Первое дело Матильды - Оливер Шлик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тренировался? – удивлённо вскинув брови, спрашиваю я. – А как тренируются вести допросы? И на ком?
– Э-э-эм… на себе, – признаётся Рори. – Перед зеркалом. Иногда я даже не выключал свет. Но это не помогло. Как только мне нужно было допрашивать кого-то другого, я не мог выдавить из себя ни звука.
– И как же вам всё-таки удалось распутать это дело? – спрашиваю я, чувствуя, что мы постепенно приближаемся к самой сути.
– Что ж, я… э-э-эм… раз я не хотел отказываться от дела, мне требовалось что-то предпринять, – сказал Рори. – Тогда я стал наблюдать за караоке-баром и тайком фотографировал входящих посетителей. Мне претило это делать – но всё лучше, чем проводить допросы. В любом случае я действовал крайне неумело и не заметил, что наблюдают и за мной: однажды вечером, пристроившись на задворках бара, я фотографировал посетителей и вдруг услышал за спиной шаги. Я и оглянуться не успел, как получил по голове, в глазах потемнело, и я без сознания упал на землю. Парень угодил мне прямо сюда, – сыщик показывает пятно седины на затылке.
– Так седые волосы у вас после удара? – не верю я своим глазам.
– Да, – отвечает Рори. – Но случилось и кое-что ещё. Кое-что… удивительное.
Внезапно мне начинает казаться, что воздух вокруг наэлектризован. «Вот, сейчас! Сейчас я узнаю, в чём состоит тайный метод застенчивого детектива!»
Рори, усевшись в кресло напротив, смотрит на меня с серьёзным видом, делает глубокий вдох и уже открывает рот – как у меня звонит смартфон.
Госпожа Цайглер! Разумеется, в самый неподходящий момент. Ну конечно, думаю я, глядя на часы на руке: сейчас как раз рекламная пауза между сериями «Жён-убийц», и ей скучно. Но сбросить звонок я не могу, потому что это вызовет подозрения.
– Здравствуйте, госпожа Цайглер, – принимаю я звонок и быстро вру: – Да-да, здесь чудесно. Что? Нет, Каролине с родителями на морских коньков смотреть можно. Это не грех. Насколько я знаю, всё, что связано с водой, разрешается. Но сейчас мне нужно… Что? Да, конечно, собаку я к пираньям не подпускаю. Да, и к крокодилам тоже. Да. Конечно, буду дома ровно в восемь. Не могу больше говорить, иначе мы пропустим кормление акул. Нет-нет, к акулам я её тоже не подпущу. До свидания.
Теперь моя очередь улыбаться с извиняющимся видом.
– Сорри, – говорю я Рори, убирая смартфон. – Надеюсь, я не сбила вас с мысли. Что произошло после того, как вас за караоке-баром вырубили ударом по голове?
Откашлявшись, застенчивый сыщик тихим голосом говорит:
– Придя в себя, я обнаружил, что лежу лицом на мокром асфальте – и самое главное, что мой фотоаппарат исчез. Все фотографии тю-тю. Но затем… затем мой взгляд упал на валяющуюся прямо рядом со мной железную трубу, которой меня стукнули по голове. Парень просто бросил её на землю. Я увидел трубу, и тут… тут волосы у меня на затылке внезапно встали дыбом, кожа на голове странно зазудела, и меня охватило такое чувство, будто… – У Рори вырывается короткий смущённый смешок. – В общем, я понимаю, что звучит это совершенно безумно, но у меня возникло ощущение… будто эта железная труба хочет мне что-то сказать. А когда я её коснулся, в голове у меня внезапно вспыхнули картинки. Как короткие эпизоды из какого-нибудь фильма. Я увидел маленького толстяка в пиджаке с блёстками на сцене караоке-бара, который самозабвенно вопит какую-то песню. Ни разу не попадая в ноты. И это… это стало первой зацепкой, которая вывела меня на след «заговора караоке». На то, что заговорщики обменивались секретной информацией на глазах у всех, немного изменяя при исполнении текст песен. А это… – сыщик смотрит в окно на метель, – это с тех пор повторялось снова и снова: меня… ну, как бы окликают предметы, каким-либо образом связанные с преступлением. Чтобы сообщить важную информацию – во всех делах, за которые я брался. Понимаю, как безумно это звучит, – прибавляет он со смущённой улыбкой. – Я ведь и сам не нахожу этому никакого объяснения.
Я таращусь на него округлившимися глазами. Возможны три варианта, проносится у меня в голове. Первый: удара по голове никогда не было. Этой историей Рори каким-то образом проверяет меня. Или просто дурачит. Но это с ним совершенно не вяжется. Вариант номер два: удар был, и после него у Рори основательно поехала крыша. Или третий вариант: он говорит правду! Это подтверждают седые волосы и тот факт, что он раскрыл все дела, которые вёл.
– Ещё раз, только для уточнения, – говорю я. – Предметы, которые связаны с преступлением, окликают вас, и, дотрагиваясь до них, вы видите картину преступления, и преступников вам преподносят, так сказать, на блюдечке?
– Э-э-эм… нет, – возражает Рори. – К сожалению, всё не так просто. Во-первых… ну да, эти предметы не всегда тут же громко меня призывают. И говоря «окликают», я, разумеется, не имею в виду, что они кричат, а… Скорее они посылают молчаливые сигналы. Иной раз, оказываясь на месте преступления, я тотчас принимаю мощный сигнал. Иногда даже от нескольких предметов в этом помещении. Но может случиться и так, что сигнал очень слабый. Тогда, чтобы принять его, мне нужно больше времени. Например, в деле синей устрицы, когда я в течение трёх дней снова и снова проходил по кухне ресторана мимо ножа для приготовления суши, пока вдруг не уловил исходящий от него слабый сигнал. – Рори делает короткую паузу, чтобы откашляться, и тихим голосом продолжает: – И не то чтобы предметы раскрывают мне, как произошло преступление или кто его совершил – такого ещё ни разу не случалось, – но они показывают вещи, которые так или иначе связаны с преступлением или преступником. Иногда это изображения каких-то людей или мест. Иногда я слышу голоса, слова или фразы. Так было в деле говорящей саламандры. Или я вижу перед собой какое-нибудь число. Когда я шёл по следу банды Вальдо, это было «четыреста двадцать». Я дотронулся до пепельницы – и в голове у меня внезапно выскочило это число. Выяснилось, что тайные встречи банда всегда проводила в четыре часа двадцать минут. Иногда предметы передают только какое-то чувство: алчность, или зависть, или ревность. Иногда это могут быть печаль и боль, – глядя мне прямо в глаза, Рори нервно моргает. – Так, словно у предметов есть… э-э-э… память, которая запечатлевает поступки и мысли. И словно они делятся со мной своими воспоминаниями.
Вероятно, большинство людей теперь уж точно порекомендовали бы Рори обратиться к хорошему
