Кто убийца? - Анна Грин

– Буду поступать согласно вашему желанию.

– Прекрасно, — сказал я и передал ему записку; в ней были указаны вопросы, которые мне хотелось прояснить.

Молодой человек внимательно прочел ее, потом подошел к камину в вестибюле для пассажиров, где мы находились в это время, и бросил бумажку в огонь.

– Я делаю это на тот случай, если со мной что-нибудь случится, — объяснил он.

– Но…

– Не беспокойтесь, я ничего не забуду: у меня прекрасная память, я могу обойтись без записей.

Он добродушно рассмеялся и простился со мной со словами:

– Вы получите нужные вам сведения не позднее чем через двадцать четыре часа.

Записка, которую я ему передал, была следующего содержания:

«Узнать, в чьем обществе и какого числа барышни Левенворт прибыли на курорт в прошлом году, что они там делали, с кем познакомились и когда уехали; вообще разузнать все, что касается их жизни на курорте.

Во-вторых, узнать то же самое относительно Генри Клеверинга, который, вероятно, был знаком с этими особами и везде им сопутствовал.

В-третьих, выяснить фамилию духовного лица, который служил приходским священником в июле прошлого года в одном местечке, в двадцати милях от Р., и умер в декабре прошлого года. То же самое — относительно человека, состоявшего в услужении у священника».

Не могу сказать, что я весело провел часы, которые прошли со времени расставания с сыщиком. Наконец я получил от него следующее письмо:

«Милостивый государь!

Во-первых: особы, о которых идет речь, прибыли в Р. 3 июля прошлого года. Всего их было четверо: дядя, две племянницы и горничная Джен.

Дядя провел здесь всего три дня, а затем отправился в какое-то путешествие. В его отсутствие обе барышни часто проводили время в обществе Генри Клеверинга. Через два дня после возвращения дяди, 19 июля, этот господин совершенно неожиданно уехал. Что касается барышень, то они много выезжали, особенный успех имела мисс Мэри; мисс Элеонора была гораздо серьезнее и под конец их пребывания на курорте заметно погрустнела; говорят, она была очень холодна со своей кузиной. Все они уехали отсюда 1 августа 1876 года.

Во-вторых: Генри Клеверинг приехал сюда 6 июля 1876 года; о нем известно лишь, что его часто видели в обществе барышень Левенворт.

В-третьих: в местечке Ф., в 16 — 17 милях от курорта, жил священник по фамилии Роббинс, который умер в декабре.

В-четвертых: человека, находившегося тогда в услужении у священника, зовут Тим Кук; два дня тому назад он вернулся в Ф., и, если надо, его можно допросить».

Глава XXV

Тим Кук

– Но неужели вы этого не понимаете? — говорил мне Грайс. — Ведь вы своим предположением, что Элеонора — жена Клеверинга, который, судя по всему, и убил Левенворта, не только не облегчаете ее положения, но, напротив, навлекаете на нее еще большие подозрения?

– Но ведь вы сами говорили, что Элеонору невозможно заподозрить в таком ужасном преступлении.

– По моему убеждению, Элеонора Левенворт не виновна.

– В таком случае что же мне делать?

– Только одно: докажите, что ваше предположение неверно.

Я посмотрел на него с удивлением.

– Я не думаю, что это так трудно, — сказал Грайс. — Где ваш Кук?

– Внизу, — ответил я, — там же «Тонкое Чутье».

– Будьте любезны пригласить их сюда.

Минуту спустя сыщик и Кук вошли в комнату.

– Вы, значит, и есть тот самый человек, который служил у покойного священника? — начал Грайс, не глядя на того, к кому обращался. — Надеюсь, вы скажете нам правду.

– Я всегда говорю правду, никто и никогда еще не называл меня лжецом.

– Вы знаете, как звали даму, обвенчавшуюся с господином, у которого вы тогда были свидетелем? — спросил Грайс, переходя прямо к делу.

– Увы!

– Но вы, наверно, помните, как она выглядела?

– Так же хорошо, как если бы она была моей матерью. Я никогда не забуду прелестных глаз этой дамы, даже через сто лет.

– Значит, вы узнали бы ее сразу?

– Без сомнения.

– Хорошо, расскажите теперь все, что знаете об этой свадьбе.

– Дело происходило примерно так: я уже почти год находился на службе у викария Роббинса и в один прекрасный день работал у него в саду. Вдруг я заметил какого-то господина, который, стоя на улице, осматривался по сторонам и, наконец, направился прямо к нашему дому. Он был очень представительный, и я сразу обратил на него внимание: таких статных господ у нас в Ф. никогда не бывало. Вдруг напротив нашего дома остановился экипаж, в котором сидели две дамы. Я видел, что они собираются выйти из экипажа, и поспешил им на помощь.

