Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро - Адам Бревер

По сценарию от нее требуется повернуться и в отчаянии прокричать поймавшим лошадей мужчинам, что они убийцы. Ее последний монолог – призыв сохранить все как есть, не дать миру рассыпаться. Здесь не будет крупных планов. Будет только женщина, пытающаяся удержать равновесие в мире, который несется слишком быстро…

Артур нервно расхаживает туда-сюда, говорит что-то Хьюстону, пишет, потом, наклонившись к режиссеру, показывает ему планшет. Гейбл сидит в режиссерском кресле, том самом, на котором написано ее имя. Запахивает плотнее куртку; глаза его прячутся в тени громадной шляпы. Его протянут по дну озера на веревке – он настаивает на том, что сам исполнит все свои трюки, – и впервые за последние три месяца он выглядит по-настоящему изможденным. Утром Гейбл сообщил, что его жена Кей ждет ребенка. Известие об этом, должно быть, подкосило его и даже, может быть, напугало. Тем не менее он держался бодро, с искренней радостью отвечал на поздравления, жал руки и обнимался. Потом устроился в кресле и уже почти не вставал. Только смотрит под ноги.

Все собрались возле камер, ждут инструкций. Мэрилин стоит на месте, стараясь держаться в роли, пока режиссер не даст команду. Хьюстон исчезает за шторой в кузове грузовичка, кашляя как фырчащий мотор. Скорее всего, проверяет, правильно ли установлены камеры, соблюдены ли ракурсы и, вообще, все ли в порядке.

Артур все расхаживает взад-вперед, понемногу смещаясь к Пауле. Они почти не разговаривали с тех пор, как разошлись по разным комнатам. И не то, что она злится или чем-то недовольна. Ей просто нечего сказать. Артур же сохраняет дистанцию, стараясь не дать повода для вспышки. Он, похоже, уже готов к тому, что картина провалится, и заметно нервничает. Боится, что в эти последние дни она сломается перед камерой. Артур говорит что-то Пауле, та, как всегда, сдержанно кивает и, повернувшись к Мэрилин, делает жест ладонями, призывая успокоиться. Какое странное приятельство: Паула никогда Артуру не нравилась, Страсбергов он считает сектантами, а теперь вот пытается сблизиться с ней. Неужто действительно так сильно волнуется? Неужто еще не заметил, что камера почти всегда придает ей уверенности?

Поднимается ветер. По песку крадутся тени. Мэрилин остается на месте. Пританцовывает. Трясет руками. Разминает шею. Снова и снова повторяет текст. Как тряпичная кукла, ждущая команды ожить.

Хьюстон выходит из-за черной шторы и спускается на землю. Хлопает руками, топает и, словно это заранее подготовленный фокус, на мгновение исчезает в поднявшемся облачке пыли. Съемочная группа собирается вокруг него. Он отряхивается от пыли. Отворачивается, откашливается в сторонку. Паула машет Мэрилин, чтобы та подошла ближе. Съемки откладываются, объявляет свое решение Хьюстон и объясняет, что для сцены нужно хорошее естественное освещение, а день уже клонится к вечеру, и небо хмурится. Все переносится на завтра. Мэрилин чувствует на себе недовольные взгляды, как будто перемена в погоде – тоже ее вина.

Гейбл поднимается и смахивает пыль с джинсов.

– Ну что ж, я только рад.

Он говорит, что хочет осмотреть автомобильную коллекцию Харры. Это единственное, что интересует его в Рино. Кто-то спрашивает, не перевезти ли в «Mapes» его жену Кей. Гейбл качает головой, шутит, что из всего старья ей нравятся только актеры. Люди расходятся по своим делам, посмеиваясь: мол, бюджет картины и без того давно превышен, так что еще один день ничего в этом плане не изменит.

Мэрилин не обращает ни на что внимания. Смотрит на небо – вот бы подул ветерок и унес тучи! Но они растянулись до самого горизонта, и за ними уже не видно синевы. Не видно горных вершин. Она не хочет, чтобы Хьюстон переносил съемки. Она настроена снять сцену сегодня. И дело не в том, что сегодня она хорошо помнит текст. Иногда вдруг наступает такой момент, когда твой персонаж полностью овладевает тобой и готов проявить себя. Так случается. Ни с того ни с сего. Если бы она могла – собрала бы всю оставшуюся силу и разогнала тучи своим дыханием, оставив себе ровно столько жизни, чтобы отдать ее перед камерой!

Позабыв обо всех, Мэрилин идет неторопливо, как будто прогуливаясь по дну высохшего озера, и снова оказывается на том месте, где произносит свой монолог Розлин. Свет в пустыне желтеет, делается почти матовым, и запах неба начинает меняться на сладковатый, с затхлостью, аромат. Рабочие убирают операторский кран. Трейлеры с животными уезжают. Прожектора уложены в ящики. Гейбл уехал, а за ним и почти вся команда. Оставшись одна, она заставляет себя представить, что бы чувствовала в этот самый момент Розлин, но потом гонит эти мысли, сама себя ненавидя за это.

