Неизданный сборник рассказов - Злата Линник

— Книга сама по себе тоже не обычная, она переплетена в кожу одной из первых жертв, замученных лично Катрин Сабоне, а дневник написан исключительно кровью.

— Ужас какой! — прошептала одна из студенток — а я такое в руки брала!

— И самое главное — книга служит средством связи между Катериной Михайловной или, вернее, Катрин Сабоне и ее хозяином. С ее помощью она передает ему ваши жизненные силы, ну, и получает вознаграждение.

— Вроде, как свой законный процент — нервно хихикнула одна из студенток.

— А вот тут самое интересное: если книга будет утрачена или испорчена хоть немного, то канал прекратит работу и энергия не дойдет по назначению. И кому-то это очень не понравится…

— Так в чем же дело? Давайте ее порвем или, вот, фломастером изрисуем.

— Все не так просто, этого может оказаться недостаточно.

Студент положил на стол самодельный рюкзачок из черной ткани и стал по очереди вынимать из него различные предметы, повторяя: «не то, опять не то». Таким образом перед изумленной группой предстали четки из лесных орехов, круглое зеркальце с нарисованными на нем линиями, ароматические палочки, большое воронье перо, связка старинных ключей, керамическое блюдце. Под конец, когда на столе выросла довольно большая куча из самых разнообразных предметов, на свет появилась старинная перьевая ручка. Произнеся: «да, это то, что надо» молодой человек снял с шеи массивный медальон из черного камня, украшенного резьбой и поставил перед собой. Внутри оказался маленький флакончик, полный какой-то темной жидкости.

— Магические чернила, я знал, что когда-нибудь они обязательно понадобятся!

Раскрыв книгу на той странице, где были нарисованы непонятные узоры, он добавил к ним несколько линий, а треугольник с глазом обвел тройным кругом.

В следующую же секунду книга подпрыгнула на столе, из нее вырвалась струя черного дыма, а потом все увидели, что книга стала другой: покоробилась кожаная обложка, страницы мгновенно пожелтели, а все записи разом выцвели.

— Это были волшебные символы, которые и держали канал открытым. Теперь это обычная книга.

В это время в коридоре раздались шаги. В аудиторию вошла Катерина Михайловна, тащившая за руку заплаканную студентку. На губах преподавательницы играла обычная змеиная улыбка.

— С такими слабыми нервам вам просто нечего делать в высшем учебном заведении! Так, а теперь проверка домашнего задания, читаем гласные переднего ряда. Поживее, мы и так задержались.

Катерина Михайловна села на свое место и привычным движением дотронулась до книги. Но тут же лицо ее перекосилось, а сама она дернулась как от удара.

— Что вы с ней сделали?!

Внезапно в аудитории стало ужасно холодно, потом откуда-то появился непонятный запах, похожий на запах сухих экзотических фруктов и старой бумаги. Облупленная стена задымилась и на ней возник темный силуэт. Больше всего он походил на высокого мужчину с крыльями как у летучей мыши. Раздался глухой голос, доносящийся как будто из-под земли:

— Ты не сохранила книгу. Мне не нужны нерадивые слуги!

И тут Катерина Михайловна, которая всегда, что бы ни происходило, хранила чуть-чуть высокомерное и ироничное спокойствие, вскочила со своего места, грохнулась на колени посреди аудитории и, протянув руки к силуэту на стене, заверещала:

— Господин, не покидай меня, я столько лет верно тебе служила!

Тень хранила молчание. Тогда Катерина Михайловна вскочила и оказалась рядом со студенткой, которая не успела занять свое место и наблюдала всю эту сцену в одном шаге от преподавательского стола, разинув рот от удивления. Одной рукой вконец потерявшая голову фурия схватила девушку за волосы, в другой у нее оказался старинный дамский кинжал.

— Господин, позволь мне услужить тебе! Я дам тебе свежую горячую кровь, это будет получше, чем их хныканье и жалкий скулеж!

Но девушке почему-то не захотелось быть принесенной в жертву потустороннему существу, да еще и на последней паре. Поэтому она сначала наступила Катерине Михайловне на ногу туфелькой на тонкой шпильке, а дальше действовала так, как рекомендуется в книжках «Самооборона для женщин». Отобрав кинжал, студентка просто оттолкнула несостоявшуюся убийцу в сторону, сопроводив свои действия фразой, которую вряд ли можно перевести на литературный французский язык. Не ожидавшая такого, Катерина Михайловна остановилась в полном смятении. В это время тень на стене опять зашевелилась.

