Кто убийца? - Анна Грин

– Но ведь он не впервые приехал в Нью-Йорк. Я знаю наверняка, что год назад этот субъект провел здесь несколько месяцев.

– Вот как?!

– Да.

– Что еще вы знаете? Зачем мне бродить наугад в поисках того, что вам уже давно известно? Исполните мою просьбу, мистер Грайс, и вы не раскаетесь в этом. Уверяю, мною руководит не эгоистическое чувство. Если я достигну успеха в своем расследовании, вся честь этого открытия будет приписана вам; если потерплю неудачу, то осрамлюсь только я.

– Согласен, — заявил он, — но какое же вознаграждение вы потребуете для себя?

– Наградой мне послужит то, что я освобожу невиновную девушку от ужасного подозрения, тяготеющего над ней.

Слова мои, по-видимому, удовлетворили Грайса. Он спросил:

– Что же, собственно говоря, вы хотите знать?

– Во-первых, какое отношение имеет Клеверинг к этому темному делу? На чем основываются ваши подозрения, что этот вполне порядочный человек каким-то образом к нему причастен?

– Этого вопроса вам не следовало мне задавать.

– Отчего же?

– Потому что вы сами могли бы ответить на него наилучшим образом.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы помните записку, которую Мэри Левенворт в вашем присутствии опустила в почтовый ящик, когда вы сопровождали ее к знакомым?

– В тот день, когда началось следствие?

– Да.

– И что же?

– Неужели вам не пришло в голову взглянуть, кому адресована эта записка, прежде чем ее опустили в ящик?

– Я не имел на это права.

– Но разве письмо было написано не в вашем присутствии?

– При мне.

– И вы даже не сочли нужным обратить на него внимание?

– Я не понимаю, каким образом я мог помешать Мэри Левенворт опустить послание в почтовый ящик…

– Да, конечно, это было бы затруднительно, — заметил сыщик с иронией.

– Но как вы узнали о записке? Ах, — воскликнул я, — ведь вы предоставили нам извозчика, который правил нанятым нами экипажем. Возница, вероятно, был одним из ваших агентов?

– Вы не совсем угадали, — ответил Грайс, искоса посматривая на свои закутанные ноги. — Я выяснил только, что письмо было опущено в почтовый ящик в определенном часу на определенной улице. Я тотчас телеграфировал в почтовое отделение, в ведении которого находился этот ящик, чтобы там обратили внимание на письмо, адрес которого был написан карандашом. Когда я чуть позже приехал в отделение, мне показали послание, и я прочел адрес.

– И что же это был за адрес? Кому предназначалось письмо?

– Генри Клеверингу. Гофман-хаус, Нью-Йорк.

– Ах вот почему вы обратили свое внимание на этого человека? — спросил я.

– Да.

– Странно… Впрочем, продолжайте, прошу вас.

– Я, конечно, поехал в Гофман-хаус. Там я выяснил, что Клеверинг явился туда прямо с ливерпульского парохода, на котором прибыл в Нью-Йорк месяца три назад, и что он занимает одну из лучших комнат. О нем в доме не знали ничего, но было замечено, что этот господин водит знакомство только с представителями высшего света, причем все относятся к нему с чрезвычайным уважением. Судя по манерам и образу жизни, он, должно быть, очень состоятельный человек. Затем я отправился в контору отеля и стал дожидаться той минуты, когда ему вручат записку Мэри, чтобы понаблюдать, какое впечатление она на него произведет.

– И что же, это вам удалось?

– Нет. В самую решительную минуту между нами кто-то встал. Но в тот же вечер я узнал от прислуги отеля, что их гость был очень взволнован этой запиской. Я немедленно командировал к Клеверингу своих людей, и в продолжение двух дней за ним наблюдали. Но мы ничего этим не добились. Хотя он читал с большим интересом газеты и часто появлялся у дома Левенворта, но ни разу не решился переступить его порог и вообще не пытался войти в сношения с его обитателями. В это время вы как раз и нанесли мне визит. В надежде, что, возможно, вам удастся узнать, в каких отношениях с этими барышнями состоит Клеверинг, я и поручил вам следить за ним.

– И оказалось, что я плохой вам помощник, не так ли?

Грайс предпочел не отвечать на этот вопрос.

– А вы пытались выяснить, где Клеверинг провел вечер накануне убийства старика Левенворта? — поинтересовался я.

– Да, пытался, но без особенного успеха. Все подтвердили, что он в этот вечер куда-то отлучался из дома, но, когда слуга пришел зажечь огонь в его комнате, он уже лежал в постели.

