Самая крупная победа - Виктор Пушкин

— Но ведь это вредно для боксеров, дышать мешает, — сказал Комаров.

— Вот и мы об этом же сразу подумали, — вздохнул Вадим Вадимыч, — но куривший рядом с нами господин удивленно посмотрел и сказал: «Я плачу деньги и не желаю испытывать никаких стеснений!» Начались бои. Ну, что можно сказать о профессиональных боксерах, об их технике? Очень невысокого уровня. Да, невысокого. — Вадим Вадимыч обернулся к Борису и Комарову: — Что-то вроде нашего второго разряда. Представляете себе? Размашистые, неточные удары, открыты, и, что особенно нас всех поразило, уж очень часто нарушают правила: наносят удары по затылку, бьют ниже пояса, норовят зацепить предплечьем, толкаются. У нас давно бы прекратили бой и выгнали таких с ринга, но рефери смотрел на все явно сквозь пальцы, так как публике, как мы потом заметили, такая манера ведения боя нравится. И чем больше нарушались правила, тем в большее неистовство она приходила. Поднимался дикий вой, свист, истошные крики: «Бей по мозгам, Джонни!», «Скинь эту рыжую жердь с ринга, Джек!» То же самое творилось, когда выходила и вторая, и третья, и четвертая пара. Перед шестой вдруг объявили, что один из зрителей, официант такого-то ресторана, вызывает на бой чемпиона Глазго. И действительно, на ринг взобрался этакий розовощекий, не спортивного типа бодрячок с довольно круглым животиком, которого встретили криками восторга.

— Это почему же? — удивился Мишка и недоуменно огляделся.

— А потому что каждый понимал, что сейчас будет нечто комическое, да еще сверх программы, за которую он платил деньги. Бодрячок объяснил, что вот он, как положено, внес заклад во столько-то фунтов стерлингов и сейчас покажет всем, как нужно драться по-настоящему. Его противник, звероподобной внешности детина, от нетерпения переминался с ноги на ногу. Он отказался пожать ему руки перед началом боя, показывая, что презирает его и будет биться не на живот, а на смерть. Мы просто не понимали, каким образом от свиста и криков не обрушивался потолок зала. Но вот бой начался, и нам сразу стало ясно, что это липовая, заранее отрепетированная встреча, так как детина, хоть и делал вид, что хочет убить толстяка, наносил удары явно не сильно, то и дело мазал, шлепал по плечам, защите, а под конец промахнулся, упал и стал трясти рукой — дескать, повредил! — и отказался от продолжения боя. Победу дали толстяку.

— Да зачем же? — удивился Комаров.

— А чтобы побежденный мог вызвать победителя на реванш и публика пришла посмотреть их бой еще раз, снова внося в кассу стерлинги. Это прием не новый. Таким способом выкачивали деньги у доверчивых зрителей и у нас до революции. Не слыхали об этом?

— Я читал, — пробасил Борис. — «Черная маска» вызывает на повторный матч непобедимого дядю Ваню, так как не согласна с решением жюри!» А сами потом в трактире вместе водку пили.

— Да-да, — подтвердил Вадим Вадимыч. — Вот и тут стало твориться что-то невероятное: все выли от восторга, аплодировали гордо расхаживавшему пузатику, вскакивали с мест. В последних рядах даже подрались.

— Вот здорово! — захохотал Мишка.

— Но не все бои, конечно, носили такой характер. Несколько пар под самый конец оказались очень высокого класса. Но тут мы увидели другую сторону профессионального бокса: страшную жестокость, желание во что бы то ни стало вырвать победу, так как победителю выплачивается значительно больший гонорар, чем побежденному. Кстати, вы знаете, что профессионалы боксируют не как мы, в мягких, десятиунцовых перчатках, а в более жестких, шестиунцовых, очень похожих на те, в которых мы на снарядах работаем?

— Они же как каменные! — зябко поежился Комаров.

— Вот, представляешь себе, как в такой перчатке ударить можно? Ломают носы, ребра, убивают даже. Один бой протекал так, что даже нам, много видевшим, показался ужасным. Боролись за право встретиться с чемпионом Европы в среднем весе, то есть опять же за то, чтобы получить более высокий гонорар. И уж тут все было начистоту. Оба бойца крепкие, хорошо сложенные ребята лет двадцати пяти — тридцати. Удары отработанные, точные. — Вадим Вадимыч назидательно оглядел нас. — Ни одного лишнего движения, каждый маневр тщательно продуман и выверен. Понимаете? И этому у них не грех поучиться. Один лондонец, другой из Шотландии. Семь раундов бой шел с переменным успехом. В восьмом англичанин, работавший в низкой американской стойке, на прямой левый ответил страшнейшим крюком справа в челюсть, от которого шотландец потерял сознание. И вот, пока он падал, англичанин успел ударить его справа, слева и еще раз справа. И он бил бы еще, да рефери оттолкнул в сторону. И тут я увидел, что чем жестче бой, тем это больше по душе зрителям. Все опять стали с воем вскакивать с мест, рваться к рингу. А рефери преспокойненько отсчитывал нокдаун. Это вы знаете, когда до десяти считают и кто не успеет встать, тот объявляется побежденным нокаутом.