Середина октября 1960-го: съемочная площадка «Неприкаянных», озеро Пирамид, штат Невада

Камера наезжает на Гейбла. Он лежит на земле – в кожаных чапсах[4] и сапогах, на руках перчатки – и держится за привязанную к грузовику веревку, готовый к сцене, в которой его тащит за собой мустанг. Волосы спутаны, потное, обветренное лицо выглядит усталым и суровым. Грим еще не нанесли, но принесенная ветром соленая озерная пыль уже добавила ему нужной выразительности. Лежать вот так и ждать – дело нелегкое, требующее немалых сил. Хьюстон наклоняется над ним, передвигает чуть левее треногу, смотрит в видоискатель и говорит, что камеру надо подать ближе.

Натурные сцены отсняты. Для этого использовали время, когда Мэрилин опаздывала или когда не было уверенности, что она вообще появится на площадке. Вторая группа снимала несущихся по равнине лошадей. Хотя Гейбл и заявил, что будет делать все сам, его дублеру Джиму Пейлену работа тоже нашлась – его задействовали в сценах с лошадьми, снимавшихся общим планом. Даже Гейбл знал, что это слишком опасно. Опасения подтвердились, когда жеребец по кличке Бутс ударил Пейлена, который играл упавшего Гэя, копытом в голову, возле виска. Какое-то время дублер лежал неподвижно, и некоторые подумали, что он мертв или, по крайней мере, получил сильное сотрясение мозга, но тут Пейлен наконец пробормотал что-то и сел. Ему повезло, если, конечно, такое можно считать везением. Не было случившееся и происшествием, потому что работа с дикими лошадьми подразумевает риск. Многие отметили, хотя и промолчали, что опасность как будто приходит тогда, когда график сбивается из-за Мэрилин. Ей это тоже приходило в голову. Сама мысль о том, что совпадение может быть действительным звеном между очевидной причиной и следствием, чаще пугает ее, чем забавляет.

Гейбла должны протащить за грузовиком по дну озера примерно четыреста футов, при этом камера все время будет следовать за ним. Потом сцену повторят, снимая уже с кузова грузовика. Договорились, что автомобиль будет идти со скоростью тридцать пять миль в час, то есть со скоростью лошади, и Гейбл собственным телом пересчитает все кочки и неровности. График съемок уже превышен на двадцать пять дней, так что снять все нужно как следует – и с первого раза. Времени у них предостаточно, говорит Гейбл, потому что Мэрилин появится никак не раньше, чем через два часа.

– Ну что, уже начнем? – хриплым, высушенным голосом спрашивает Гейбл.

Приникнув к видоискателю, Хьюстон бормочет, что ему надо еще несколько минут.

– Еще несколько минут, – говорит Гейбл. – Еще несколько минут. – Он опускает голову на песок и тут же ее поднимает, сплевывая с губ налипшую пыль. – Весь фильм я только и слышу про еще несколько минут.

Мэрилин приезжает, когда его провозят уже во второй раз. Пикап мчится по прямой, оператор в кузове, и Гейбла, болтающегося на конце веревки, швыряет во все стороны. В какой-то момент кажется, что это не актер и даже не дублер, а манекен, то взлетающий с обманчивой легкостью, то грохающийся о землю. Ей больно видеть Гейбла таким – обычным человеком, с реальными синяками, ничем не отличающимся от других. У их соседа, когда она жила в одной из приемных семей, была собачка, и однажды, когда она разлаялась, сосед вышел из дому с мотыгой и приказал ей замолчать. Собачонка продолжала лаять, и тогда он просто рассек животное пополам. Вот так бывает, когда людям нужно что-то для себя. До последствий никому нет дела. Они готовы разорвать тебя на куски. Только лишь ради того, чтобы в их мире был порядок.

Из Вегаса сегодня хорошие вести. В следующем месяце состоятся президентские выборы, и букмекеры дают 6 к 5 в пользу Кеннеди против Никсона. Сдвиг немалый, если учесть, что всего лишь на прошлой неделе Никсон опережал соперника при соотношении 8 к 6. Как пишут в газетах, Джордж Гэллап полагает, что ни он, ни кто-то другой не может «предсказать исход ноябрьских президентских выборов с научной точностью», реальными предсказаниями всегда занимаются букмекеры. Может быть, эти новости несут хоть какую-то надежду, особенно в свете недавнего доклада под названием «Сообщество страха», опубликованного Центром по изучению демократических институтов. Согласно этому докладу, гонка вооружений будет продолжаться, и Соединенным Штатам придется уйти под землю, построить в пещерах заводы, жилые дома и магазины. А тем временем «The New York Times» поместила статью-предупреждение под заголовком «Осторожнее с темной помадой», в которой говорится следующее: «Пользуясь темно-красной губной помадой, откажитесь от ярких теней для глаз. Лучшие – черные или синие, но ни в коем случае не красные». Этим вечером она собирается с мужем на вечеринку, которую Хьюстон закатывает в ресторане «Рождественское дерево» в честь дня рождения Артура и Монти, и уже нанесла темные тени – не потому, что так лучше, а потому, что менее опасно, хотя «менее опасно» и не совсем то же, что «безопасно». Она пойдет с Артуром, потому что у него день рождения, и они все еще женаты. Такие вещи важны, пусть даже ей и придется сидеть, прижавшись к окну, в машине, смотреть на сосны вдоль автострады, молчать на всем пути вверх по склону и страдать от непонятной нервозности, освободиться от которой можно либо бокалом джина, либо таблеткой нембутала. А потом она вернется к себе и уснет, чтобы завтра снова встать перед камерой.