Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами - Натали Земон Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таковы круги в Риме, присутствие в которых Йуханны ал-Асада мы можем документально подтвердить. Можно также порассуждать о некоторых других возможностях. Может быть, Франсиско де Кабрера-и-Бовадилья, епископ Саламанки, задавался вопросом, что стало с человеком, которого захватил его брат, пиратствовавший в Средиземном море. Сначала пленник содержался во дворце епископа в Риме, а затем был заключен в замок Святого Ангела; теперь же, как Джованни Леоне, его могли снова призвать в епископский дворец. Если так, то Йуханна ал-Асад, возможно, слышал про энергичного молодого ювелира Бенвенуто Челлини или даже встречался с ним. Бовадилья любил работы Челлини, хоть и ссорился с ним по поводу оплаты, и заказал ему в 1523–1525 годах подсвечники и серебряную чашу, которыми так восхищались папа, кардиналы и приезжие испанцы[199].
Более захватывающим и опасным предприятием для Йуханны ал-Асада было установление связи с другими мусульманами или крещеными мусульманами, которые жили в Риме или оказались там проездом. О некоторых из них он мог услышать довольно рано, например о чернокожем рабе-мусульманине, которому приказали задушить кардинала Петруччи в камере замка Святого Ангела в 1517 году. Большие домохозяйства в Риме были полны рабов и слуг, причем все рабы и часть прислуги происходили из нехристианских стран: «Это настоящий сераль, – писал Паоло Джовио о доме недавно назначенного кардинала Ипполито де Медичи, – нумидийцы, татары, эфиопы, индийцы, турки, которые в общей сложности говорят более чем на двадцати языках». Владельцы распоряжались рабами, как хотели, и детей, рожденных от рабынь, иногда признавали высокородными отпрысками. Йуханна ал-Асад наверняка слышал сплетни о родственнике кардинала Ипполито, Алессандро де Медичи, чья мать была schiava mora – черная рабыня в доме Медичи и чье лицо и волосы говорили об африканском происхождении. Отцом же Алессандро, как все говорили, на самом деле был не Лоренцо II де Медичи, а сам папа Климент VII[200].
В отличие от галерных рабов, принадлежащих государству, домашних рабов в Италии владельцы часто понуждали перейти в христианство. Однако крещение не приносило автоматического освобождения. Вопрос о том, законно ли держать новообращенного христианина в рабстве, только начинали поднимать в 1520‐х годах – и то лишь в отношении побежденных коренных американцев в Новом Свете, а не захваченных мусульман в Италии. Хозяева, приводившие рабов к купели для крещения в Риме, не были обязаны отказываться от свой собственности[201]. (Размышляя над этим вопросом, Йуханна ал-Асад мог бы вспомнить, что обращение в ислам ни в коем случае не приносило освобождения рабу мусульманина. Вера имела решающее значение исключительно в момент порабощения: только человек, который был немусульманином, когда его или ее взяли в плен или захватили, мог законно стать собственностью мусульманина. Йуханна ал-Асад, наверно, вспоминал, как североафриканский фанатик ал-Магили расширил это право для сонгайского императора, включив в него захват и порабощение «неистинных» мусульман.)[202]
Церемонии крещения рабов в Италии обычно были гораздо скромнее, чем из ряда вон выходящее крещение Джованни Леоне в соборе Святого Петра. (Точно так же рядовые рабы-христиане, принявшие ислам в Северной Африке, обычно просто произносили шахаду, исповедание веры, и поднимали указательный палец перед свидетелями в доме хозяина. Затем, разумеется, следовало обрезание мужчин.) Жившие в Риме в 1520‐х годах домашние рабы, а также крещеные вольноотпущенники, редко обладали ученостью Йуханны ал-Асада или его прежним статусом. Вряд ли они читали эзотерические тексты ал-Газали. В районе Кампо Марцио, где некоторое время жил Йуханна ал-Асад, пять из 939 домашних хозяйств возглавляли цветные христианки, которые, вероятно, когда-то были рабынями. Интригующим исключением в другой части города была «Fillia del Gran Turcho», дочь Великого турка[203]. Возможно, Йуханна ал-Асад и не приближался к таким женщинам вскоре после своего освобождения из тюрьмы, но, по крайней мере, знал, что они существуют.
Во время короткого правления сурового голландца папы Адриана VI Йуханна ал-Асад, как и другие клиенты Медичи, предположительно, имел мало общего с папским двором. Но как только в конце 1523 года состоялось (весьма спорное) избрание кардинала Джулио де Медичи папой римским, услугами Йуханны ал-Асада, возможно, снова воспользовались. Папа Климент VII немедленно учредил две кардинальские комиссии, одна из которых должна была найти способы обуздать последователей Лютера, а другая – объединить христианских властителей против турок. Последнее оказалось еще труднее, чем во времена правления двоюродного брата Климента, папы Льва X. Конфликт между Францией и Священной Римской империей снова превращал Италию в поле битвы (Франциск I даже тайно уведомил султана Сулеймана о том, когда ему лучше напасть на их нынешнего общего врага, Карла V). Великий турок одерживал впечатляющие победы в Венгрии, а тунисские и другие мусульманские корсары захватывали папские галеоны прямо в устье Тибра. Знакомство Йуханны ал-Асада с политической ареной Магриба могло быть использовано, скажем, в связи с ожидаемыми нападениями принца-пирата[204] Хайраддина Барбароссы на Сицилию[205]. Может быть, он опять переводил арабские письма для папской канцелярии. По крайней мере, один из новых хранителей библиотеки Ватикана интересовался мусульманской доктриной и, возможно, обращался за советом к Йуханне ал-Асаду, правда, новая инвентаризация рукописей была начата только несколько лет спустя[206].
Однако библиотекарь Ватикана Джироламо Алеандро, вернувшийся в Рим в 1525–1526 годах, был связан с Йуханной ал-Асадом в пересказе одного разговора, ходившего среди ученых-ориенталистов. По одной из версий, беседа шла между Эгидио да Витербо и неким еврейским каббалистом из Африки[207]. Согласно другой версии, беседовали Джироламо Алеандро и обращенный в христианство арабский факих, похожий на Йуханну ал-Асада. Последняя версия происходит из солидного источника: от двоюродного брата Джироламо по имени Пьетро Алеандро, молодого церковника, который жил тогда в Риме и выступал там как представитель Джироламо. Речь зашла о рыбе, обещанной праведникам на пиршестве в раю, и ученый араб спросил Алеандро, почему Христос отдавал такое предпочтение этой пище. Алеандро отвечал пространно, очевидно, имея в виду ту рыбу, которую Христос дал своим апостолам после воскресения (Ин. 21: 9–13). На это араб сказал «в шутку»: «Я вижу, что Мессия не хотел разочаровать своих учеников, ожидавших этого пира». Даже если Йуханна ал-Асад никогда не произносил таких слов, эта история показывает, какого рода разговоры современники находили для него уместными[208].
***
В середине 1520‐х годов Йуханна ал-Асад мог совмещать преподавание арабского языка, работу
