Голод. Нетолстый роман - Светлана Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, а хочешь подработку? Не бесплатно.
– Канеш, хочу! Чего делать надо?
Так мы обратили Катю в ряды креативного класса. Тэ Бэ зачем-то настояла на собеседовании, хотя мы денег толком и не давали. 15, как говорила Катя, «касиков» в месяц. На интервью Катя почему-то подрастеряла былую дерзость: говорила с Тэ Бэ упрашивающим голосом, пока та равнодушно скроллила телефон. В конце Таня сказала: «Тут работать тяжело и жёстко (правда), от недосыпа у тебя будут мешки под глазами размером с этот офис (правда), мы не сюсюкаемся в переписках, не ставим смайликов, не шлём мемов и даже не здороваемся (правда), мы вам перезвоним (неправда)», а как только за Катей закрылась дверь, перевела на человеческий язык:
– Нахрен она тебе сдалась?
– Ну, мы же сто лет обсуждаем. Архивы разбирать, обзвоны, мелкие поручения, то-сё…
– Архивы архивами, но куда ей в пиар-то. Видно ж сразу: яиц нет и не будет.
Что за странная манера – мерить женскую уверенность в себе наличием яиц, хотела бы ответить я. Но вместо этого приукрасила проявленные Катей навыки ассертивности в МФЦ.
И уговорила.
Через полтора месяца Катю было не узнать. Она словно почувствовала вкус жизни: со всеми задружилась, разобрала пылившийся архив, ходила на все вебинары, где не понимала половины слов. Чтобы сойти за свою, стала употреблять словечко «текста́», умело вставляла в переписки мемы про трудоголизм, говорила: «Готова поклясться на Ильяхове[30]» и в свои двадцать два шутила про наступившую старость. Когда она завела телеграм-канал, в котором высокомерно высмеивала встречавшиеся нелепые слоганы и копирайты, я ещё удивлялась. Когда на итоговой ежеквартальной встрече она вслух раскритиковала мои креативы, я просто молча ей аплодировала.
Катя была абсолютной копией меня десятилетней давности – чем раздражала и восхищала одновременно. Из-за этого мои комплименты в её сторону всегда были добры, но снисходительны. Мне без конца хотелось о ней заботиться, но вместе с тем – ставить её на место. Мне хотелось быть покровительницей, и я пыталась её научать. «Это такая индустрия, понимаешь – тут надо быть ушки на макушке», – говорила я фразу, которую мне без конца повторяли Тэ Бэ, Сергей, Федя и от которой вообще-то хотелось блевать. Но Катя с готовностью кивала.
Вместе с тем я ощущала ответственность, необходимость оберегать её. Когда Катя входила в офис и грохала на стол замызганный в электричке оранжевый пакет из ЦУМа (внутри – контейнер с обедом, книжка «Ни Сы», легинсы, ведь после работы надо на йогу), Сергей из раза в раз вопрошал: «Ну чего, Катюнь, утро началось с шопинга?» В эти моменты я представляла, как кидаю в него дыроколом, сую его глупую голову в помойное ведро. Катя останавливала мою ненависть, смеясь: говорила, что одевается исключительно «на алике».
Я часто запрещала другим отделам вешать на неё дополнительные задачи – не только из чувства справедливости, но и чтобы был повод произнести: «Не мучайте мне ребёнка».
Ребёнка. Да, если быть окончательно честной с собой: Катя была моим благотворительным проектом, в котором я пыталась реализовать свой материнский инстинкт. И страшно представить, куда бы вырулили наши отношения, переквалифицируйся она из всеобщей помощницы «принеси-подай-пошла вон» в мою личную ассистентку.
Мою, целиком мою.
– Короче, выбирай давай. Времени тебе до вчера. Ок, Ленок? – напомнил о себе Сергей.
По переговорке вяло прополз слабый смешок.
– Тебя ведь не бесит, что я тебя так зову? – уточнил Сергей.
Я ответила со всей окрепшестью интонаций, на какую была способна:
– Да капец задрало. Кукушка, кстати, тоже.
Я глянула в сторону Тэ Бэ – в надежде, что она оценит мою весёлую удаль, но та смерила меня взглядом максимального презрения.
Сергей только цокнул, все разошлись.
На полпути до своего места меня догнал его окрик: «До завтра скажи, ладно, ок?»
