Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей - Виктор Поротников

Делиться своей догадкой с Бедославом она не пожелала, сказав ему, мол, всему свое время.

Бедослав не стал настаивать. Он лишь поинтересовался у Василисы, не осуждает ли она его за это убийство и не считает ли неправильным то, что Бедослав и Степан Колтыга решили тайно похоронить убитого Свиряту.

– Погребен прах Свиряты, и ладно, – сказала на это Василиса. – Пусть тайное остается тайным. Зло получило по заслугам!

Глава шестая

ВЫШЕСЛАВА

Однажды поутру, когда Бедослав как обычно пришел на княжеское подворье на утреннее построение гридней, Семен Куница с таинственным видом сказал другу, что припас для него подарок. После утренней переклички Семен привел Бедослава в помещение, служившее дружинникам спальней, и достал из-под своей кровати какой-то длинный предмет, завернутый в старый плащ.

– Держи, друже! – с хитрой улыбкой произнес Семен, вручив сверток Бедославу.

Размотав сверток, Бедослав увидел свой меч, когда-то купленный им на торжище у оружейника Листрата и отнятый у него ушкуйниками.

– Пресвятая Богородица! – изумленно выдохнул Бедослав. – Семка, откель у тебя мой меч? Где ты его взял? Неужто у разбойников выторговал?

– Купил на торгу у одной девицы, – ответил Семен. – Могу свести тебя с нею. Хочешь?

– Сведи. Сегодня же! – решительно промолвил Бедослав.

Полдня Бедослав и Семен Куница вместе со своей сотней отрабатывали в поле за городом боевые маневры в конном строю под руководством гридничего Данислава. Затем дружинники трапезничали на княжеском подворье, потом чистили лошадей. И только ближе к вечеру Бедославу и Семену удалось отпроситься у гридничего, чтобы сходить в город.

Семен привел Бедослава на Софийскую сторону, в Людин конец. Там, в Ярышевом переулке, Семен стал стучаться в покосившиеся ворота каким-то особым стуком. За воротами виднелась тесовая крыша небольшого бревенчатого дома, потемневшая от дождей.

Когда ворота отворились, Семен громко сказал кому-то:

– Гляди-ка, кого я к тебе привел!

Затем, повернувшись к Бедославу, Семен довольно бесцеремонно втолкнул его во двор впереди себя.

На дощатом настиле двора между крыльцом в дом и подсобными клетями Бедослав оказался лицом к лицу с невысокой стройной девушкой в длинном льняном платье до пят и вязаной шерстяной накидке на плечах. Светло-русые волосы незнакомки были заплетены в толстую длинную косу. Ее лоб был стянут повязкой, расшитой узорами в славянском языческом стиле.

Глянув на овал нежного девичьего лица, на этот высокий лоб, чуть курносый нос и красивый росчерк губ, Бедослав невольно внутренне вздрогнул. Странный холодок не то волнения, не то страха разлился в груди Бедослава, когда он заглянул в серо-голубые девичьи очи под плавным изгибом тонких бровей цвета спелой пшеницы.

– Русалка! – невольно вырвалось у Бедослава.

Девушка улыбнулась. Было видно, что она тоже узнала Бедослава.

– Никакая я не русалка, – сказала сероглазая. – Меня Вышеславой звать. Проходите в дом, гости дорогие.

Сидя в уютной горнице, выходившей окнами на небольшой яблоневый сад, Бедослав выслушал из уст Вышеславы печальную историю ее жизни и то, как по воле случая девушке посчастливилось стать его спасительницей.

Оказалось, что у Вышеславы были давние счеты с ушкуйниками, которые убили ее отца и брата за отказ чинить их разбойные суда. Отец Вышеславы был неплохим мастером по строительству небольших речных судов и рыбачьих лодок, без работы он никогда не сидел. По стопам отца пошел и брат Вышеславы. До прихода ушкуйников на Черном острове артель корабельщиков с Людина конца каждое лето строила новые корабли и чинила старые. Обосновавшиеся на Черном острове ушкуйники обложили корабельщиков непосильным налогом, еще заставляли и свои ушкуи смолить и конопатить, ничего не платя за работу. Артель корабельщиков распалась.

– После смерти отца и брата моя мать тяжело заболела и скончалась, – молвила Вышеслава, сидя на стуле и сложив руки на коленях. – Мы остались вдвоем с младшей сестрой. Жили впроголодь, так как помочь нам было некому. Однажды, собирая ягоды в лесу, я наткнулась на селение язычников. Эти люди не платят десятину христианским священникам, не ходят в храмы. Они поклоняются деревянным идолам на капище, как это делали наши предки. Язычники стали помогать нам с сестрой. И жизнь наша наладилась. А в прошлом году моя сестра вышла замуж за юношу-язычника и теперь живет в том лесном селении.

– Вышеслава, расскажи, как ты решилась мстить ушкуйникам, – негромко вставил Семен, сидевший возле печи и взиравший на девушку влюбленными глазами.

– До меня постоянно доходили слухи о бесчинствах ушкуйников то в Людином конце, то в Неревском, – после краткой паузы продолжила Вышеслава. – К тому же смерть отца и брата призывала меня к мести. Язычники обучили меня владению оружием, научили задерживать дыхание и долго плавать под водой. В летнюю пору я стала подплывать к Черному острову по ночам или под утро и вредила ушкуйникам, как могла. Сначала я просто похищала у них оружие, одежду и драгоценности, а потом, сидя в укрытии, наблюдала, как эти негодяи в пьяном угаре лупят друг друга, дабы найти вора среди своих. Затем я стала обрезать якорные канаты, прятала весла и паруса, топила небольшие челноки в протоке. Конечно, мне хотелось чего-то большего, хотелось отплатить ушкуйникам кровью за кровь. Но что я могла сделать в одиночку?

Вышеслава помолчала, затем продолжила уже более оживленно:

– И вот разнесся слух, что какой-то молодец убил в стычке главного ушкуйника Кривушу и еще двух разбойников покалечил. Я и не предполагала, что этот храбрец, – Вышеслава бросила на Бедослава восхищенный взгляд, – отважится прийти в самое логово ушкуйников и в одиночку начнет сражаться с ними. Я услышала звон мечей и громкие крики с другого берега Черной протоки. Покуда разделась и доплыла до Черного острова, схватка уже завершилась. Увидев лодку с тремя ушкуйниками, которые гребли к главному Волховскому руслу, я сначала кралась за ними по берегу, прячась за кустами, потом нырнула в реку. Я видела, что разбойники бросили что-то за борт, но не разглядела, что именно. Только нырнув на дно реки, я поняла, как вовремя все сделала, не промедлив в кустах лишнюю минутку.

– Да, девочка, благодаря тебе я жив сейчас, – растроганно промолвил Бедослав. – Вовек тебя не забуду! В вечном долгу я перед тобой!

– Какая же я девочка, мне уже девятнадцать лет! – слегка обиделась Вышеслава.

– Но мне-то уже почти двадцать семь, – улыбнулся Бедослав, – поэтому для меня ты совсем еще унотка.

– Расскажи про меч! – опять подсказал Вышеславе Семен, ерзая на низком табурете.

Вышеслава поведала Бедославу, что стащила у разбойников его меч еще в июне, ночью забравшись к ним на корабль. Все украденное таким образом оружие Вышеслава дарила лесным язычникам или продавала на торгу, если у нее была большая нужда в деньгах. Так было и на этот раз. К мечу уже приценивались двое покупателей, когда внезапно появившийся Семен Куница предложил Вышеславе вдвое большую цену. При этом Семен сказал, что владелец этого меча был ограблен ушкуйниками, с которыми он сильно повздорил.

Вышеслава продала меч Семену, но с условием, что тот познакомит ее с владельцем меча.

– Вот я и выполнил свое обещание, – подвел итог Семен Куница, когда Вышеслава закончила свой длинный рассказ.

В начале зимы в Новгород вернулся после долгого пребывания во Пскове купец Терентий Власич. Не решившись сразу предстать перед Василисой, которая по-прежнему проживала в его доме, Терентий сначала наведался к своему брату Михею Соколятнику.

Михей очень удивился приезду брата и в то же время был разочарован, что Терентий приехал без денег, без товара и без молодой жены. На расспросы Михея Терентий сыпал отборными ругательствами, поминая псковского посадника Твердилу и всю его родню.

– Обобрал меня до нитки Твердило-подлец! – жаловался старшему брату Терентий. – Сначала все деньги у меня выманил, потом товар забрал, как выкуп за свою крестницу. Я взял в жены Мстиславу с мизерным приданым ради красоты ее и юности, но и здесь мне не повезло. Как началась среди псковичей распря, так сторонники Твердилы, взявшие верх, пригласили к себе немцев да князишку Ярослава Владимировича, который подвизался у ливонцев, не имея своего удела на Руси. Князь Ярослав как узрел Мстиславу, так слюни у него и потекли! Шельмец сразу начал клинья к ней подбивать, а та и рада, что прелестью своей князя к себе присушила. В общем, дошло у них быстро до греховного любострастия.

Делясь с братом пережитым во Пскове, Терентий попутно опрокидывал в рот одну за другой чаши с хмельным медом. Хмель ударял Терентию в голову, и от этого он то впадал в сильный гнев, то исходил слезливыми жалобами.

– Я ли не любил Мстиславу всем сердцем, – молвил брату Терентий, раскрасневшийся после обильных возлияний, – я ли не тешил ее подарками. Она же, паскудница, когда князишка Ярослав бежал из Пскова в Изборск, опасаясь новгородского войска, спелась с немецким рыцарем Воверайтом. Я по ночам нес стражу на городской стене, а моя юная женушка в это время отдавалась немцу в постели. Каково, брат, а?