Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро - Адам Бревер

Из Вегаса сегодня хорошие вести. В следующем месяце состоятся президентские выборы, и букмекеры дают 6 к 5 в пользу Кеннеди против Никсона. Сдвиг немалый, если учесть, что всего лишь на прошлой неделе Никсон опережал соперника при соотношении 8 к 6. Как пишут в газетах, Джордж Гэллап полагает, что ни он, ни кто-то другой не может «предсказать исход ноябрьских президентских выборов с научной точностью», реальными предсказаниями всегда занимаются букмекеры. Может быть, эти новости несут хоть какую-то надежду, особенно в свете недавнего доклада под названием «Сообщество страха», опубликованного Центром по изучению демократических институтов. Согласно этому докладу, гонка вооружений будет продолжаться, и Соединенным Штатам придется уйти под землю, построить в пещерах заводы, жилые дома и магазины. А тем временем «The New York Times» поместила статью-предупреждение под заголовком «Осторожнее с темной помадой», в которой говорится следующее: «Пользуясь темно-красной губной помадой, откажитесь от ярких теней для глаз. Лучшие – черные или синие, но ни в коем случае не красные». Этим вечером она собирается с мужем на вечеринку, которую Хьюстон закатывает в ресторане «Рождественское дерево» в честь дня рождения Артура и Монти, и уже нанесла темные тени – не потому, что так лучше, а потому, что менее опасно, хотя «менее опасно» и не совсем то же, что «безопасно». Она пойдет с Артуром, потому что у него день рождения, и они все еще женаты. Такие вещи важны, пусть даже ей и придется сидеть, прижавшись к окну, в машине, смотреть на сосны вдоль автострады, молчать на всем пути вверх по склону и страдать от непонятной нервозности, освободиться от которой можно либо бокалом джина, либо таблеткой нембутала. А потом она вернется к себе и уснет, чтобы завтра снова встать перед камерой.

К их прибытию ресторан уже заполнен. Собралась вся голливудская братия. Приехала даже мать Хьюстона. Остались последние сцены, один день съемок, а все в компании радуются так, словно сегодня уже премьера. Одни сидят за столами, разделываясь со стейками, и их лица разрисованы тигровыми полосками сумеречного света. Другие сгрудились у камина, хохочут и предлагают шутливые тосты. Большинство в баре или за игровыми столами.

Но где Гейбл? Только его одного и не видно.

Стоя у карточного стола и потягивая мартини, Мэрилин оглядывает зал. Гейбла, похоже, нигде нет. В конце концов она спрашивает у Хьюстона: не видел ли он его? Хьюстон объясняет, что Гейбл отпросился – не очень хорошо чувствует себя после той съемки, когда его волокли по озеру. Столько дней под солнцем и ветром, на жаре. Остался на ночь в отеле.

Мэрилин молчит. Она еще не подозревает, что ее в чем-то обвиняют, но уже чувствует себя виноватой.

Она допивает мартини и берет со стола пару костей. Трясет.

– Бросай, – говорит ей Хьюстон. – Ну же, дорогуша!

Но она только подкидывает кости на ладони. Слушает, как они стукаются друг о друга. Меняют комбинации. На указательном пальце остался шрам от проволочной сетки. Кости переворачиваются, числа меняются. Пусть выпадет счастливое. Она пытается рассчитать комбинацию. Ладонь как будто наполняется кровью.

– Не думай, – говорит Хьюстон, нетерпеливая притопывая. – Просто бросай.

Ноябрь 1960-го: Лос-Анджелес

В ноябре умирает Гейбл. После сердечного приступа в конце сентября, спустя всего лишь один день после съемок последней сцены в студии «Paramount», когда, по крайней мере для него, участие в «Неприкаянных» закончилось. Он десять дней провел в пресвитерианской больнице Голливуда. Боль настигла актера дома, грудь сдавило так сильно, что, казалось, еще минута, и она сломает его, сокрушит ребра. Кей, которой уже приходилось иметь дело с сердечными проблемами, сразу узнала симптомы и позвонила в «Скорую». В течение десяти дней состояние понемногу улучшалось, и доктор Черини высказывался в осторожно-позитивном духе. Бывшая на шестом месяце Кей обосновалась в пустой соседней палате. Сидя рядом с ним, она старалась держать его ладонь на своем округлившемся животе, а когда он спал, медики следили за ее состоянием. Посетители из Голливуда рассказывали, как идет монтаж картины, хотя докучать больному такого рода новостями никто не решался; делалось это, скорее, для того, чтобы он знал: жизнь, частью которой он был, идет своим чередом (некоторые из посетителей ни о чем другом, собственно, говорить и не могли). Но утром 17 ноября сердце снова взбунтовалось, и когда все кончилось, он лежал, откинув голову на подушку, с открытыми глазами, с выражением, в котором не было ни покоя, ни страха – только яростное неприятие больничной койки. Медсестра сразу же позвала Кей, никто и не попытался смягчить удар. Последний день был для него лучшим из проведенных в больнице. Отвлекшись от мыслей о здоровье, Кларк говорил с женой об их еще не родившемся ребенке, извинялся за доставленные неудобства, клялся, что будет хорошим отцом и мужем, умеющим постоять за семью. Может быть, как раз потому, что он забыл в этот день о сердце, оно и воспользовалось этим шансом, чтобы остановиться. Всю свою жизнь этот человек верил только в бдительность. Отказавшись от дублеров, он согласился, чтобы его протащили на веревке по пустыне, потому что не мог передать боль Гэя, не испытав ее физически. Иначе ему пришлось бы просто играть.

