Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста - П Шуваев

Совокупность представлений, получившая название "второй технократии" (возможно, по аналогии со второй софистикой), оказалась в этих условиях наиболее продуктивной, хотя в то время, может быть, и наименее заметной среди нетрадиционных концепций. Классическая, первая технократия уже к концу 20 столетия не только полностью исчерпала себя, но и оказалась серьезно скомпрометирована тем, что в ряде случаев (Лакки-Плейс, Сиреневая федерация) с успехом выступала в качестве официальной идеологии тоталитаризма. С другой стороны, антитехницизм, с середины 20 столетия усиленно культивировавшийся разнообразными, преимущественно левоэкстремистскими группировками, с развитием технологии все более воспринимался как неуместный. Таким образом, интеллектуалы, не пришедшие по тем или иным причинам к марксизму, столкнулись с необходимостью осмысления роли технологии в развитии поздних формаций.

- Сашк, поздние формации - это что такое?

- А? Да, в самом деле, поздние.

- Ну поздние, это я понял, но что это значит?

- Успокойся, Толь, не кипятись. Поздние формации - это то, чего мы с тобой не видели и, возможно, не увидим. Ну, Лакки-Плейс.

- А, - ответил Толик и влез в другой абзац.

Подобного рода определения, весьма уязвимые для критики, что сознавалось в первую очередь их авторами, тем не менее естественным образом приводили к восприятию поздних формаций (а впоследствии любого общества) как техносоциального континуума. На практике, впрочем, социология поздних формаций почти всегда подменялась социопатологией: одной из основных тем "второй технократии" был тоталитаризм в различных его формах. Именно этому почти болезненному интересу мы обязаны, в частности, знаменитыми таблицами Фогта-Ямамото, которые (в той редакции, какую придал им Фергюсон) до сих пор незаменимы при исследовании тоталитарных структур и, вероятно, полностью исчерпывают их многообразие. Впрочем, в первоначальном варианте, созданном Ямамото до публикации рукописей Фогта,

Сашка, видимо, за ним наблюдал, потому что Толик не успел даже спросить.

- Не знаю, - сказал Сашка. - И ты смирись: всего ты ни в жисть не поймешь, посему читай, что понимаешь. Или вовсе не читай.

Совет был разумен. Но каким, однако же, надо быть олухом, чтобы из простого английского языка сделать такое!

Характерно, что отнюдь не монолитная "вторая технократия", постоянно оспаривавшая самые основы своих разработок, ни в коей мере не претендовала на популярность. Наиболее показательна в этом отношении деятельность Фергюсона, опубликовавшего в общей сложности около 200 работ - из них ни одной по проблемам техносоциального развития. Фогт, которого, очевидно, следует считать зачинателем этой странной традиции, рассматривал ее как своеобразный возврат к практике рукописной книги (в известной мере, вероятно, в противовес безобразной лавине массовой литературы, особенно усилившейся с появлением общепланетных компьютерных информационных систем). Поскольку техноисторические сочинения этого направления распространялись среди узкого круга друзей и единомышленников, известные нам тексты "второй технократии" хотя и не искажены, но очень часто сопровождаются комментариями первых читателей (бывших и первыми переписчиками). Эти комментарии, порой весьма пространные и крайне язвительные, могут иметь даже большую ценность, чем исходный текст; таковы, в частности, заметки Ковальского на принадлежавшем ему экземпляре "Технологии и культуры" Маккензи.

- Ну, он дает!

- А что? - Сашка заглянул, как-то очень быстро сориентировался. - Ну вот, как раз подходишь к аббату. Ну и типчик был!

Избежать знакомства с типчиком Толику, вероятно, было не суждено. Он перевернул несколько страниц и уткнулся в главу: "Аббат Гершкович и кризис социологического скептицизма".

Последний из заметных деятелей "второй технократии", Джошуа Гершкович сделал, вероятно, все возможное, чтобы, оставаясь, в общем, в русле идей этой школы, как можно сильнее отличаться от своих предшественников. Впрочем, во второй половине 23 столетия ситуация на Земле изменилась весьма значительно по сравнению с эпохой Фогта или даже Фергюсона. Тоталитаризм стал экзотикой (вторичная экспансия некоторых отдаленных монополистских планет была осознана как реальная опасность лишь полвека спустя). Вероятно, никогда ранее человек не пользовался такой свободой, как в конце 22 - 23 столетии, и эта совершенно новая для человечества ситуация закономерно приводила к явлениям, которые мы сейчас воспринимаем как эксцессы и болезни роста. Гершкович приложил большие усилия именно к разработке этих новых проблем. С другой стороны, связанное с нарушением непрерывности земной традиции многообразие конкретных технологий стало к тому времени заметным и все более затрудняло техноисторический анализ. Поэтому для метода Гершковича характерно почти скандальное для технократа игнорирование конкретных технологических особенностей. С одной стороны, это было созвучно настроениям группы в Катманду, приобретавшей все большее влияние, с ее поисками "технологических архетипов", с другой же - непосредственно вытекало из убежденности Гершковича в единственности линии развития для существа с физиологическими и психологическими характеристиками Homo Sapiens.

- Саш, а ты как думаешь?

Сашка опять, заглянув в книгу, очень быстро сообразил, о чем спрашивают.

- Я никак не думаю. А Браун-Грант думает, что все это до сих пор очень спорно. Впрочем, Гершкович имел право посвятить всю жизнь даже полному бреду.

- Оборотная сторона свободы?

Сам Гершкович из всех предоставлявшихся ему обществом бесчисленных свобод более всего пользовался лингвистическими, которые именно в ту эпоху перестали быть декларируемым правом и стали (в основном благодаря развитию машинного перевода) реальной возможностью. Очевидно, именно к числу эксцессов следует отнести то не вполне понятное обстоятельство, что из всех возможных языков Гершкович избрал латынь. В большой мере этому он обязан своим прозвищем, воспринимавшимся им со всей серьезностью, какой можно было ожидать от этого убежденного мистификатора. Несомненно, учитывая тогдашнее состояние католической церкви, Гершкович мог бы, если бы пожелал, стать не только аббатом, но и кардиналом, - однако достоверно известно, что он этого не желал.

Вот, стало быть, откуда латынь... Просто-напросто мистификация, но зачем в нее засовывать еще жизнеописание мистификатора? Та скромная доля внутреннего единства, которую Толик мог обнаружить в покетбуке, утрачивалась, похоже, безвозвратно.

...по его мнению, "все техносоциологические закономерности должны действовать и, следовательно, при использовании соответствующей методики быть наблюдаемы в любом материале, имеющем не вполне приблизительное отношение к социологии". Отсюда его интерес к ранним формациям, отсюда же и любимый тезис Гершковича: "Задача состоит в том, чтобы объяснить, почему человечество всегда развивалось не так, как нам бы хотелось и как, более того, казалось бы естественным".