Самый длинный век - Сергей Калашников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так – официальные имена "взрослых" названы, а узнают ли гости, как мы обращаемся друг к другу в нашем кругу – это неизвестно. Такая вот игра получается у нас, что свои зовут друг друга, чаще всего, по привычным детским кличкам, а вот посторонним называются официальные, одобренные свыше идентификаторы.
Весной нашему вождю не удалось зазвать к себе в соседи племя Зелёной Лягушки. Они нам отдали только раненого с ампутированной ногой, потому что охотиться он уже не может, а убивать его они и сами не хотели. Однако, желание Быга увеличить неандертальское поголовье под своей рукой, я тогда почувствовал. Видимо, ему с ними удобней, чем с людьми. Ну и созданная кормовая база позволяет это сделать не напрягаясь.
Некоторое время отняла трапеза, после завершения которой началась деловая часть беседы.
– Если бы у нас была ваша лодка, мы смогли бы переплыть озеро и выменять себе горшки в селении горшечников, – вот, теперь всё сразу встало на свои места. Действительно, на огромном берегу много прелестных уголков, где отряд охотников найдет удобное место для ночлега, но только в одном у берега покачивается лодка.
Ни Тына, ни Одноногий не знают, что и ответить, потому что лишаться челнока в наши планы не входит. Но отказывать в учтивой, подтверждённой даром просьбе сразу пятерым сильным мужчинам – это ведь безумно невежливо. Пора и мне вступить в беседу.
– Расскажи мне, Сильный Бык, какие горшки требуются твоему племени и что вы станете в них варить? – это я выигрываю время и, заодно, даю собеседнику возможность блеснуть красноречием и покрасоваться перед нами.
– Гусей, добытых сетью, наши женщины ощиплют и, разрезав на куски, сварят с собственным жиром…
Это повествование мне очень не нравится. Период охоты на гусей с сетями давно закончился, потому что линька у этих птиц проходит раньше. С другой стороны, угнать лодку, воспользовавшись нашей беспечностью эти люди могли легко. Вот и задал мне древний мир нешуточную головоломку. Смущает, что наши гости не ведут речи о возвращении долблёнки в обозримом будущем – просьба как-то не так сформулирована. Вроде как, отдайте насовсем. Хотя, это можно и уточнить.
Дожидаться завершения повествования о том, для чего нужна посуда, пришлось долго. Я трижды подал гостям палочки, обмотанные полосками поджаренного и даже слегка остуженного мяса, и тихонько вложил в каждую по кусочку "пластилина". Это оказалось несложно, потому что я отворачивался от едоков к нашему протомангалу, да ещё и немного разворачивал рулетик, подсаливая его и присыпая крошкой ароматных трав, чтобы "запутать" запах наркотика. То есть действия свои замотивировал и замаскировал. Кажется, заглотили они снадобье.
Конечно, чтобы разговор не прерывался, я спросил и о размере нужных горшков, и о том, как они должны звенеть, если не треснуты.
Понимаете, со мной явно во что-то играли. По каким-то дурацким правилам. Ну и я тоже играл, не понимая во что, и опасаясь сделать неправильный ход. Но, в любом случае, старался вывести детвору из-под неясной угрозы. И сохранить челнок.
***
Заснули мужчины через полчаса, когда до рассвета оставалось уже немного. Летом ночи здесь коротки. Основная часть нашей группы во главе с "учительницей" отошла на лодке от берега, а мы: Кит, Всхлип, Плакса и, догадайтесь кто ещё, пошли обратно по следу визитёров. Что-то мне подсказывало поискать ответы на возникшие вопросы в той стороне, откуда они прибыли.
Собственно, сначала, пока не рассвело, таились в прибрежных зарослях, потому что в потёмках распутывать следы плохо – легко пропустить что-нибудь важное. Ну а потом скользя неслышными тенями, принялись пробираться вглубь чащобы. Мы уже не младенцы и многое умеем. Однако, топать пришлось прилично, несколько километров.
А потом мы нашли бивни мамонта – сразу пару штук, связанных для транспортировки и уложенных на волокушу. Ох и тяжеленные, заразы!
Кит, старший из нас, сразу заключил:
– Охотники возвращаются с богатой добычей, но показывать её чужим боятся, чтобы не отобрали. И лодка им нужна насовсем, чтобы отвезти груз домой. Куда-то далеко. Если делать плот и плыть на нём, то это будет очень долго.
Вот и вся тайна. Пожалуй, мне нечего добавить к произнесённому. А вот насчёт того, что делать, я ни одной доброй мысли не имею. Пять крепких неандертальцев скоро проснутся и увидят, что лодка уплыла. Хотя, общий настрой у них, кажется, мирный.
