Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт - Фаня Шифман

Ренана, незаметно пристроившись в уголке веранды с очередной аккуратно вывязываемой кипой — на сей раз для Рувика, — увидела, как в дверях салона появился Максим. За ним возвышался с непривычно смущённым лицом Ирми. Она не видела его, казалось, целую вечность — пожалуй, с того дня, когда он помог отцу отвезти маму с малышами в Неве-Меирию.

Девушка просияла. Она не сводила глаз с Ирми, но очень скоро поняла, что Ирми почему-то, мало того, что не отыскал её глазами, чтобы, как всегда, весело и радостно подмигнуть ей, но явно отводил глаза. И её радость начала медленно угасать. Впрочем, с близнецами он поздоровался очень тепло: обняв обоих за плечи, спросил их, что они ещё сногсшибательного изобрели… правда, и им в глаза почему-то старался не смотреть. Зато с Ноамом он обменялся крепким рукопожатием, и они оба долго хлопали друг друга по спине. Ноам тут же пригласил его на шабат.

Это немного подняло упавшее настроение девочки. Она то и дело с надеждой поглядывала на стоявших посреди салона, а потом тесно сгрудившихся в углу у компьютера мужчин, но ей ни разу не удалось поймать озорной взор и ухмылку Ирми; он, по непонятной ей причине, явно избегал смотреть на неё, был необычно серьёзен, словно бы чем-то сильно озабочен.

Близнецы уже уселись у самой двери веранды, то и дело поглядывали на сидящего у компьютера брата и тихонько наигрывали на гитарах, еле слышно подпевая своими ещё неустановившимися голосами. Отец несколько раз делал им замечание, но они, замолкая на короткое время, снова не выдерживали и начинали подпевать. Шмулик сидел поближе к двери, а Рувик уселся повыше, на диванный валик. Ноам снова уселся у компьютера и жестом пригласил друзей присоединиться.

Не успели они взять стулья, как в салон быстрым шагом вошёл Гидон. Он с порога, едва поздоровавшись, возбуждённо спросил: «Ребята, вы слышали новость?» — «А что ты имеешь в виду?» — «Лулианию» коренным образом преобразовывают, меняют тематику. Об этом давно шли разговоры, но сейчас уже подписан приказ. Даже название решили поменять. Странно, что Мезимотес с этим согласился: ведь это он придумал название «Лулиания», его личный изыск!» Ренана не очень вслушивалась в то, что, понизив голос, обсуждали отец, старший брат и их друзья. Она продолжала свою работу, то и дело искоса поглядывая на Ирми. Когда же заговорил Ирми, её руки стали двигаться медленней, она навострила уши, стараясь вникнуть в то, о чём Ирми говорил: «…Выпукло-вогнутый экран…

Сложный оптико-психологический эффект… Я думал — могу и ошибиться. Потом понял: эти эффекты усиливают поле-ловушку… Клипы, что они на Заборе гоняют чуть не круглые сутки. Весь Забор — бесконечный выпукло-вогнутый экран; я пригляделся…

Интересный у них подбор музыки!.. «Петек Лаван» с их гигантской одной гребёнкой и похоронно-колыбельными аранжировками детских песенок. Ещё группы подростков-силоноидов… или… как они теперь себя называют — далетарии!» — «Как-как?» — спросил Ноам, выпрямившись и уронив руки с клавиатуры. — «Не слышал? Далетарии — это они себе придумали как бы взамен силоноидов. Они говорят: мол, взрослые, солидные дяди и тёти — это элитарии, а молодёжь… должны же чем-то от их поколения отличаться!

