Мучная война - Жан-Франсуа Паро

— Что ж, вроде я ничего не упустил. Думаю, надо закрыть входную дверь на засов. А чтобы никто не вошел через соседний дом, запрем и вторую дверь.

Провести процедуру закрывания дверей поручили Пуатвену.

— Отлично, теперь мы выйдем отсюда и запрем за собой дверь. Пуатвен, а вас я попрошу покараулить — разумеется, сидя на стуле, — чтобы никто сюда не проник.

— Тем более, — вмешался господин де Ноблекур, — что после известного вам нападения в проездных воротах сделали маленькую дверцу и ключи от нее раздали у меня в доме и в доме булочника. Так что есть риск…

— Мы с Бурдо договорились встретиться в шесть и обсудить детали. Интересно, обе наши испуганные птички одеты в городское платье. Где же они переодеваются для работы? Сейчас мы у них спросим.

— А чего спрашивать? — вставила Катрина. — В здешнем отхожем месте, насколько мне известно.

— Совершенно верно, — поддержал ее Ноблекур. — Когда я снял дом и часть его отдал в аренду, этого чулана еще не было. Вы же знаете, ничто так не удивляет посетителей нашего прекрасного Парижа, как зрелище расположенных амфитеатром отхожих мест, примостившихся, словно бородавки, вдоль домов, одно над другим, рядом с лестницами, с кухнями, и распространяющих зловонный запах. А когда сток засоряется, жижа поднимается, и вот уже дом затоплен! Но никто не протестует, носы парижан закалены!

— Это столь же нездорово, как и справлять нужду на улице. Если рядом не случается нашего друга Сортирноса и его переносного нужника, людям приходится справлять нужду где придется. Чтобы хоть как-то решить проблему, господин де Сартин приказал установить на углах улиц специальные бочки.

— Мысль полезная и благородная! К несчастью, сей гуманный замысел навлек на его автора шквал насмешек. И замысел не осуществился.

Выйдя из пекарни, они направились к искомому нужнику. Увидев царившую там грязь, Николя содрогнулся.

Постепенно азарт расследования вытеснил обуревавшую его тревогу, но внезапно она решила напомнить о себе с удвоенной силой. Неожиданно у него перехватило дыхание, словно он получил удар кинжалом. Что случилось с его сыном? Где Эме д’Арране? На колокольне церкви Сент-Эсташ пробило пять. Он попросил господина де Ноблекура разрешить ему допросить мальчишек-булочников в кухне, где Катрина разжигала плиту. Глядя на кухарку, его осенило: почему в пекарне не развели огонь? Прежде чем ставить в печь первую партию хлеба, печь следовало разогреть, а для этого требовалось время. Эта мысль не давала ему покоя. Надобно все проверить.

Ноблекур отправился к себе, а Николя вошел в кухню и устроился за столом. Молодые люди, держась за руки, смущенно приблизились к нему. Он прекрасно знал их, но только теперь понял, что привык считать их принадлежностью дома, и ему никогда не приходило в голову поинтересоваться, как их зовут. А ведь они столько раз держали узду его коня, подносили чемодан, просто почтительно кланялись, когда он шел через двор! В сущности, они оставались для него совершеннейшими незнакомцами.

— Молодые люди, я намерен выслушать вас поодиночке, сначала одного, потом другого.

Самый юный умоляюще взглянул на того, кто постарше, и тот, выпустив его руку, храбро шагнул вперед.

— Не возражаю, — произнес Николя, — начнем с тебя. Твой товарищ может подождать во дворе.

Подмастерья снова обменялись взглядами, и младший с нескрываемым сожалением отправился во двор.

Николя отметил стоптанные башмаки старшего, легкие тиковые штаны, слишком короткие для его роста, изношенные до дыр рубашку и куртку; большие глаза, выделявшиеся на бледном худом лице, казались поистине огромными.

— Как тебя зовут?

— Юг Парно, господин Николя.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Родители?

— Мать умерла при моем рождении. Отец был солдатом, сейчас в отставке. Инвалид…

— Ты ученик?

— Да, уже три года.

— Твой отец платит за тебя?

— Нет, он не может. У него, бедного, плохо с головой, и его поместили в Дом инвалидов.

— Кто же оплачивает твое обучение?

— Церковный староста, а также комиссар, что помогает беднякам нашего прихода.

— Почему ты не живешь в доме своего хозяина, как это принято?