Немногим позже в кафетерии аэропорта, где вся еда, казалось, запрограммирована на то, чтобы быть маленькой, дорогой и невкусной, я плыла от счастья и не верила, что проведу без «зумов» и «Гугл Документов» целую неделю.
Я не думала даже о том, что мы с отпуском обречены на разлуку, что дата разлуки – вполне осязаема и уже сейчас, толком не дав выдохнуть, нависает, не давая забыть о себе.
Я думала: ну, когда-нибудь-то счастье точно прекратится. Но оно длилось и длилось, и не было этому конца.
Re: Без темы
Читаю сейчас его рассказы о Тредиаковском. (Беглец и Остров любви). Не знала, что он астраханец. Ходила по ул. Триадиаковского и о нём не задумывалась. Так что читать о нём интересно. Узнала, что они с Ломоносовым были соперниками или конкурентами. Не знаю, что более правильно. Пока.
У нас уже 5 часов утра. Неужели ты до сих пор не ложилась спать?
Горит зелёное рядом с твоим НИКОМ.
Re: Без темы
А мне вот кажется, что 5 утра – лучшее время суток.
Смешно, что я ложусь тогда, когда ты только просыпаешься.
Люблю.
В отпуске было: жарко, уставший отель, пьяное нагое купание, неуместная, но довязанная здесь жилетка и начатая новая Ванина шапка, анонсированная в машине как предвестник совместного светлого будущего. Ещё был арендованный ярко-оранжевый «пежо» и исхоженный вдоль и поперёк маленький городок – нет, пожалуй, репетиция городка: три магазина и одна главная улица, запертая узенькой набережной и грязноватым пляжем. Чтобы уловить момент без лавины людей, я вскакивала в пять утра и бежала на пляж в одиночку, прыгала в воду с пантона и плыла, плыла, раздвигая руками прозрачную прохладу, – совсем не так, как учил тренер в «Лужниках». «Гребок, вдох, поднялись, опустились», – раздавалось эхом, пока я скучно линовала бассейн туда-сюда. В московской хлорке, куда я носила своё тело в нечеловеческие для ноября семь утра, я без конца репетировала в голове мстительные речи, фантазировала обстоятельства, где ставила на место обидчиков. В море же порядок действий был другим. Нырнуть глубоко, коснуться дна, пара секунд вакуума – тишины – ничего, а потом с силой отнять ноги от тверди, и обратно.
Я заплывала далеко-далеко, дальше буйков – казалось, вот там и есть свобода. Волна мягко била в затылок, солнце не справлялось с лямками купальника, а я просила вслух: «Господи, ты отнял у меня столько всего. Не отнимай, пожалуйста, хотя бы в этот раз».
(Но Бог то ли не послушался, то ли просто всё сделал по-своему – как и всегда.)
Наплававшись как в детстве – до синюшных губ, – я выходила из воды и, заприметив первых туристов, не могла отделаться от мысли, что все худые и красивые люди из инстаграма, кажется, просидели в нём всё лето, но до моря так и не доехали, потому как подобных им я в округе не видела. Я продолжала тренировать глаз – искать красоту в нетрадиционном теле: плавном скате живота, мягкой черте подбородка, сеточки растяжек.
А после – бежала в номер, где падала в кровать и возвращалась в сон, прямо вот так, солёной.
Мы просыпали завтраки, читали книжки в кафе, тратили деньги на ерунду, катались по побережью и прослушали, кажется, всю самую стыдную музыку на земле. Водил Иван идеально. Так что мне, после двух аварий панически боявшейся скорости больше 50 км/ч, оттого без конца делающей таксистам замечания по поводу нарушения ПДД и, разумеется, имевшей позорно низкий рейтинг в приложении такси, было не к чему придраться. Да-же когда он отрывал взгляд от дороги и слишком долго смотрел себе между ног – туда, где лежал телефон с навигатором. Иван не ленился притормаживать на живописных местах – вот, например, когда облако съело гору. Только шутил: в отпуск-то мы ради сториз поехали. Ну да, сториз. Я их много постила. Писала в них, что это место – не какой-то типичный ол инклюзив (мне нравилось проводить между мной и ол инклюзивом жирную-жирную линию).
Однажды мы поссорились. Обычная перепалка, какие случаются у тысячи парочек в машине и беспричинно развинчиваются в полноценный скандал. Я давно ни с кем не ругалась, но не растеряла навык: хорошо помнила, в каком порядке и что говорить. Не надо