Раз уж живут в Далете, самом элитарном месте Эрании, значит — далетарии!.. Они играют, между прочим, давно, на стиральных досках ихних бабушек. «Шук Пишпишим» — это первая группа, разве ты не слышал? А сейчас возникли всякие самодеятельные группы типа «Шавшевет» и «Шампанья», как бы от «Шука Пишпишим» отпочковались и расцвели!.. Те же модные бабушкины доски. Короче, на Заборе всю дорогу гоняют клипы, а меж ними геометрические фигурки в броуновском движении и соответствующем… э-э-э… анти-ритме… мелькают. Нам-то это знакомо! Поначалу вроде красиво, но… действует жутковато. Словно бы тебе в мозг всё это ввинчивают, внедряют какой-то нужный им, посыл, типа шифровки, в подсознание…

Я почти не сомневаюсь в этом…» — «А мы топчемся на месте, или движемся черепашьим шагом. Ведь нам уже продемонстрировали звукопожиратели…» — Гидон скривился, вспомнив неприятные ощущения и на Дне Кайфа, и на ханукальном концерте. — «Да что в этом такого уж страшного! Лекций-то больше нет! Поиграют на этом компе, теперь уже в Парке! — и выкинут его на помойку. А группки?.. каждый сходит с ума по-своему… В «Цедефошрию» их же не пускают!» — ухмыльнулся Ноам, не отводя глаз от экрана, его пальцы быстро носились по клавишам.

Бенци не обращал внимания на занятие старшего сына, он внимательно слушал рассказ Ирми, потом, не глядя на сына, ответил друзьям: «Нам ещё в фанфаротории дали понять, что это исследования на стыке силонокулла и компьютерных игр. Не зря же нас с места, где мы обычно обедали, попросили! Зяма теперь важный, надутый ходит — как будто уже назначен советником при рош-ирия Эрании, не меньше!

Сначала я думал, это какой-то бред, ну, какие у Зямы могут быть секреты? Не могут в солидной фирме такими делами заниматься на полном серьёзе! Но выражения лиц… а главное — какой-то странный сленг… — задумчиво поглаживал бороду Бенци. — Кто же мог думать, что это не трёп! Вдруг оказалось: действительно разрабатывалась программа, которая так неожиданно завершилась…» Тут Ноам поднял голову и весело обратился к друзьям, но главным образом к отцу:

«У нас с Максимом, мне кажется, получилось! Наверно, ваши разговоры помогли…

Вроде бы информационный шум, а вот ведь!.. — и подмигнул близнецам, которые покраснели и переглянулись друг с другом, Рувик даже гитару опустил на колени, обратившись в слух. — Мы с Максом давно этим занимаемся, и вот только сейчас, пока вы лулианские новости обсуждали, мне удалось ухватить… вроде уже что-то вышло! Посмотрите… Вернее, послушайте!» — он пробежался пальцами по клавиатуре компьютера, и из громкоговорителей раздалась тихая мелодия, исполняемая на флейте на фоне шофара и ещё какого-то инструмента, что создавало эффект необычной, сложной и красивой гармонии. Близнецы снова переглянулись, Шмулик загадочно заулыбался, наклонился к близнецу и что-то ему прошептал.

«Интересно! Это что — запись, или… братишки помогли? — заинтересованно произнёс Бенци, кинув беглый взор в сторону близнецов. Ноам, зардевшись, неопределённо мотнул головой в сторону принтера: оттуда медленно выползал лист бумаги, на котором мелькали строки. Бенци выхватил лист и вперился в него: «Что это?» — «А это… не знаю, как тебе объяснить… Мальчики балуются: придумали как бы музыкальный код, или, как они назвали — музыкод. Это так… вроде баловства. Мы с Максом решили попробовать его в комп ввести — и вот что получилось!» Гидон подскочил к компьютеру, вперился в экран, послушал, уставился на выползающий из принтера лист бумаги. На лице его застыло ошеломлённое выражение, помолчав, он медленно произнёс: «Да, ничего не скажешь!.. Называется — мальчишки балуются. Но если этим, так сказать, баловством заняться всерьёз, то может выйти кое-что стоящее и непредсказуемое! Это же преобразователь! Я даже не могу себе представить всех его возможностей!» — «Вот мы с Максом и…» — пробормотал Ноам, покраснев. Бенци тоже покраснел, сурово сдвинув брови, сверкнул на близнецов глазами, в которых отчётливо мерцала горделивая смешинка, а губы против воли всё шире расползались в улыбке. Тут уж близнецы густо покраснели и заулыбались, их сходство с отцом стало просто потрясающим.