Нефертити - Мишель Моран

— Если он возьмет в свои руки слишком много власти, это может погубить нас всех. У Старшего есть и другие сыновья, которые смогут заменить Аменхотепа, если он вдруг умрет.

У меня перехватило дыхание.

— Чтобы жрецы Амона убили царя?!

Отец с сестрой снова посмотрели на меня и проигнорировали мою вспышку негодования.

— А если он сумеет отнять власть у жрецов? — спросила Нефертити.

— Даже и не думай об этом.

— Почему же? — сердито спросила она.

— Потому что тогда фараон получит безраздельную власть над Мемфисом, а твой муж недостаточно мудр, чтобы совладать с подобной властью.

— Тогда ее можешь взять ты. Ты можешь стать силой за троном, — искушающе произнесла сестра. — Ты станешь недосягаем.

В этом было нечто новое. Визирь царя станет более влиятельным, если ему придется отвечать за свои действия только перед царем, не оглядываясь на жрецов и знать. Я увидела, что отец задумался, а сестра продолжала напирать:

— Именно этого он хочет. Он будет занят, возводя храмы Атона. А кто будет править лучше, ты или верховный жрец Фив?

Я поняла, что отец признал правоту Нефертити. Раз равновесие все равно нарушено, отчего бы не сместить его выгодным для нас образом? Отец куда больше смыслит в тонкостях внутренней и внешней политики, чем жрец, отрезанный от мира стенами храма Амона.

— Тийя будет недовольна, — предостерег отец. — Это рискованная игра. Все может пойти прахом.

— А как еще я могу остаться его любимой женой? — Нефертити вскочила с места. — Сказав ему, что его ожидает падение? Он все равно не откажется от своих замыслов, хоть со мной, хоть без меня!

— Ты что, не можешь отвлечь его от мыслей об Атоне?

— Да он только об этом и думает!

Отец встал и направился к выходу.

— Нужно провернуть это постепенно, — решил он. — При дворе есть люди, которых ни тебе, ни твоему мужу лучше не иметь врагами.

Мы слышали, как его шаги стучат по плиткам пола, удаляясь в сторону его покоев.

Нефертити рухнула в кресло.

— Так значит, пока Аменхотеп читает стихи этой шлюхе, царица Египта проводит ночь в обществе своей сестры!

— Не злись, или он на тебя разобидится, — предупредила я.

Нефертити сердито взглянула на меня, но не стала смеяться над моим предостережением.

— Сегодня ночью я буду спать вместе с тобой, — решила она, и я не стала жаловаться.

Мне бы тоже не хотелось, чтобы мой муж забирался ко мне в постель после ночи, проведенной с другой женщиной.

На следующее утро я проснулась на рассвете и быстро оделась, чтобы отправиться на поклонение в храм Амона. Я старалась двигаться как можно тише, но Нефертити все равно проснулась и заворчала на меня.

— Ты что, в храм? — с недоверием спросила она. — Зачем тебе ходить туда каждый день?

— Мне нравится говорить с Амоном, — виновато, словно бы защищаясь, ответила я.

Сестра недоверчиво фыркнула.

— А ты когда ходила туда в последний раз? — перешла я в наступление.

Нефертити закрыла глаза и сделала вид, будто спит.

— Ты вообще хоть знаешь, где здесь храм Амона? — возмутилась я.

— Конечно. В саду.

— Ну так тебе не помешало бы туда сходить. Ты — царица Египта.

— А ты ходишь туда каждый день. Ты относишь туда подношения за меня. Я слишком устала.

— Чтобы поблагодарить Амона?

— Он знает, что я ему благодарна. И отстань от меня.

Так что я отправилась в сад сама, как и каждым утром со времен нашего переезда в Фивы, и собрала букет цветов, чтобы положить его к ногам Амона. Я брала лишь самые лучшие цветы: ирисы, фиолетовые, словно поздний летний вечер, и гибискус, похожий на звезды и алый, словно кровь. Когда я вернулась из храма, было еще очень рано, и лишь слуги бродили по саду, поливая тамаринд из тяжелых кувшинов. Нефертити наверняка еще спала, потому я отправилась во внутренний дворик, где располагались покои родителей. Мать, конечно, уже встала, чтобы поднести дары к ногам Хатор.

Шагая по дворцу, я наслаждалась тишиной. По коридорам крадучись двигались кошки — черные, поджарые, бронзовоглазые, — но они не обращали на меня внимания. Они разыскивали остатки вчерашнего ужина, фигу в меду, оброненную слугой, или вкусненький кусочек жареной газели. Я дошла до дворика матери и обнаружила ее в саду; она читала свиток со знакомой восковой печатью.

— Новости из Ахмима! — радостно сообщила мать, увидев меня.

Ее новое ожерелье из лазурита сверкало под лучами утреннего солнца.

Я уселась на скамью рядом с ней.

— И что там пишет управляющий? — спросила я.

— За твоим садом хорошо ухаживают.

Я подумала о моей ююбе с плодами цвета имбиря и о чудесном гибискусе, который я посадила прошлой весной. Я так и не увижу, как они поспеют.

— А еще что?

— Виноградные лозы быстро растут. Управляющий говорит, что в Шему урожай может составить шестьдесят бочек.

— Шестьдесят бочек?! Они отошлют их в Мемфис?

— Конечно. Я еще попросила, чтобы мне прислали мои льняные сорочки. Я их позабыла за всей этой суматохой со сборами.

Мы улыбнулись друг другу и обе подумали об Ахмиме. Только улыбка матери была более широкой и невинной, потому что отец оберегал ее от тех вещей, от которых не мог уберечь меня, и она не знала, что мы обменяли безопасность на беспокойство.

— Ну, расскажи же мне о Нефертити, — попросила мать, сворачивая свиток и пряча его к себе в рукав. — Она счастлива?

— Счастлива, насколько это возможно. Вчера ночью Аменхотеп уходил к Кийе. — Я устроилась поудобнее на холодной каменной скамье и вздохнула. — Итак, мы едем в Мемфис.

Мать кивнула:

— Здесь Аменхотеп будет вести себя все нетерпеливее, ожидая смерти Старшего. А может, он даже и ждать не станет, — зловеще добавила она.

Я быстро взглянула на нее:

— Ты что, думаешь, что он попытается приблизить кончину Старшего?

Мать оглядела дворик; но мы были одни.

— Говорят, будто он стал причиной преждевременной смерти Тутмоса. Но это всего лишь разговоры, — поспешно добавила она. — Сплетни слуг.

— Только вот слуги обычно говорят правду, — прошептала я.

Мать слегка побледнела.

— Да.

Тем вечером мы ужинали в Большом зале, но многие придворные отсутствовали, поскольку отправились на похороны родосского посла. Царица Тийя, равно как и мой отец, были там, а вот Старший остался во дворце со своим вином и женщинами. Тем вечером Старший пребывал в особенно вульгарном настроении — самозабвенно пел и рыгал. Я видела, как он ухватил за грудь служанку, наливавшую ему вино, а когда Нефертити уселась рядом с мужем, он поинтересовался, не хочет ли она лучше сесть рядом с ним. Нефертити молча проигнорировала его предложение, а я покраснела, и тогда фараон повернулся ко мне.