povest o sport kapitane - Александр Кулешов

— Пришлют. В таких делах они не обманывают. Считают это делом чести. К сожалению, они в делах вообще партнеры надежные, — не замечая, казалось, противоречия, добавил Палмер.

Надо, чтобы наш клуб стал центром развития борьбы самбо в стране. Именно наш. Моя цель в жизни, — напыщенно воскликнул Трентон, — чтобы мы заимели олимпийское золото! — И, помолчав, спросил: — А как насчет Московских игр? Что решит наш Олимпийский комитет? Они прислали запрос: — мы «за» или «против бойкота?

- Вы еще не ответили? — Палмер нахмурился. — Советую завтра же телеграфировать, что бойкот поддерживаем. Завтра же. Важно, чтоб наша телеграмма была одной из первых.

- Ах так! — Трентон был озадачен безапелляционностью собеседника. — Не получится, что мы поддержим, а другие нет?

- Поддержат, не поддержат — какое это имеет значение?— Палмер пожал плечами. — Важен результат. Он предрешен. Мы на Игры не поедем, и союзники тоже. Ни немцы, ни французы, ни англичане, ни итальянцы, ни канадцы — словом, никто. Большинство нашего комитета за участие, но это пустяки. Их просто заставят голосовать против.

- Понимаю, — протянул Трентон. Он был разочарован, зато знал теперь твердо, что к чему. Палмер никогда не ошибался.

- Нажмут. Задушат налогами, отнимут субсидии, пообещают поддержку, в крайнем случае закроют паспорта. В общем, задавят. И сорвут русским Олимпиаду. Это, знаете, какой удар! Столько готовились, столько вложили — и вдруг никого, полтора десятка стран! Жаль только наших ребят: тоже ведь готовились...

Палмер порой не отличался последовательностью.

- А не могут русские в восемьдесят четвертом такой же номер выкинуть с нами?

- Они? Никогда! — Палмер фыркнул. — Вы их не знаете. Они политику в спорт вносить не будут. Это их политика. И потом, между нами, Трентон, если бы мы были уверены на сто процентов, что выиграем Олимпиаду, а не останемся на третьем месте после СССР и ГДР, мы бы в Москву поехали. Вот то-то и оно. А они и в восемьдесят четвертом нам нос утрут. Приедут, Чего там!..

- Но вот хорошо бы, как в Лейк-Плэсиде с хоккеем. А? Выиграть у них в их самбо. Хорошо бы. Так что давайте, развивайте это дело. За борьбу самбо!

И Палмер с силой стукнул своим стаканом стакан Трентона.

Они еще некоторое время беседовали о делах университета, о шансах боксеров на предстоящем турнире «Золотые перчатки», о выборах президента страны и достоинствах рысаков. Потом, понизив голос, хотя, кроме них, на палубе никого не было, шептались о женщинах, заговорщически хихикая.

Наконец спустились вниз. Трентон чувствовал, что еще немного — и он превратится в ледышку, Палмер вытирал вспотевший лоб.

Через полчаса пароходик, пыхтя, причалил к берегу. И, распрощавшись, они уселись в машины и покатили домой. Трентон немедленно включил отопление: у него зуб на зуб не попадал.

— Черт бы его побрал... — ворчал он под нос. — Сто лет, а здоров, как скала. Ему впору кэтчем заниматься— небось всех наших чемпионов раскидает, — без всякой связи с предыдущим деловито стал инструктировать Боба: — Завтра же надо подготовить еще одно письмо в Москву: поторопить посылку тренера. Нечего канителиться. Все-таки лучше, чтобы он был уже здесь, когда наши идиоты проголосуют за бойкот.

В машине наступила тишина.

Кэрол дремала, притулившись в углу; Боб, не отрывая взгляда от дороги, вел тяжелый «кадиллак» на скорости сто миль в час. Трентон задумался, устремив в пространство неподвижный взгляд. Хороший день, удачный день.

Было далеко за полночь, когда машина въехала в ворота загородного дома.

Теперь можно было с чистой совестью отдохнуть,

ГЛАВА VI5. СЫН

Выйдя из районного управления милиции, Монастырский сказал, чтобы Володя ехал в гараж, — он хочет пройтись пешком. Шел не спеша, рассеянно глядя по сторонам, все видя и ничего не замечая. Святослав Ильич был сильный человек, бывалый, достаточно закаленный в жизненных бурях, прошедший войну и ох какую нелегкую школу руководящего работника. Он давно привык не теряться в любых ситуациях. А теперь растерялся.