Он вспомнил, как, служа клерком нотариуса в Ренне, помогал составлять договоры, которые мастера заключали с учениками… Такой договор составлялся по единому образцу, и память услужливо напомнила многократно переписанные фразы: «Хозяин обещает и обязуется обучать ученика вышеозначенному ремеслу и всем его тонкостям, ничего не скрывая, а также обещает кормить его, давать ему кров, свет, тепло, стирать его верхнее платье и нижнее белье, давать ему постель, простыни, одежду верхнюю и прочую, коя ремеслу его соответствует…»

— Вы же знаете, какой тут дом, господин Николя. Места нет. Пришлось бы спать по трое в комнате, да к тому же…

— Что к тому же?

— Да нет, ничего. Не каждый способен стать пекарем… Я все понимаю. В общем, мы с Фриопом живем в нескольких шагах отсюда. На седьмом этаже, под самой крышей. Дом принадлежит хозяину, и он сдает в нем меблированные комнаты, может сдать на неделю или на месяц.

— Хорошо, мы это проверим. Что случилось сегодня утром?

— Вчера вечером мы просеивали муку, чтобы отделить отруби…

— Мэтр Мурю при этом присутствовал?

Подмастерье замялся.

— …Да, но недолго, потому что он собирался выйти и не хотел пачкаться. Он издалека наблюдал за нашей работой, а когда тесто замесили, он ушел, но перед уходом предупредил, что идет ненадолго, а когда вернется, разожжет печь. Оставалось только сформировать хлеб, положить в печь дрова, подождать, пока прогорят, вычистить специальным скребком, чтобы не осталось угольков, и можно ставить хлеб.

Николя слушал, не перебивая. Не следовало прерывать сбивчивую речь свидетеля: иногда среди потока слов всплывала истина.

— Так что же произошло сегодня утром?

— Мы проснулись без четверти пять. Там еще оставалось немного кофе, и, чтобы не пить холодным, мы подогрели его на свечке. Съели по краюхе хлеба. Пришли к пекарне, отперли дверь в воротах…

— У вас есть ключ?

Внезапно Николя сообразил, что он уже уверен, что мэтр Мурю умер не своей смертью. Иначе зачем бы он задавал эти вопросы? А если его предположение оправдается, он выиграет немало времени! Нет ничего более важного, чем снять показания по горячим следам, сразу после происшествия, пока лица, к нему причастные, не успели придумать собственную версию случившегося.

— Да, ключ от маленькой двери, что проделали в больших воротах, и еще ключ от пекарни, той двери, что выходит во двор. Ключ от пекарни я отдал господину де Ноблекуру.

Николя повертел в руках ключ, извлеченный Парно из глубин кармана.

— А дальше?

— Мы удивились, что там свет горит: нам всегда велят следить, чтобы свет ненароком не оставили… А то до пожара недалеко. Мы первыми приходим в пекарню, а уж потом, через четверть часа, приходит хозяин. Мы вошли в пекарню еще не переодевшись и сразу увидели чан, куда упал хозяин. Мы… мы позвали на помощь, а потом подошли поближе.

— Вы не пытались оказать ему помощь?

— С Фриопом сделалось что-то вроде припадка. Он стал задыхаться, вращать глазами и стучать зубами.

— Но вы все же убедились, что господин Мурю действительно скончался?

— Я подошел поближе, чтобы послушать, но он не дышал. Я потрогал его руку, она оказалась холодной. Я хотел пойти за помощью, но Фриоп вопил, и мне пришлось успокаивать его. Я даже дал ему пощечину. Потом мы вместе пошли к конюшням, я разбудил Пуатвена, и…

— Не торопись. Когда вы пошли за Пуатвеном, вы заперли дверь на ключ?

— Нет, мы толком не понимали, что делаем.

— Вы уверены, что в пекарне не было никого, кроме вас?

На лице подмастерья отразились мучительные раздумья.

— Честно говоря, нет, тем более что мы не открывали склад с мукой. Но ворота были закрыты.

— А где находится этот склад?

— Надо войти в чулан и повернуть шкаф, куда складывают рабочую одежду.

— И там большая клеть?

— Да нет, настоящий погреб, просторный и сухой. Мука там хорошо хранится. Хозяин не хотел о нем говорить, точнее, не хотел, чтобы о нем говорили.

— Почему?

— Потому что он набил его мукой, так как думал, что скоро будет голод.

— Что-то тут не так. Объясните поточнее.

— Хозяин хранил на складе муку, потому что считал, что скоро в городе муки будет мало и цена на хлеб вырастет. Цену уже повысили, покупатели недовольны, и нам угрожают.

— В какой форме?

— Пишут углем на стенах, Фриоп еле успевает отмывать надписи.

— И что пишут?

— Оскорбления разные… Сулят все разгромить и разграбить… а нас повесить.

— Что за человек был мэтр Мурю?

— С виду вроде добродушный, а как работать заставлять, настоящий зверь. И до барышей жадный.