, образовавшейся в тот год, когда я сорвался и пустился в бега. Во времена моих дальних странствий и взошла ее звезда, но света от нее оказалось так мало, что он терялся вблизи долгожителей шоу-бизнеса. За эти годы я поумнел, а она, напротив, располнела и потеряла свое место в девичьем трио. Теперь она пыталась сделать сольную карьеру, но денег у нее было мало. Немного их, похоже, и у ее спонсора, раз она пришла давать интервью в наш журнал. Рейтинг его, конечно, вырос, но есть издания и покруче. Знающие себе цену звезды предпочитают заплатить больше, но зато мозолить глаза всем. Месяц красоваться на видном месте во всех киосках страны и собрать на свое лицо всю шелуху от семечек нашей необъятной родины. Я лично видел, как на мою мать, сидя на лавочке в сквере, плевалась очистками неопрятная особа с сальными волосами. Они за тебя заплатили, могут хоть с кашей съесть. Можно лишь сделать вид, что не имеешь к этому никакого отношения. И улыбаться. Но пустившейся в свободное плавание «девочке» такая дешевая популярность нужна до зарезу. Между нами не было даже намека на роман, тем не менее она считала себя вправе интимно целовать меня в щечку и с намеком гладить мою руку. Вот и сейчас, едва я вошел в студию, она вскочила с радостным воплем:
— Лео! Привет!
И бросилась мне на шею. Я попал в неловкое положение. Меня облизывали на глазах у парня, чья шея от любопытства все увеличивалась в размерах, так он тянул ее в нашу сторону. Слава богу, я здесь больше не работаю, и мне нет надобности шифроваться. Пусть узнают наконец, кто я такой. Облобызав меня, она тем не менее сказала:
— Тебе придется подождать. Моя очередь. — Видимо, она подумала, что я пришел за тем же — давать интервью и на фотосессию. Вдруг решил запеть? — Но я скоро освобожусь. Подкинешь до дома?
— Разве ты не на машине?
— Ну, это не проблема! Хочешь — поедем на твоей.
— Боюсь, у меня дела.
— А у меня сегодня день рождения!
— Поздравляю.
— А подарок?
— Запиши на мой счет, — небрежно сказал я.
— Хотелось бы натурой.
— Милая, я не форме.
— У тебя что, месячные? — хихикнула она.
— Годовые.
Я начал злиться. С некоторых пор пустой треп меня утомляет. Ну что им всем от меня надо?
— А я слышала, ты свободен.
— Информация устарела. Я женюсь.
— Ах, вот оно что! И на ком?
— Есть одна девушка.
Я уверен, что есть. Только где?
— Что ж… — протянула она разочарованно. — Но если ты передумаешь…
— Я знаю, где тебя найти.
— Ну, что ты стоишь? — набросилась она на Длинношеее. — Тупица! Долго я буду ждать?
— Сейчас, сейчас. — Он начал суетиться, неумело возиться с зонтиком, дабы направить свет. Ему требовался помощник. Глядя на него, я невольно морщился. Кто его сюда пустил? Достойной замены не нашлось? Это же варварство!
— Дай сюда, — не выдержал я и отобрал у него фотокамеру. К счастью, она была цифровая. Станет Длинношеее возиться с пленкой! — Отойди в сторону. С зонтом отойди, идиот! Левее. Правее. Ниже. Стоп! Замер! И ты замерла.
— О! — только и сказала «девочка». Меня она слушалась беспрекословно. Уж я-то знаю, как обращаться со звездами! — Расслабься, милая.
— О!
— Подумай о чем-нибудь приятном.
— О! — Она сладко зажмурилась, я мстительно щелкнул затвором. Получилась «свинка»: прищуренные глаза и толстые щеки. Потом опомнился: надо спасать Длинношеее и наш полугламурный журнал. Я нежно улыбнулся враз поплывшей модели.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Я здесь, рядом. В такие моменты не надо закрывать глаза. Распахни их пошире. Я хочу это видеть. Не на меня смотри. Вдаль. Дрожи ресницами. Твои глаза влажны от избытка чувств. Парень, в сторону с зонтом. Опустил. Чуть выше. Подбородок вверх. Чуть ниже. Стоп! Оба застыли! — Я раза три щелкнул затвором и протянул ему фотоаппарат: — На, держи. Чудовище!
Он быстренько просмотрел сделанные кадры и сказал:
— Супер! Ну, прямо как Горб! Вам нравится?
Звезда спрыгнула с табурета и подскочила к нему.
— А ну, дай!
Потом тоже сказала:
— Супер! Лео, а я и не знала, что ты этим балуешься! Где ты научился?
— В МГИМО, — раздраженно ответил я.
— А кто будет снимать тебя?
— На сегодня с меня уже хватит съемки.
Я пережил Лену, почти пережил особу, у которой сегодня день рождения, мне надо подумать и о деле. К счастью, у нее зазвонил мобильный телефон. Минут пять она с кем-то ворковала. Я собирался с мыслями, Длинношеее просматривал фото.
— Ну, вылитый Горб! — с чувством повторил он. — Мастер!
— Да, я кое-чему у него научился, — небрежно ответил я.
— А вот у меня не получается, — вздохнул парень.
— Зато у тебя другое получается. Шпионить.
Я подошел к столу и выдвинул ящик. «Девочка» закончила разговор по телефону и нетерпеливо спросила Длинношеее:
— Ну, все?
— Я думаю, этого достаточно, — важно ответил тот.
— Тогда я полетела. Лео, пока!
— С днем рождения, — усмехнулся я.
— Что? Ах да, — спохватилась она. Так и есть: соврала. День рождения у нее где-нибудь в январе. Но вдруг да прорежет?
Как только «девочка» исчезла, Длинношеее захихикало:
— Я так и думал, что ты тот самый Леонид Петровский. А мне никто не верил.
— Что значит, тот самый? — грозно спросил я.
— Я навел справки, — по-взрослому сказал он. — И мне стало понятно, почему она тебе дала.
— Стоп! — скомандовал я. И схватил его за грудки. Тряхнул, а потом толкнул в темный угол на стул: — Сидеть. Значит, это твоих рук дело?
— Ка-ка-кое дело? — залепетал он.
— Фотографии в Интернете? Звезда сериала. Обнаженка. Я понял, почему Сгорбыш стал запирать ящик. Ты их выкрал, так?
— Я то-то-только карту.
— Карту памяти?
— Я ве-ве-вернул.
— После того, как дал скопировать. За сколько ты ее продал?
— Пя-пя-пять штук.
— Доллары?
— Да.
— Дешевка!
Мне хотелось его убить. Вот она, английская булавка! Павел Сгорбыш ни при чем. И тут я сообразил: здесь подозрительно тихо. «Задник» молчит. Даже стулья не скрипят. Но молчать они не умеют. Значит, внимательно слушают. Не хватало при них устраивать разборки! Я еще разок тряхнул Длинношеее: