Энигмастер Мария Тимофеева - Евгений Филенко

Но Маша не испытывала ни малейшей тени страха.

Открывавшиеся перед нею темные лабиринты мертвого звездолета пугали ее не больше, чем пустой амбар на каком-нибудь заброшенном прибалтийском хуторе.

Маша не торопясь расстегнула нагрудный сегмент легкого скафандра, извлекла флакон шантаута и отправила все его содержимое в рот. Поморщившись, запила из термоса. Ощущение было, будто она долго жевала дубовую кору. Маша в жизни подобного не делала, но была уверена: именно так оно и выглядит.

Она сделала несколько шагов по пружинившему, съедавшему все звуки покрытию, и тотчас же возник свет. Он прибывал постепенно, чтобы глаза успели привыкнуть. Источники света были новые, доставленные спецкомиссией. Сам корабль был практически полностью обесточен, во избежание непредвиденных обстоятельств. Чтобы, к примеру, у бортового компьютера не возникло вдруг желание самовольно изменить орбиту. В подобное развитие событий, разумеется, не верили, но правила пуганой вороны и ружья на стене тоже никто не отменял. В то же время солнечные батареи продолжали снабжать систему жизнеобеспечения звездолета энергией, достаточной для поддержания в нем минимального бытового комфорта. Здесь все еще можно было дышать относительно свежим воздухом со слабым привкусом химической очистки. И не замерзнуть в легком скафандре.

Маша дождалась, пока светильники разгорятся в полную силу, и двинулась вперед. Она еще не решила окончательно, где проведет эту ночь.

Для начала прогуляться до главного поста, где с ней случилось кое-что интересное. Подождать, вдруг повторится.

Если ничего не произойдет – заглянуть на техническую палубу, как Маша давно и собиралась. Ее предупреждали, что большинство отсеков там окажется наглухо задраено. Но где-то там был транспортный ангар. Маша не простила бы себе, упусти она возможность повидать своими глазами старинные вездеходы и десантные люгеры, причем в идеальном состоянии. А потом как-нибудь, в разговоре с братом, ввернуть высокомерно: «Между прочим, гигабот «Стероп 218» две тыщи сто пятидесятого года выпуска – это така-а-ая махина! И выкрашен, если кто-то не знал, в кислотно-желтый цвет – как цыпленок…»

Под конец, вдоволь налюбовавшись (Маша всегда была неравнодушна к сложной технике, и родители утверждали, что это наследственное), подняться на коммунальную палубу. Посетить рекреационную зону и выяснить, действительно ли там был бассейн или Ахилл ее разыграл на ровном месте. Кроме того, там должна быть еще и оранжерея, увы – совершенно вымороженная. А еще каюты экипажа. Открытые. С личными вещами, до сих пор оставленными в неприкосновенности. Маша не собиралась ничего трогать руками. Просто посмотреть. Открыть дверь, постоять на пороге, повздыхать горестно. И уйти восвояси…

На мгновение у Маши перехватило дух от внезапного ощущения свободы. Даже голова немного закружилась. Прогулка в полном одиночестве по пустому космическому городу! Не всякому выпадет такое приключение.

Но затем она рассудила, что все же в этом приступе эйфории повинна передозировка шантаута. И потому надлежит сдерживать внезапные порывы, не отвлекаться на обуревающие эмоции, а по возможности холодно и бесстрастно фиксировать происходящее. Да, шантаут не вызывает галлюцинаций. Но, по косвенным наблюдениям, в случае превышения рекомендуемой дозировки он может чрезвычайно обострять чувства. На что Маша и рассчитывала.

Должно быть, в первую очередь в ней обострилось чувство пространства.

Маша неспешно двигалась в направлении главного поста, прислушиваясь к шумовому фону. Ничего нового: все так же булькал охладитель, все так же где-то искрило, все так же уныло пыхтели воздухоочистители. Откуда-то глубоко снизу, с инженерных палуб под ногами, доносилось невнятное уханье. Что там могло ухать так внушительно, Маша и предположить не могла.

Она тут же придумала себе заточенного в реакторных отсеках демона Балрога, в задачи которого собственно и входило присматривать за веществом и антивеществом в магнитных ловушках. Лишившись привычного занятия, Балрог скучал, лениво пробовал огненными плетками одрябшие магниты и временами меланхолически ухал. Маша мысленно оснастила горемыку ветвистыми рогами, стрекозиными крыльями, укутала шелковистым мехом пестрых гавайских расцветок и снабдила прочими натуралистическими деталями. «Печальный Балрог, дух ворчанья, бухтел под грешною землей…» – напевала она. Спустя несколько минут Маша с неудовольствием обнаружила, что перегнула палку с играми разума: Балрог угнездился в ее воображении весьма прочно и не желал уходить. «Брысь! – скомандовала Маша. – Не хочу о тебе думать. Убирайся откуда пришел. Упрямишься? Ничего, я-то знаю, что нужно сделать, чтобы не думать о белой обезьяне…» Она тут же представила себе упомянутую обезьяну. Не какую-нибудь там безобидную мартышку, увешанную старинными очками в роговой оправе. А вполне крупногабаритную гориллу. Да что там мелочиться – Кинг-Конга. Пятиэтажного, угрюмого, бурчащего необъятным брюхом. И, разумеется, белого, как снег. Угрожающе взрыкивая, Кинг-Конг горной лавиной попер на Балрога. Тот, зловеще ухмыляясь, выставил перед собою рога и щелкнул плетками… «Разберитесь как-нибудь без меня, хорошо?» Монстры не возражали. Спустя мгновение Маша пожалела, что оставила их без присмотра.

Ей пришлось остановиться и основательно приложиться к термосу. Идея с шантаутом уже не выглядела такой заманчивой. «Не знаю, как там с чувствами, – безрадостно подумала Маша, прислушиваясь к разворачивавшейся в ее мозгу бойне, – но со здравым смыслом я свободно могу распрощаться. Эй, вы двое! Прекратите, не то!..» Желаемого эффекта не воспоследовало. Хуже того: к сладкой парочке присоединился кто-то третий и принялся выбивать пыль и вынимать душу из обоих сразу.

Нужно было срочно отвлечься.

Маша зажмурилась и представила себя песчинкой в бесконечности вселенной…

Напрасно она это сделала.

6.

Пустынный коридор со скругленными сводами, где при желании, вставши посередине, можно было дотянуться кончиками пальцев до стен – не Маше, разумеется, а какому-нибудь рослому мужчине! – прянул во все стороны сразу и сделался просторным, как орбитальная верфь для строительства пассажирских лайнеров дальнего сообщения. И это было только начало. Маша деловито изгнала из воображения Алису с ее уменьшающим флакончиком (должно быть, та отправилась прямиком к Балрогу и Кинг-Конгу; как она намеревалась поладить с такой компанией, никто не знал). В конце концов, это не она уменьшалась, а пространство вокруг нее становилось таким же необъятным, как и ощутимым. Атмосферные бури Юпитера смрадно дышали Маше в лицо, а электрические токи в недрах металловодородной оболочки отдавались щекоткой под коленками и в пятках. Стремительный полет многочисленных спутников газового гиганта шевелил волосы на макушке. С чуланным шорохом вращались пылевые кольца, которые так и тянуло назвать пыльными. От каменной ракетки Фивы теннисными мячиками отскакивала мелкая космическая щебенка. Хулигански посвистывая, проносились астероиды и пропадали где-то в районе Марса. В облаке Оорта копошились безымянные до поры до времени кометы. А дальше… а дальше… «Назад!» – жалобно пискнула Маша. Галактическое безбрежие послушно вернулось в пределы ее сознания, приняв очертания большого шарообразного аквариума, где вместо непреложной золотой рыбки плавала крохотная песчинка Солнечной системы, со всеми ее планетами, кометами и прочей бижутерией из камня и льда.