Последний день Америки - Сергей Зверев

Вот и сегодня мне предстояло повторить тот же маршрут…

По сторонам морщат землю разноцветные глубокие и широкие балки, похожие на мозговые извилины огромного масштаба. Под самолетом зеленое море без берегов и границ. Примерно через час появятся многочисленные заливы, протоки и плавни. А здесь только густая тайга. Душный кусок «ничейной земли», странной зоны отчуждения.

Одному богу известно, сколько мне довелось полетать над бескрайними просторами Советского Союза. И по делам, и в отпусках – удовольствия ради. Тогда еще не было ни досмотров, ни сканеров, ни унизительных раздеваний. Еще не убивалось время в накопителях, не существовало строгих правил перевозки оружия и боеприпасов; на провоз животных не требовалось никаких справок. Была нормальная человеческая жизнь. Стерильных доместосов пока не изобрели, и гармония человека с природой не разрушалась непонятными здоровому народу заморскими требованиями, привнесенными из цивилизованных стран.

Сибирскую или северную тайгу надо обязательно увидеть с большой высоты. И тогда потускнеют, скукожатся, сами собой сойдут на нет засаленные, трескучие заклинания профессиональных, так сказать, защитников природы. Господа, ваши тревоги о том, что человек уничтожает Землю, может, отчасти и обоснованны, но после восьмичасового полета над бескрайним, безбрежным, однообразным, утомительным таежным пейзажем начинаешь понимать: да, конечно, на огромном здоровом теле Земли иногда встречаются прыщики, язвочки, царапинки, расчесы… Однако это несущественные мелочи по сравнению с нетронутой, девственной, необъятной площадью тайги! Язвы и нарывы – это наши большие города с населением более миллиона человек. Да, для нашей планеты они являются нарывами, полными гноя. Его жители, выросшие в душной, пыльной, нездоровой атмосфере, в глаза не видели той, настоящей, непричесанной природы, куда горожанину не сунуться без флакона репеллента. Той природы, живя внутри которой люди потеют и воняют и не чувствуют себя защищенными. И которую они так пылко защищают от себе подобных. Тех краев, где нет сотовой связи, где понос лечат черемухой, а простуду – баней, где права человека изначально определяются суровостью выживания. И там, в полной гармонии с окружающим миром, живет далеко не малая часть нашего народа. И, уж точно, не худшая его часть.

Пролетаем над Белым морем. Далеко впереди виднеется береговая черта Кольского полуострова. Дикий край. Самолеты, пароходы и дирижабли тут не «ходют». Равно как и поезда. Зато красота какая!

Еще полчаса полета над огромным полуостровом, похожим на голову неведомого зверя, и среди зелено-коричневых сопок появляется закрытый военный городок, построенный для обслуживания секретного проекта «Зевс». Проект предназначен для связи с подводными лодками, находящимися на боевой службе. Возможно, и мне с борта «Барракуды» придется пользоваться его «услугами».

Наш самолет снижается. Еще минута полета над лесистыми сопками, и впереди по курсу покажется бетонная ВВП военного аэродрома. Чуть дальше будут видны кварталы однотипных пятиэтажек, образующих замысловатый рисунок кварталов и улиц. Знакомый кусочек цивилизации – Североморск.

Боже, сколько воспоминаний связано с этим крохотным городком, на две трети населенным военными моряками! Я даже приблизительно не смогу подсчитать, сколько раз с коллегами по «Фрегату» прилетал сюда для пересадки на какую-нибудь посудину, должную доставить нас в район будущей работы. Двадцать, тридцать, а может быть, и сорок.

Сам городок я знал плохо. Неудивительно. После посадки к борту самолета подкатывал автобус; мы перегружали огромные сумки со снаряжением и личными вещами, коих набиралось по три-четыре штуки на брата, и тряслись к пирсу. Там процедура перегрузки повторялась, после чего корабль или вспомогательное судно отваливало от «стенки» и пыхтело по длинному заливу к открытому морю. Таким образом, в главной флотской гавани мы практически никогда не задерживались.

Сегодня данный порядок будет нарушен. Мне не придется пересаживаться на военный корабль, заселяться в каюту и пару суток отсыпаться перед тяжелой, изнурительной работой на глубине, пока «пароход» тащится в нужный район. Сегодня нас с Горчаковым разместят на специальном судне, стоящем у «стенки». В кормовой части судна имеется нечто похожее на небольшой плавучий док. Именно в нем и скрывается чудо инженерной мысли – подводная лодка сверхмалого класса «Барракуда».