— Ты даже этого не смогла сделать! Ты не нужна мне больше, прощай!

И тень исчезла.

Когда через некоторое время Катерина Михайловна, а точнее, Катрин Сабоне, отняла руки от лица, все увидели поразительную вещь: буквально за несколько секунд она состарилась. И стремительно продолжала стареть! Потускнели и запали глаза, стали неопрятными седыми лохмами ухоженные светлые волосы, модная одежда превратилась сперва в непонятный длинный балахон, а затем в бесцветные лохмотья. Еще через мгновение лицо ее покрылось морщинами, а руки стали похожи на костлявые птичьи лапки. Древняя старуха, которая еще несколько минут назад была эффектной молодой женщиной, бросила на девушек полный ненависти взгляд и прошептала беззубым ртом:

— Молодость! Красота! Все равно мое!!!

Она съежилась и похудела так, что под желтой пергаментной кожей четко проступили все кости. Живыми у этой мумии оставались только глаза — безобразно выпученные, в сетке красных прожилок. А еще через минуту посреди аудитории стоял скелет, которых с тихим шорохом рассыпался в пыль.

Присутствующие, а группа была все-таки женской, синхронно ахнули, а потом вдохнули, собираясь завизжать от страха. Но в этот момент в коридоре снова раздались шаги. Это была заведующая кафедрой. Привлеченная необычным шумом, она решила посмотреть, что здесь происходит. Но, когда заведующая приблизилась к дверям, дружный хор студентов читал фонетические упражнения. И, вот чудо, то, что еще недавно было таким мучением, теперь доставляло истинное удовольствие. За гласными переднего ряда последовали задние носовые, затем стихотворения, а потом учебный текст про парижанку Мадлен Дюваль и ее многочисленных родственников. Когда прозвенел звонок, все с неохотой остановились. О недавнем происшествии напоминали только книга, одиноко лежавшая на столе, кинжал, который был положен рассеянной студенткой в тетрадь вместо закладки, и горелое пятно на стене. От мучительницы, нагонявшей такой ужас на первокурсников, не осталось даже кучки пыли; сквозняк, проникший через открытую форточку, развеял ее по полу.

Взгляды опять обратились на молодого человека.

— А она… точно… не вернется?

— Совершенно точно. А, впрочем, вот, на всякий случай.

Пальцем он начертил на преподавательском столе непонятную фигуру.

— Это охранная руна. Теперь, можно быть уверенными, что все будет в порядке.

В дверях к нему подошла студентка, та, которая и была причиной неожиданной развязки. Она поблагодарила своего спасителя и добавила:

— Кстати, о Неве. Речные трамвайчики еще не закрылись, можно пойти покататься.

— Отлично, между прочим, в музее религии и атеизма интересная выставка, можно вместе сходить на выходных, тем более что твоя пересдача гласных переднего ряда, вроде как, отменяется.

Неизвестно, как объяснилось на кафедре отсутствие Катерины Михайловны, но после каникул, которые начались весьма кстати, группу встретила другая преподавательница.

— Меня зовут Эльвира Сергеевна, я буду вести у вас вторую часть курса фонетики. Начнем с самого интересного, я распечатала для вас отрывок из Мопассана.

Она поставила на стол хозяйственную сумку, набитую самыми разными бумагами, распечатками и вырезками из журналов, и стала с большим трудом вытаскивать из нее пачку ксерокопий. Вместе с ней случайно выпала брошюра, отпечатанная явно не в типографии. Молодой человек, рядом со столом которого она упала, поднял ее и подал преподавательнице. При этом, машинально взглянув на обложку, он похолодел от ужаса. Это было не что иное, как «Некрономикон». Неужели история повторяется?.. В сознание его привел голос новой преподавательницы:

— Зачем же так бурно реагировать? Архаичные обороты и мелодическая кривая фразы лучше всего сохранились в литературе мистического направления. Между прочим, это тема моей диссертации…

Давно это было. Филфак с тех пор неузнаваемо переменился. На месте гаража теперь сквер с дорожками, аккуратно посыпанными песком, газонами и скамейками; коридоры кафедры фонетики после евроремонта перестали напоминать катакомбы, горелое пятно на стене второй аудитории закрыто декоративной панелью и об ужасе, отравившем годы учебы многим студентам, не напоминает почти ничего. Разве что старинная книга, непонятным образом появившаяся в стеклянной витрине маленького музея при кафедре и воспоминания бывших студентов, которым в ответ на вопрос: «Почему вы не стали работать по специальности?» так и хочется продекламировать: «Ее зовут Мадлен Дюваль, она живет в Париже…»