— Ага, знаем! — ответил за всех Мишка. — Что же дальше? Англичанин победил, да?

— Пока нет, гонг помешал. Шотландец кое-как поднялся, качаясь, пошел в свой угол и буквально упал там на табурет. Его сразу же стали обмахивать полотенцем, брызгать водой, что-то давали нюхать, пить. Но он все равно не сумел оправиться и в следующем раунде еще пять раз грохался на пол. Мы были уверены, что рефери прекратит бой, ведь всем же ясно: англичанин сильнее, победа за ним, и не к чему продлевать бессмысленное избиение. Но никто и не думал об этом. Англичанин совсем озверел и, чтобы противник не падал и его можно было продолжать бить, прижал к канатам и яростно бил, бил, бил! Я оглянулся в надежде хоть на лицах зрителей увидеть осуждение происходящему — ведь это уже не спортивное состязание, а убийство. Но ничуть не бывало: возбужденные красные рожи, дикие глаза, перекошенные в крике рты. «Добей его, Том, добей!», «Заставь эту рухлядь уползти с ринга!» В общем, чем бы это кончилось, неизвестно, но, к счастью, англичанин и сам изрядно выдохся, промахнулся, и шотландец мешком рухнул к его ногам. Мы вышли из зала совершенно подавленные и растерянные. Это варварство ничуть не уступало по жестокости гладиаторским боям в Древнем Риме! Вот так состоялось наше первое знакомство с профессиональным боксом.

Некоторое время в раздевалке было тихо, все думали свое, потом Мишка сказал:

— Это они из-за денег. Они за бои много долларов получают…

— Не все, — глядя перед собой, как бы продолжая видеть то, о чем только что рассказывал, возразил Вадим Вадимыч. — Только чемпионы. Остальные же, когда уходят с ринга, остаются без гроша и нередко еще инвалидами. Да и о чемпионских долларах, кстати, слишком раздуто западной прессой. Факты показывают иное. — Он обернулся к Мишке: — Вот ты слыхал, например, о замечательном негритянском боксере Джо Луисе?.. Нет? Это был великий боец, он пока дольше всех в истории бокса удерживал звание абсолютного чемпиона мира. Когда же состарился и бросил выступать, оказалось, что он весь в долгах. И одно время знаешь чем на жизнь зарабатывал? Отбивал чечетку на эстраде в каком-то кабаре. Вот так.

Мишка ничего не ответил, а я слушал и про себя очень жалел, что все-таки зря в нашем боксе синяков не ставят.

Но дня через три после этого разговора мне все же повезло: подсадили под правый глаз, ничего себе, приличный фингал. Вообще-то, если уж честно, то он получился вовсе и не от бокса: играли в баскетбол (мы теперь частенько во что-нибудь играем вместо разминки), и мне нечаянно заехали локтем. Но Севе я этого, разумеется, не сказал, а то уж он совсем, наверно, черт знает что обо мне думает! Езжу-езжу — и все ничего! Мать, конечно, сначала испугалась, но потом увидела, что чепуха, успокоилась. Зато уж дядя Владя целую неделю злорадничал: «Что, все-таки заслужил медаль, да?!»

18

Это произошло в воскресенье. Стоял солнечный морозный день, и вся наша секция вместе с Вадимом Вадимычем поехала кататься на Ленинские горы на лыжах.

Я попросил разрешения взять с собою Севу. И он с уважением глядел на Бориса, Комарова и других рослых ребят. «У, вот уж это настоящие боксеры, верно?» — то и дело говорил он мне. И я даже обиделся: будто мы с Мишкой, с которым я его познакомил, были не настоящие.

Катались мы здорово, с самых высоких гор съезжали. И хоть я дал Севиной маме слово как следует следить за ним и позволял залезать только на небольшие, он все равно вскоре был похож на комок снега, потому что то и дело падал и кувыркался; а раз так зарылся в сугроб, что мы с Борисом едва нашли и вытащили. Все смеялись, а он все равно лез и лез на горы, объяснив мне потихоньку, что так он вытренировывает храбрость и волю. И вот, когда мы все досыта накатались и двинулись домой, Вадим Вадимыч, улыбаясь, вдруг сказал, что скоро некоторые из нас будут участвовать в настоящих состязаниях. Правда, пока еще ничего не известно, где, когда, но завтра утром будет специальное заседание и он все узнает. Сказал просто, даже весело, но мы все сразу притихли.