В операторской номер 5 студии «Paramount» Хьюстон вовсю работает с монтажерами, Джорджем Томазини и Доком Эриксоном. Они просматривают дубль за дублем, спорят, обсуждают освещение, углы зрения, складывают фильм по кусочкам, торопятся. Кларк Гейбл умер, и студия хочет как можно скорее передать «Неприкаянных» в кинотеатры. Хьюстон не спорит, оправдывая решение компании воспользоваться ситуацией: если картина выйдет до 31 декабря, последнего срока подачи заявок на награды Американской киноакадемии, то он еще сможет почтить память Гейбла выдвижением на «Оскара». Кларк сыграл хорошо, говорит он, и вполне заслуживает награды. И вот они режут и подгоняют, склеивают и сшивают – делают все, чтобы оживить тысячи кусочков пленки.

Находясь в больнице, Гейбл получил в День примирения поздравление от президента Эйзенхауэра, призывавшего его «держаться». У Эйзенхауэра был свой опыт в такого рода делах. Не беспокоиться. Держаться. Выполнять предписания докторов. И не злиться.

В тот же день, на другом краю страны, в половине второго пополудни, у дома 444 на Восточной пятьдесят седьмой улице, куда вернулась Мэрилин, ее ассистентка, Пэт Ньюкомб, объявила наспех собранной группе репортеров, что Мэрилин и Артур Миллер расстаются. Подчеркнув, что речь не идет о разводе, она дала понять, что пара расстается дружески, решение принято в результате нескольких встреч между мистером Миллером и мисс Монро, причем переговоры прошли без участия адвокатов. Миллер публично ничего не сказал, но в разговорах с близкими людьми признал, что шансов на примирение нет. Мэрилин к репортерам не вышла. Ньюкомб объяснила, что она еще не одета.

Гейбла похоронили в Глендейле, Калифорния. Церковь вместила около пятисот человек, еще триста собралось снаружи. «New York Times» писала, что «гроб утопал в цветах, поверх которых лежала небольшая корона из темно-красных роз». Поскольку Гейбл имел звание майора авиации, хоронили его по военному обычаю – у гроба стоял караул, с последним словом выступил капеллан Джонсон Уэст. Присутствовали, конечно, и представители Голливуда, а среди выносивших гроб были Спенсер Трейси, Джимми Стюарт и Роберт Тейлор. Гейбла похоронили рядом с его третьей женой, Кэрол Ломбард. Там же осталось и свободное место для Кей.

Через некоторое время после похорон Кей сказала, что смерть ее мужа приблизили съемки в «Неприкаянных», особенно «постоянное ожидание» на площадке. Некоторые интерпретировали ее слова как обвинение в адрес Монро; ее неспособность соблюдать график съемок, опоздания и неявки создавали эмоциональный стресс, дополнявший физический стресс от ожидания на жаре. Кей отрицала, что имела в виду Мэрилин, и даже пригласила ее на крещение новорожденного Джона Гейбла. Но Мэрилин все равно считала себя виноватой. Ее угнетало сознание, что она могла быть причастна к смерти человека, которого идеализировала и на которого всегда могла положиться.

Одно дело, когда перед тобой размахивают оружием, и совсем другое, когда это оружие случайно стреляет в неверную сторону.

27 июля 1962-го: «Cal Nova Lodge», Кристал-Бэй, Невада

В разговоре с репортером «Las Vegas Review-Journal» Филлис Макгуайр из музыкального трио «Сестры Макгуайр» высказывает предположение, что Синатра «никогда не мог понять», как вредит ему дружба с Джанканой. Филлис знает, что говорит: «Сестры Макгуайр» регулярно выступали в «Celebrity Room» и, что более важно, она сама была подружкой Джанканы. Макгуайр заявляет: «Он дружил с парнями долгие годы». В своем докладе от 11 октября 1962 года специальный агент чикагского отделения ФБР отмечает: «Джанкану следует считать вооруженным и опасным, поскольку он – психопатическая личность, отличается буйным нравом и постоянно носит при себе огнестрельное оружие».