К берегу мы вернулись другой дорогой, приняв левее. Оттуда, с открытого места, помахали нашим, дрейфующим неподалеку, и они подгребли, чтобы забрать "разведгруппу". Так мы и вернулись в стойбище Бредущих Бекасов, не приближаясь к оставленному шатру – это имущество я полагаю недостаточно ценным, чтобы рисковать ради него.
Когда я рассказал о нашей встрече с охотниками на мамонтов, Острый Топор сел в лодку и уплыл. Вернулся он через три дня пешком по берегу и ничего никому не сказал.
"Отдал лодку", – была первая мысль. Да, не всё я знаю об отношениях между древними людьми.
Челнок этот "вернулся", когда уже опали листья с деревьев. Откуда и как он появился – я не видел. Зато видел, как наши гырхи оставшуюся часть лета и половину осени ставили сети с неуклюжих плотов, что доставляло им массу неудобств. Такая вот тайна, покрытая мраком. Какая-то, неведомая мне солидарность с охотниками на крупного зверя. Или знак огромного уважения к ним. А у меня, между прочим, почти всё обезболивающее ушло на этот эпизод.
***
В одном из подмытых обрывов я наткнулся на крепко слежавшуюся глину. Она откалывалась брусками, которые ломались с лёгким звоном. Впрочем, при намачивании эти "камни" расползались как и положено. Ну да один из них, вырезав из него чёткой формы крошечный кирпич, я обжег в наскоро выкопанной в этом же обрыве печурке.
Отличная керамика получилась. Плотная, звонкая, крепкая. Кромкой скола – а образец я сломал, проявив заметное упорство – даже древесину можно было царапать. Поверхности расколов выглядели слегка зернистыми, напоминая излом инструмента из твёрдой стали. Я и с кремнем сравнил полученный образец на царапучесть, но до его твёрдости новый материал не дотягивал.
Ох и обрадовался я нежданной удаче. Скорее вылепил из найденной глины несколько чашек, просушил их хорошенько, и – в печь. Пока ждал результата, сомнения глодали меня всё сильнее – я ведь видел, что поверхность моих изделий выглядит не так, как у плиточек, которые были размочены для замеса. Да и растрескивание при сушке тоже было заметное – то там, то тут, или чешуйка отойдёт, или место как-то подозрительно выглядит. Хотя, признаюсь, месилось это крайне неохотно. Комки, опять же, долго не расходились, выскальзывая из пальцев.
Из печки я достал те же обломки, что и раньше у меня получались при обжиге кирпичиков ещё два года тому назад. Да и качество уцелевших фрагментов по свойствам напоминали обычный красный кирпич. Совершенно иначе звенели, легко крошились, если царапать дерево. Короче говоря – облом получился.
Вот тут-то я и призадумался.
Понимаете, академиев я не кончал, но книжек прочитал немало. То есть, поскольку всю жизнь связан был с ремонтом и наладкой всякой техники, то и в журналы технические заглядывал регулярно, и о чудесных свойствах керамики, достигнутых в двадцатом веке, слышал немало. То есть даже инструменты получали методом спекания из разных минералов, причём, режущие, что меня сильно интересует.
В общем, отыскал я в обрыве глиняную плиточку помассивней. Они, как Вы понимаете, вполне поддавались и деревянному инструменту, если до обжига. Вот из этого крупного куска я и сделал форму – глухое отверстие высверлил в три пальца диаметром. Ну а потом эту матрицу обжёг. Сушить-то её нужды не было – она и так лёгкая и даже слегка звонкая. А после воздействия пламени ещё звонче сделалась, прекратила размачиваться водой, в массе, кажется, не изменилась и стала царапать древесину. То есть всё получилось в точности, как в первый раз с кирпичиком.
Вот в эту матрицу я и поместил сухую глину, размолов её в пыль. А сверху приложил пуансон – круглую деревяшку. Ну, или поршень, на который пристроил гнёт.
Мысль какая была? Глину нужно спрессовать, как это было в земле, где на неё давили верхние слои. То есть поначалу я помаленьку подсыпал и пристукивал, ну она и садилась, освобождая место. А уж когда до верхней кромки совсем чуть осталось, вот тут я пуансон оставил и больше не шевелил. А только добавлял нагрузку через рычаг до тех пор, пока не показалось, что он вот-вот переломится. Рычаг, не груз.
Стоять этому сооружению позволил неделю, потом разобрал всё и, перевернув форму, выколотил из неё глиняную таблетку. Похоже получилось на природные плитки, хотя какие-то отличия всё-таки отмечались. Не могу внятно объяснить, однако, как бы рыхлее моя заготовка смотрелась. Не так монолитно, как я ожидал. Ну да всё равно в печь пошла. И, скажу я Вам, испеклась без трещин, порадовала меня твёрдостью. А ещё возникло впечатление, что она воду или воздух совсем не будет пропускать. То есть монолитная однородная масса у меня вышла, не хуже настоящего фарфора, а не пористая, словно кирпич керамика. Хотя, как это проверить, я пока себе не представлял.