Барселона и Монсеррат - Елена Грицак

В непосредственной близости от каса Батло стоит еще одно замечательное творение мастера – жилой дом Аматлор, построенный в 1898–1900 годах при содействии архитекторов Пуйга и Кадафалча. В этом произведении автор воплотил идею ступенчатого декора, основанного на знакомой керамике. Возведенный немного позже модернистский дом Льео-Морера является наглядным примером творческого подхода к работе. Следование всем правилам градостроительного искусства заметно в его просторном вестибюле. В отделке лестницы, лифта, коридоров и комнат Гауди показал, как нужно использовать канонические приемы, не изменяя собственным убеждениям.

Дом Мила

Однажды, отвечая на вопрос об изогнутости объемов своих строений, великий архитектор произнес: «Они перекликаются с формами окружающих Барселону гор, на фоне которых стоят». Говорят, что, замыслив каменную громаду на проспекте Грасиа, он хотел воссоздать не до конца воплощенное в доме Батло движение волн, ведь неслучайно фасад здания выполнен из округлых камней. Дом Мила является взору, словно вырастая из-под земли, подобно старому могучему дереву. Некоторым здание напоминает потухший вулкан, залитый застывшей лавой. Многие сравнивают его с выветренными скалами, видимо, имея в виду балконы, похожие на птичьи гнезда.

Согласившись на заказ барселонского промышленника Педро Мила, мастер вновь нарушил обет не заниматься строительством больших многоквартирных домах, где полет авторской мысли сдерживали требования современного комфорта: горячая вода, водяное отопление, электричество, лифт, гаражи. Апогеем удобства мог бы стать пандус, предусмотренный для того, чтобы жильцы подъезжали к дверям квартир на любом этаже прямо на автомобиле, не заботясь о гараже. Однако заказчику это показалось слишком фантастичным, а принятый план и без того казался непомерно сложным. Здесь, как и в предыдущих работах, Гауди опередил время, создав жилое здание, где всю нагрузку принимает на себя каркас, тогда как внутренние перегородки распределяются свободно. Он не раз упоминал о том, что такой дом после небольшой перестройки легко превратить в гостиницу, то есть высказал идею гибкой планировки – основы современной архитектуры.

Раньше участок был занят трехэтажным зданием, которое подрядчик сносил частями: вторая половина строения использовалась в качестве подсобного помещения, в частности как чертежная. Когда завершилось устройство полуподвала, архитекторы перебрались туда и подрядчик смог разрушить вторую половину дома. В первоначальном проекте подвалу отводилась роль конюшни и стоянки для экипажей. С распространением автомобилей он превратился в гараж с выездом по изогнутым пандусам. Еще одна переделка потребовалась, когда один из будущих жильцов купил «Роллс-Ройс» – огромную машину, для которой радиус кривизны старого пути оказался мал. Тогда зодчий решил устроить вместо задуманных опор сложную систему арок и консолей, что потребовало новых конструктивных расчетов.

Фасад дома Мила

Все детали дома Мила проработаны с обычной для Гауди тщательностью. Некоторую монотонность фасада нарушают удивительные по красоте и элегантности форм балконные ограждения из кованого железа. Одну из них выполнялись под непосредственным контролем автора, другие проектировал Хухоль, которому дон Антонио передал значительную часть своих обязанностей. Художник принимал деятельное участие в создании легендарного «сада скульптур» на крыше.

Чердаки здания по периметру окружили мансардные комнаты с окнами-люкарнами, украсившими простую кирпичную кладку стен. Широкий проход между срезом кровли и мансардой позволял обойти всю крышу. Позже на чердаках были устроены квартиры в двух уровнях, что привело к искажению начального облика арочных переходов. При наличии лифта шесть лестниц здания имели служебный характер, но выходы с них на крышу все же оформлялись с большой фантазией. Автор решил поместить верхние марши в сводах, где прямые лестницы переходили в винтовые. Вентиляционные шахты и дымовые трубы соединялись в скульптурную композицию с героями из ненаписанных сказок.

