Пророки желтого карлика - Валентин Куликов

Правда, как он писал, не столько щенок учился диалу, сколько они сами осваивали собачью систему "сигнализации". Результатом такого воспитания стала "собака с поразительным интеллектом", если пользоваться стилем этого послания. Друзья писали нам, что с этим псом "можно теперь толковать как с ребенком трех лет от роду". До сих пор не пойму, как относится к подобным сообщениям. Хотя, почему бы и не быть таким чудесам, обучали же обезьян языку глухонемых - и с полным успехом... В свое время это было сенсацией, а теперь - обыденный факт!

Через несколько месяцев пришел ответ из научного журнала. Признаюсь, когда вскрывал конверт, руки у меня дрожали. На официальном бланке было отпечатано несколько фраз. Текст приводим полностью:

"Уважаемые такие-то и такие-то!

Внимательно прочитав направленный Вами в редакцию нашего журнала текст, редколлегия, к сожалению, не обнаружила в нем идей, которые не были бы ранее опубликованы в отечественной и зарубежной печати.

Многие мысли из упомянутых в Вашей работе были высказаны уже классиками языкознания. В тексте практически отсутствует аппарат ссылок. Внешние рецензии также получены отрицательные. Учитывая вышеприведенное, редакция вынуждена отклонить Вашу работу, отмечая в частном порядке, что вряд ли она вообще может быть опубликована".

Когда на очередном собрании группы я вслух зачел текст официального ответа, поднялась буря возмущения.

Особенно ребят потрясла та часть "послания", где говорилось, что в нашей работе якобы отсутствуют не высказанные ранее идеи. Хотя, пожалуй, при желании в этом можно обвинить кого угодно: идеи теории относительности Эйнштейна, скажем, можно обнаружить в самых различных источниках - от древнеиндийских "Вед" до "Логики природы" Гегеля, не говоря уж о Пуанкаре, Хевисайде и многих других... Дело ведь не в "идеях" самих по себе, а в искусстве их конкретного применения! Ох и прав был мой папаша, ох, как прав! Вот и получили мы обещанную им оплеуху, да еще какую!

С горькой иронией я вспоминал, как писали мы эту злополучную статью. Смешно сказать, но почти каждая фраза в ней нам тогда представлялась поистине перлом, чуть ли не откровением в науке, казалось, еще немного и нам останется только принимать поздравления от восхищенных лингвистов... Ну что ж, одно такое "поздравление" у нас уже имеется, и какое - на официальном бланке! Ну и дурака же мы сваляли!

Постой, но ведь кроме статьи есть и кое-что повещественнее: наш опыт "погружения", наши дети, наконец!

Все положения статьи подтверждены практикой! Как же можно было не понять, не почувствовать "дыхания истины"? С чего у нас там, в этой статье все начиналось? А, вспомнил, с понятия симметрии.

Да, там мы начали именно с этого понятия, ибо с понятием симметрии связаны все крупнейшие и сколько-нибудь значительные свершения в современной науке о природе - фундаментальной физике. К языку же мы подходили как к орудию коллективной, общественной мысли, социальному явлению, "изготовленному" обществом из вполне конкретного физического "материала" - колебаний воздуха, звука. Орудие совершенно тогда, когда целиком использует свойства материала, из которого оно изготовлено. Свойства звука непосредственно связаны с симметриями, у него имеющимися. Симметрия же в понимании физиков - это всегда связь между двумя состояниями физического объекта (видами звука в нашем случае), возможность превращения, преобразования одного состояния в другое. Такое превращение называется преобразованием симметрии. Если из одного можно сделать другое, то эти два состояния в чем-то явно похожи друг на друга, что проясняет связь такого понимания симметрии с теми представлениями о ней, которые дает нам школа.

Из всех преобразований симметрии, связанных со звуком, нас интересовали, естественно, лишь те, которые можно использовать для передачи информации: изменение громкости, длительности звучания, высоты тона, наконец, изменения ритма звуков, структуры обертонов (так называемых формант), вариации рифмы. Далее шли преобразования суффиксов, аффиксов и окончаний, перестановки порядка слов и так далее... Как очевидно уже из самого перечисления, речь шла, в основном, о симметриях, связанных с музыкальным строем звуковой речи.

Главная же идея состояла в том, чтобы каждому реальному переходу, превращению одного из окружающих нас предметов и явлений в другой сопоставить соответствующее превращение одного звука в другой, так что все симметрии окружающего мира, выражающие глубокую сущность природных и общественных явлений были бы отражены в соответствующих симметриях мира звуков, симметриях музыки.

Это, в общем-то, так же возможно, как и возможно с помощью карандаша и листа бумаги изобразить, буквально, что угодно. Разница лишь в используемых средствах. Однако, в отличие от простого рисования, изображение связей, симметрий реального мира в виде связей, преобразований различных звуковых, музыкальных форм есть отображение глубоких, сущностных сторон явлений, то, что до сих пор доступно было лишь высшей математике. И при всем этом новый язык был всего-навсего устным языком, хотя и в высокой степени музыкальным! Одним из примеров "математичности" языка оказалось практически полное тождество законов простейших стихотворных форм с аксиомами так называемой дифференциальной геометрии суперсимметричных многообразий, абстрактнейшей математической теории, используемой на самом переднем крае фундаментальной физики. Стишки, однако, любому из нас намного легче сочинять, чем пытаться традиционным способом вникнуть в суть этой теории. Это к вопросу об эффективности диала как "усилителя интеллекта"!

В статье мы приводили этот пример. Хотя, что им до этого, они ведь лингвисты... "Узкий специалист подобен флюсу" - это, кажется, Карл Маркс заметил.

Самым же ценным с научной точки зрения была изложенная в статье грамматика диала, правила, согласно которым производились изменения звуковых форм, строились слова и предложения.

Ее нам удалось создать исключительно благодаря материалистической диалектике. Именно диалектика дала нам возможность выяснить, когда, при каких условиях одно преобразование, одна симметрия переходит в другую, построить строгую иерархическую структуру симметрий, установить их соподчиненность. Диалектика настолько глубоко пронизывала структуру языка, что просто говоря что-либо на диале о какой угодно вещи, коком угодно явлении, невозможно было не видеть диалектики самой этой вещи, диалектики самого явления - о ней буквально кричало каждое слово, каждое предложение! Все было взаимосвязано, одно превращение звука следовало за другим, звуки с одними свойствами, переходили в звуки со свойствами противоположными, и каждый раз это напоминало, что и вокруг нас совершается непрерывное превращение, борьба противоположностей имя которому - движение материи.