– Значит, вы не знаете ничего, что могло бы раскрыть его отношение к племянницам?

– Ровно ничего.

– Еще один вопрос: известно ли вам, когда и каким образом он приобрел в тот вечер газету?

– Нет, видели только, как он вышел из столовой, держа в руке «Ивнинг пост», и поспешил к себе в комнату, даже не притронувшись к обеду.

– Однако это похоже на то…

– Это похоже вот на что: если бы Клеверинг был убийцей, то он или вовсе не заказывал бы обеда, или преспокойно съел бы его, после того как прочел газету.

– Значит, вы думаете, что его можно не подозревать в этом убийстве?

Грайс пожал плечами, взглянул на бумаги, торчавшие у меня из кармана, и сказал:

– После того, что вы мне сообщили, мне приходится подозревать его.

– Каким образом вам удалось узнать, что Клеверинг в прошлом году побывал здесь, в Нью-Йорке? — вернулся я к своим расспросам. — Вы узнали об этом в Гофман-хаусе?

– Нет, эти сведения я получил из другого источника, а именно из Лондона.

– Из Лондона?

– Да, у меня там есть друг, и он изредка оказывает мне различные услуги, в которых я нуждаюсь в силу своего ремесла.

– Но как же вам это удалось? Ведь со времени убийства вы не могли успеть получить из Лондона ответ.

– Мне этого вовсе и не надо было делать. Достаточно было телеграфировать другу фамилию интересующего меня лица, и он уже знал, что должен прислать все сведения об этом субъекте, какие только смог собрать.

– Значит, вы телеграфировали ему фамилию Клеверинга?

– Да, я послал шифрованную телеграмму.

– И ответ вами уже получен?

– Сегодня утром.

Грайс вынул из кармана сложенную бумагу и передал ее мне. В довольно объемистой записке говорилось, что Клеверингу 43 года, живет он в Портленд-плейс в Лондоне, вместе со своей матерью. Его ежегодный доход равняется приблизительно 5000 фунтам стерлингов. Состояние это унаследовано им частично от отца, частично от дяди. В 1876 году он ездил в Америку, но вернулся уже через три месяца, так как заболела его мать; о том, чем он занимался в Америке, ничего не было известно. За последнее время замечено, что он стал очень молчалив, всегда с нетерпением ожидает почты и особенно интересуется заграничными письмами. На одном из конвертов, выброшенных в корзину для бумаг под письменным столом, была надпись «Эми Бельден». Бо`льшая часть его американских корреспондентов имеет местом своего пребывания Бостон, но двое живут в Нью-Йорке: имена их неизвестны, но есть предположение, что это банкиры. Указанный субъект привез с собой очень много багажа и часть своего дома обустроил так, словно там должна была поселиться дама, но потом эти помещения опять заперли. Два месяца назад он вновь отправился в Америку и за это время прислал в Портленд-плейс две телеграммы. Недавно от него пришло также несколько писем со штемпелем «Нью-Йорк»; последнее, доставленное пароходом, было отослано из Ф., штат Нью-Йорк.

Бумага выпала из моих рук. Ф. был маленьким городком неподалеку от курорта Р.

– Письмо вашего приятеля — лучший козырь в моих картах! — воскликнул я. — В нем содержатся как раз те сведения, которые мне необходимы. Благодаря ему через неделю я сорву покров с тайны, окутывающей Клеверинга.

– А когда я могу надеяться принять участие в вашем расследовании? — спросил Грайс.

– Как только я буду уверен в том, что напал на верный след.

– И много времени вам для этого понадобится?

– Нет, мне нужно только установить достоверность одного факта и…

– Подождите, может быть, я могу кое-что сделать для вас.

С этими словами Грайс указал мне на письменный стол, попросил открыть верхний его ящик и достать оттуда наполовину сожженный клочок бумаги. Я исполнил просьбу и подал ему эту бумажку.

– Это результат дальнейших исследований, предпринятых Фоббсом в остатках угля в камине, — заметил Грайс. — Вы думали, что тогда мы нашли только ключ, но после более тщательного осмотра мы обнаружили вот это.

С первого же взгляда на находившуюся у меня в руках бумагу я убедился, что это было письмо, разорванное, наполовину сожженное и, что всего важнее, запачканное кровью.

– Что вы об этом думаете? — спросил я Грайса в недоумении.

– Я как раз собирался спросить об этом вас.

Я подавил в себе чувство брезгливости и взял обрывки бумаги.