Балконная решетка на фасаде дома Мила

Дом Мила – последняя полностью завершенная работа зрелого мастера, безукоризненная с конструктивной точки зрения и совершенная в художественном плане. Ошеломленные сюрреалистическим зрелищем, тогдашние критики недоумевали, осторожно высказываясь о сумасшествии автора. Подобную реакцию в какой-то мере объясняло то, что современники Гауди не имели образца для сравнения, потому и не видели в необычных формах ничего, кроме фантазии безумца. Похожие чувства, глядя на странный дом, испытывали жители Барселоны. Тотчас после представления публике здание получило массу прозвищ: «железнодорожная катастрофа», «депо для дирижаблей», «жертва землетрясения», «змеиный питомник», «осиное гнездо», но закрепилось лишь одно – «каменоломня» («Ла Педрера»), не лишенное иронии, но все же вполне приличное наименование. Законченный в 1910 году, дом Мила заселялся медленно, первых квартиросъемщиков осыпали насмешками, которые, впрочем, компенсировались низкой платой за просторные, уютные квартиры в центре города. Ла Педрера до сих пор является доходным домом, но нынешним его обитателям приходится терпеть уже не шутки, а зависть и столпотворение туристов. В настоящее время внутри развернута экспозиция, повествующая о жизни и творчестве великого зодчего с помощью макетов, рисунков, фотографий, аудиоматериалов.

Завершив каса Мила, Гауди навсегда распрощался со светской архитектурой, и, будучи на вершине карьеры, заявил, что «намерен посвятить себя религиозному зодчеству, хотя, если подвернется хороший светский проект, то взяться за него, пожалуй, можно, предварительно спросив разрешения у Мадонны Монсеррат». Вскоре 50-летний архитектор перебрался в домик в парке Гуэль, отказавшись от городской суеты, щегольства и всего прочего, что еще недавно составляло его жизнь. Больной с детства, в тридцать лет он выглядел старше ровесников, в пятьдесят и вовсе смотрелся стариком. По воспоминаниям коллег, с того времени мастер все чаще проявлял резкость, стал в крайней степени религиозен, эксцентричен и настойчив, причем не всегда обоснованно.

Внутренний двор дома Мила

Новые замыслы появлялись у него с удивительной быстротой, чему способствовало трудолюбие, неистовая фантазия и в немалой степени упрямство, иногда проявлявшееся вопреки профессиональным принципам. Рассказывают, как, работая в Колонии Гуэль (Барселона, 1912, незавершенный проект) архитектор многократно исправлял эскиз лестницы, пытаясь сохранить большую сосну: «Я могу быстро соорудить любую конструкцию, но мне понадобятся десятки лет, чтобы вырастить дерево». При возведении дома Ботинес (Леон, 1891–1894), обсуждая с инженерами возможность устройства ленточного фундамента на слабом грунте, уверенный в своей правоте Гауди сказал: «Пришлите свои возражения в письменном виде, я вставлю их в рамки и развешу в прихожей этого дома, который будет стоять, несмотря на ваши технические соображения». При строительстве колледжа для монахинь ордена святой Терезы (Барселона, 1888–1889) настоятельница потребовала устроить домашнюю церковь на втором этаже и придать ей камерный характер. Гауди не захотел исправлять проект, по которому храм с большим залом, готовым вместить сотни горожан, находился этажом ниже. Не договорившись с заказчицей, архитектор отказался от работы. Курьезный случай произошел при проектировании жилого дома Кастель дос Риус (Барселона, 1901). Рассматривая чертежи музыкального салона, клиентка усомнилась в том, что его размеры достаточны для рояля, и в ответ выслушала такое возражение: «Нет места для фортепьяно? Играйте на скрипке!».

В те годы дон Антонио строго соблюдал посты, питался в основном дешевыми фруктами, салатами, смешивая овощи с молоком, пил родниковую воду, носил один и тот же костюм, бесформенное пальто, туфли, сшитые на заказ… из корней кабачка. Прохожие иногда принимали его за нищего и даже подавали милостыню, пока друзья не изъяли обноски и, тайком сняв мерку, не купили зодчему новый костюм. Гауди никогда не искал контакта с журналистами и стеснялся камер, поэтому сохранилось очень мало его фотографий. «Чтобы избежать разочарований, не надо питать иллюзий», – оправдывал он свой странный образ жизни, утверждая, что работа и Родина важнее, чем семья. «Съемный дом подобен иммиграции», – утверждал человек, не имевший собственного угла, но строивший прекрасные дома для других. Свою родную Каталонию он покинул всего лишь однажды, совершив короткую поездку в Андалусию и не удостоив присутствием персональную выставку в Париже. В 1924 году 72-летнего зодчего арестовали за то, что он не ответил полицейскому по-кастильски. Просидев несколько суток в камере, он упрямо отвечал на вопросы только по-каталански: «Только трус может предать язык своей матери».