Удар был внезапным и, главное, нанесен с такой неожиданной стороны. Все мог себе представить Монастырский, любое, но что сын его обвиняется в убийстве... Он несколько раз повторил мысленно это слово — «убийца, убийца, убийца». Правда, майор милиции, который с ним беседовал, сказал, что есть смягчающие обстоятельства, да и потерпевший, хотя врачи считают его безнадежным на девяносто процентов, вдруг да выкарабкается; кроме того, Сергею нет еще шестнадцати... Ах есть уже? Месяц назад исполнилось? Тогда, конечно, хуже. Но парень вроде бы хороший, — майор с ним разговаривал. Суд все учтет... Утешил!

По словам майора, речь шла о самой обычной мальчишеской драке. Группа молодежи — Сергей с ребятами и девчатами из своей бывшей школы — гуляла в Измайловском парке. Слово за слово поцапались с другой компанией. Дело дошло до драки. Кто-то (кто — пока не выяснено) вынул нож (его нашли на месте происшествия). Оставляя в стороне другие подробности, майор рассказал, что Сергей с такой силой швырнул одного из драчунов, что тот, ударившись головой об асфальт, потерял сознание; его увезли на «скорой помощи». В больнице поставили диагноз: кровоизлияние, сделали операцию, предстоит еще одна, и вряд ли парень останется жив.

Объяснения, представленные Сергеем, звучат не очень убедительно, тем более что никаких конкретных свидетелей в свою защиту он не называет. Сергей дрался не там, где все, а в стороне, в боковой аллейке. Четверо из товарищей потерпевшего тем не менее все видели и единодушно подтвердили факты. А главное, сам Сергей не отрицает этих фактов. Он только утверждает, что защищался, что, не проведи он бросок, его бы самого изувечил тот парень. Но вот этого-то как раз никто подтвердить не может. Впрочем, следствие еще идет, опрашиваются свидетели, а их набралось чуть не два десятка — мальчишек и девчонок; они все путают, меняют свои показания, чего-то утаивают. Одним словом, дело сложное. Но пусть товарищ Монастырский надеется на лучшее...

Вспоминая слова майора, его неуверенные попытки вселить в потрясенного отца преступника искру надежды, Святослав Ильич в сотый раз задавался вопросом: как такое могло произойти? В том, что Сергей никогда не затеял бы драку, не стал бы ни на кого-то нападать, пользоваться своим преимуществом в силе и владении приемами самбо, Святослав Ильич был убежден. Тогда что же произошло?

Но больше всего его удручало молчание сына. Он вспоминал каждое слово Сергея, сказанное им после приезда отца, его нервозность, преувеличенную бодрость, тот странный звонок по телефону. Святослав Ильич был глубоко уязвлен недоверием сына — как еще назвать то, что Сергей в первую же минуту, прямо там на аэродроме, не рассказал ему о своей беде?

Ну ладно, скрыл от матери — огорчать не хотел. Но ему-то! Отцу! Никогда ничего не скрывал, и на тебе! А может, скрывал? Или начал скрывать? Ведь он уже не. маленький, чуть не с отца ростом, свои мысли, дела, своя жизнь... Почему тогда не свои тайны? Как часто родители узнают все последними и удивляются. А чего удивляться-то? Да, мало он уделял внимания Сергею. Дружил с ним мало. Миллионным коллективом управляет. Капитан! А собственного сына проглядел. Что ж теперь делать?

Наконец, Святослав Ильич взял себя в руки. Значит, так, во-первых, немедленно поговорить с Сергеем. И не просто поговорить, а вывернуть наизнанку. Он должен все сказать, все до мельчайших подробностей, ничего не скрывая, ни одной мелочи!

И если не виновен — а Святослав Ильич где-то в глубине души был уверен, что это так — если не виновен, энергично встать на его защиту. Если не виновен, он Сергея в обиду не даст! Лоб расшибет, но защитит. Ну, а если виновен, что ж, тогда пусть получает по заслугам. Никогда в жизни он палец о палец не ударит, не использует ни положения своего, ни влияния, ни связей, чтобы защитить убийцу, хоть убийца — его собственный сын. И никогда не простит ему. И себе тоже...

Он вернулся домой, когда стемнело. Елена Ивановна не удивилась: муж частенько задерживался на работе.

— Где Сергей? — спросил Святослав Ильич обычным тоном. Он уже владел собой и ничем не выдал жене своих переживаний.

—Соревнования у них какие-то сегодня или выступления показательные. Обещал в девять быть.

Святослав Ильич переоделся в старый тренировочный костюм, служивший ему домашним одеянием, лег на диван, взял в руки вечерние газеты. Будь Елена Ивановна наблюдательней, она заметила бы, что муж за полчаса так и не перевернул ни одной страницы.

Ровно в девять — отец приучил сына к точности — вернулся Сергей. Торопливо поужинал и увлеченно стал рассказывать, как ездили куда-то на завод с показательными выступлениями, как были довольны зрители, как их здорово принимали...

После ужина Елена Ивановна ушла на кухню мыть посуду, а Святослав Ильич поманив сына в кабинет, усадил его на диван рядом с собою и коротко приказал: