Невеста по контракту - Джулия Тиммон

Вот это да! Просто не верится, что этот полуночный разговор в спальне на двоих влюбленных ведем именно мы — соседи, до недавнего времени ограничивавшиеся лишь приветственными фразами и жившие каждый своей жизнью.

У меня с языка чуть не срывается «не люблю», но разум одерживает верх над спонтанными чувствами, и я отвечаю вопросом на вопрос:

— Какая тебе разница?

— По сути… никакой. Просто… по-моему, это неправильно. Я уже говорил, какого был мнения о ваших отношениях…

Дергаю плечом.

— Мнений может быть миллион. Если прислушиваться к каждому, потеряешь собственное.

Нейл медленно, будто превозмогая боль, кивает. Его глаза вновь излучают грусть. Опять вспоминает про Хелену? — думаю я.

— Да, ты права, — говорит он. — Самое главное и верное мнение — свое. Другие, особенно соседей, до которых нет дела, не в счет.

Он сидит, по-прежнему держа спину прямо, и одним своим могучим видом внушает уважение, граничащее с благоговейным страхом. Поэтому тоска в его голосе и во взгляде трогает душу вдвойне сильнее. Меня вдруг охватывает неодолимое желание отплатить ему тем же — отбросить притворство и увиливание и рассказать о себе правду. Вздыхаю.

— Дело тут не в чьих-либо мнениях. С Маркусом я… еще не знаю, как поступлю. Но открою тебе секрет: наверное, у нас с ним не склеилось большей частью по моей вине.

Нейл удивленно изгибает бровь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я донельзя избаловала его, закрывала глаза на все его недостатки и проступки. Это отнюдь не лучший путь для создания прочных продолжительных отношений, теперь я это твердо знаю.

Нейл нахмуривается и смотрит на меня так, будто я говорю ему, что позволяла Маркусу изменять мне прямо у меня перед носом.

— Почему ты его баловала?

Пожимаю плечами.

— Причина, наверное, как и в твоем случае, где-то глубоко внутри. Думаю, это тоже страх. Страх нескончаемых разбирательств, выяснений, скандалов и обвинений… — Умолкаю, подумав вдруг о том, что он может решить, будто я сама была такой в прошлом, и прикусываю губу.

Он о чем-то с минуту размышляет, поворачивается ко мне всем корпусом и указывает на меня пальцем.

— Так жили или, может, до сих пор живут кто-то из твоих родственников. — Он слегка прищуривается. — Скорее всего, родители.

Киваю и вся съеживаюсь.

— Угадал. По-моему, они иначе просто не могут, а я, как представлю, что заживу так же, холодею от ужаса. Лучше уж вообще никак, чем в бесконечной ругани.

Нейл вновь смотрит на меня с приятельской улыбкой, а его глаза по-прежнему полны горести.

— Значит, верно я говорю: мы с тобой одного поля ягода. Оба не в состоянии перебороть себя, оба предпочитаем жить без привязанностей.

Киваю.

— А знаешь, в одиночку не так уж и плохо, — стараясь говорить бодро, произносит он. — Главное, к этому привыкнуть. Сама подумай, никто не вмешивается в твои планы, никто ни в чем не упрекает, никто не возражает, когда ты, например, задумал купить новый шкаф, а старый выбросить.

— Да, — безрадостно соглашаюсь я, думая о том, что при этом никто и не позаботится о тебе, никто не подаст чашку кофе, если ты вернулась с работы без задних ног или заболела и не можешь встать с кровати.

Нейл оживленно потирает руки, но я чувствую, что его веселье наигранное. Впрочем, может, я ошибаюсь.

— И хорошо! — восклицает он. — Приятно узнать, что ты такой не один. Что где-то по соседству живет человек с похожими проблемами, пусть источник их совсем другой, — грустнее и тише добавляет он.

— Да, — повторяю я, почему-то совсем падая духом, но стараясь не подать виду.

— Может, стоило с самого начала открыть друг другу карты, — говорит Нейл, почесывая затылок. — Тогда было бы проще отбивать атаки родительской заботы и любопытства.

— Я предлагала, — напоминаю я.

Он энергично и часто кивает. Кажется, теперь все, что он делает, делает нарочито, чтобы скрыть истинные желания и чувства. Однако ничего нельзя сказать наверняка.

— Да, помню! — Он виновато улыбается. — А я, болван, отверг все твои предложения. Потому что недостаточно прозорливый и, может, недалекого ума.

— Не болтай глупостей, — говорю я. — Ума ты далекого, иначе не занимал бы столь ответственный пост в своей фирме. Просто тебе слишком сложно быть откровенным.

С него вмиг соскакивает вся веселость. Он снова мрачнеет, какое-то время молчит, потом шлепает ладонью по колену.

— Быть откровенным… мне действительно сложно. — Усмехается. — А пост мой отнюдь не самый ответственный. Надеюсь в один прекрасный день войти в состав правления. Тогда другое дело.

Объятая желанием поддержать его, дотрагиваюсь до его локтя.

— Конечно, войдешь. Я верю в тебя.

Он смотрит на меня растерянно и немного с опаской, и кажется мне бесконечно трогательным в своем удивлении. Убираю руку и заставляю себя улыбнуться.

— Ты правда… в меня веришь? — недоверчиво спрашивает он.

— Да, — просто отвечаю я. — Не знаю почему…

Он берет мою руку и с чувством сжимает ее.

— Спасибо.

В эту минуту мне кажется, что сейчас он сгребет меня в объятия и взмолится о том, чтобы я забыла о его заявлениях, потому что теперь они утратили всякий смысл. Скажет, что я была права, предположив, что ему всего-то надо дождаться ту единственную женщину, которая сумеет растопить лед в его сердце. И что он наконец-то встретил ее, точнее наконец понял, что она жила по соседству целых три года, но принадлежала другому, поэтому он и не смел с ней сближаться, хоть и чувствовал, догадывался…

Но Нейл кладет мою руку на кровать и снова напускает на себя задорный вид. У меня падает сердце.

— Итак, похоже, нам стоит заключить еще одну сделку. На сей раз устно, не на бумаге.

Растерянно моргаю и чувствую, что выгляжу до смешного глупо.

— Какую еще сделку?

— О соседском понимании и дружбе, — торжественным голосом объявляет он. — Я, Нейл Барлоу, и ты, Сиара Купер, отныне и на все то время, которое мы будем жить в нашем комплексе, обещаем быть друг для друга добрыми приятелями.

Вымучиваю улыбку, хоть и губы будто одеревенелые.

— Что это значит?

— Ничего особенного, — более тихо, даже опять с грустинкой объясняет он. — Просто теперь, хотим мы того или нет, жить по-прежнему у нас не получится.

Вопросительно приподнимаю брови и не осмеливаюсь задать очередной вопрос, а сердце замирает в надежде.

— Теперь мы будем не просто соседями, а соседями, знающими друг о друге такое, что неведомо и самым закоренелым сплетникам. Это никого ни к чему не обязывает, — торопливо добавляет он, и мои слабые чаяния вновь угасают. — Просто здороваться мы будем сердечнее, а спрашивать «как дела?» не из вежливости, а потому что будет интересно знать ответ. Во всяком случае, я на это надеюсь, — произносит он, поднимаясь с кровати.