После размещения судно не отдаст швартовы, а останется у «стенки» на неопределенное время. Мы же совершим экскурсию на борт сверхмалой подлодки, где главный конструктор, инженер и испытатель проведут со мной первое ознакомительное занятие. Ну а завтра начнутся трудовые будни по изучению теории.

Все шло по заранее спланированному Горчаковым распорядку: размещение, сытный обед в кают-компании, часовой отдых. Потом мы переместились в плавучий док, где и начался цирк с конями и оркестром.

– Товарищ генерал-лейтенант, прошу прощения, но… – подбежал к нам бледный капитан третьего ранга.

– Что «но»?

– Заклинило. Верхний рубочный люк заклинило, – сбивчиво пояснил моряк.

– Как заклинило? – не понял Горчаков. – Что это значит?

– Это значит, что мы не сможем попасть внутрь, – вздохнул главный конструктор.

– Но две недели назад мы с вами попали на борт безо всяких препятствий! Что случилось с люком, капитан третьего ранга?

– Должно быть, что-то с запорным механизмом. Наверное, из-за резкого температурного перепада, – пролепетал офицер.

– Так! – сказал Горчаков, и глаза его стали наливаться дурной кровью.

Потом он не меньше минуты вопил, как тот Джельсамино. Это с ним редко, но случается – как реакция на чью-то безалаберность.

Я предусмотрительно отошел подальше и ржал, как пикирующий Пегас. А что еще оставалось делать человеку, которого в скором времени должны запихать в утробу титановой малютки? Мне предстояло пройти на ней через всю Атлантику и как минимум шесть раз покинуть через этот чертов люк.

Стоя у хвостовой части подлодки, я представлял, как спустя два месяца пути пытаюсь открыть заклинивший люк и хохотал, держась за живот…

Люк был успешно открыт ближе к вечеру, и пока специалисты разбирались с ремонтом запорного механизма, мы все же проникли внутрь через шлюзовую камеру и приступили к ознакомительному занятию.

По мере того как три спеца вводили меня в курс дела, я не переставал восхищаться тем, насколько продвинутым было оснащение подлодки. В эти минуты даже московский тренажер казался мне детской игровой приставкой в сравнении с настоящей «Барракудой». Чего здесь только не было! Два хранилища для продуктов: обычное, состоящее из множества выдвижных ящиков, и объемный холодильник с различными зонами охлаждения. Туалет, трансформируемый в душевую кабину, и неплохо обустроенный камбуз. Вещевой шкаф, собранный воедино с оружейной пирамидой, и навороченная развлекательная система… Но более всего меня заинтересовало рабочее место командира подлодки. Нет, то кресло перед мониторами и пультом управления, которое я видел внутри тренажера, почти в точности повторяло «натуру». Однако имелись и некоторые отличия. Во-первых, командирское кресло в действующей «Барракуде» имело кучу настроек и по виду напоминало катапультное кресло военного самолета. Во-вторых, парочка мониторов на тренажере была бутафорской. Здесь же, после того как инженеры включили питание, ожило и засветилось сочными цветами буквально все: и мониторы, и табло, и сигнальные лампочки. В-третьих, чуть ближе к кормовой переборке находилось спальное место, коим создатели тренажера решили пренебречь – дескать, кровать она и есть кровать.

В целом же я остался доволен увиденным. Более того, внутри «Барракуды» я почувствовал неуловимую атмосферу настоящей подводной лодки. Здесь даже запах в точности соответствовал запаху в отсеках большой субмарины. В памяти сами собой возникали картинки из молодости, когда я, будучи курсантом, ходил в боевые походы и с трудом привыкал к жизни в ограниченном пространстве…

На следующий день стартовала подготовка к длительному путешествию. Каждое утро начиналось с теоретических занятий, проходящих прямо на судне. В основном занимались в так называемом «доковом отсеке» – у борта «Барракуды» или внутри нее. А иногда прямо в моей каюте.

Признаюсь честно: я не сразу сумел убедить себя в том, что поход через Атлантику на этой малютке возможен. Пару недель я слушал речи инженера, испытателя и конструктора и тихо обалдевал от их уверенности.

«Конечно, вы останетесь на берегу в теплых и уютных квартирах, – подначивал я сам себя, – а расхлебывать заваренную вами кашу придется мне в одиночку…»

Однако по мере осмысления преподносимого материала, моя уверенность крепла.

Однажды утром, скобля щеки бритвенным станком, я вдруг поймал себя на том, что мысленно просчитываю действия по поиску ядерных зарядов у побережья Штатов.