– Вы видели их в лицо?

– Сначала не видел, поскольку они скрывались под густой вуалью.

– Хорошо, продолжайте.

– Я снова принялся за работу, как вдруг услышал, что меня зовет викарий. Я догадался, что сейчас начнется обряд венчания, и не ошибся. Вот и все, что я могу вам рассказать.

Кук вытер со лба пот, как будто рассказ стоил ему огромных усилий.

– Вы говорили, что дам было две. Та, на которой женился тот господин, была брюнетка или блондинка?

– Мне кажется, волосы у нее были не темные.

– Но по лицу вы могли бы ее узнать?

– Конечно.

Грайс шепнул мне, чтобы я вынул из его письменного стола два портрета и расставил их в разных концах комнаты.

– Вы говорили, — продолжал Грайс, — что не помните фамилию невесты. Каким образом это могло случиться? Разве вы не подписывали брачного контракта?

– Конечно, подписывал. Викарий указал мне место, где я должен был расписаться, — я поставил подпись, вот и все.

– А другого имени на этом документе не было, когда вы его подписывали?

– Нет. Викарий Роббинс затем обратился к другой даме, стоявшей тут же, и попросил ее также расписаться, что она и сделала.

– Вы не видели в эту минуту ее лица?

– Нет: когда она подняла вуаль, она стояла спиной ко мне, а викарий смотрел на нее с восхищением, вероятно, потому, что она была очень красива.

– Ну, а потом что произошло?

– Не знаю, я тотчас после этого вышел из комнаты.

– Где вы находились, когда дамы уехали?

– В саду.

– В таком случае вы, конечно, видели их. Этот господин был с ними?

– Нет, это-то и показалось мне странным. Дамы уехали одни, а он ушел так же, как и явился; некоторое время спустя ко мне подошел викарий и велел молчать про эту свадьбу и никому не говорить о том, что я видел.

– Только вы, кроме священника, знали об этом венчании? Разве дома не было никого из женщин?

– Нет, мисс Роббинс тогда была в школе.

Во время этого разговора я начал, наконец, понимать, чего именно хочет от меня Грайс. Я поставил портрет Элеоноры на камин, а портрет Мэри на письменный стол. Кук стоял спиной ко мне. Когда он закончил говорить, я спросил, все ли он рассказал нам, что знал.

– Да, — подтвердил он.

– Послушайте, — проговорил Грайс, обращаясь к «Тонкому Чутью», — нет ли у нас чего-нибудь, чем мы могли бы угостить мистера Кука в благодарность за оказанную им помощь?

Сыщик кивнул и направился к небольшому шкафчику, стоявшему у камина. Кук следил за ним глазами, что было вполне естественно, затем сделал несколько шагов и остановился перед портретом Элеоноры, глядя на него с восхищением. Я почувствовал, как заколотилось мое сердце, но вдруг Кук обернулся и с удивлением воскликнул:

– Это она!

С этими словами он схватил портрет Мэри и поспешил к нам. Не могу сказать, что это открытие меня сильно поразило.

– По-вашему, эта дама обвенчалась с Клеверингом? Мне кажется, вы ошибаетесь, — с недоверием заметил Грайс.

– Я ошибаюсь? Но ведь я уже говорил, что узнаю ее при каких угодно обстоятельствах!..

– Я поражен, — сказал Грайс, глядя на меня с такой насмешкой, что в другое время я бы ужасно рассердился на него. — Если бы вы сказали, что венчалась вон та дама, — заметил он, указывая на портрет Элеоноры, — то я бы вовсе этому не удивился.

– Она? Да я ее в жизни не видел. Но не будете ли вы так добры назвать мне имя вот этой дамы?

– Если то, что вы сказали, правда, то ее зовут миссис Клеверинг.

– Клеверинг? Да, верно, так звали того господина.

Когда я остался наедине с Грайсом, он долгое время не нарушал молчания. Наконец он спросил меня:

– Вы, кажется, очень удивились этому открытию?

– Да, должен признаться, что был на ложном пути.

– По моему мнению, положение вещей очень изменилось. Пока мы считали, что Элеонора — жена Клеверинга, мы положительно ничем не могли объяснить этого убийства. С какой стати ее муж или она стали бы желать смерти человека, если от этой смерти им нет никакой выгоды? Но теперь, когда доказано, что именно наследница состояния, Мэри, и вышла замуж, все объясняется само собой. В таких случаях, как этот, мистер Рэймонд, нельзя упускать из виду тот факт, кому преступление приносит наибольшую выгоду.