Стеклянный корабль - Юрий Самсонов

– Стойте! – отчаянно завопил сыщик. – Скандал выйдет! А наше дело – избежать всякого скандала, верно же? Подумайте сами, кому это может пойти на пользу?

– А сами о чем думали? Захотели развлечься? Ты, образина, убери пистолет: носу щекотно! – пистолет опустился. – Студия? Сообщение пока откладывается. Но не прерывайте связи!

– Держись, мальчик! – послышался ответный писк. Сыщик захлопнул блокнотик.

– Так-то лучше, по-дружески, по-свойски!.. – уныло пробубнил он.

– Не думайте, что откупились – сказал репортер. – Есть у вас сведения о людях, тайно проживающих в гостинице?

– Нет, – ответил сыщик. – Ничего не слыхал! А что? Он весь горел любопытством. "Не врет", – понял репортер. Зато телохранитель, посопев, вдруг взревел:

– Не советую!

– Что-что?!

– Не советую интересоваться!

– Повторите сюда! – репортер протянул микрофон.

– И не подумаю!.. – телохранитель поспешно отступил. – Вам же хуже, если нарветесь!

– Вот как? – пламень восторга засиял в востреньких глазках сыщика. – Господин журналист…

– Спокойной ночи, – сказал репортер. На площадке он затаился, выждал. Нет: сыщик не рискнул-таки за ним последовать.

Он твердо теперь знал, что поиски не будут напрасны.

Оператор слонялся возле гостиницы, добросовестнейшим образом следя за окнами. В узеньких улочках густела мгла. То зябкая оторопь его одолевала, то зевота, но сонливость словно испарилась, когда понадобилось вскинуть снабженную телеобъективом камеру: в одном из окон третьего этажа вспыхнул свет.

Чуть погодя осветились еще два окна – на пятом. "Работает, чертушка!" – участливо подумал оператор. И он был прав.

Окно третьего этажа принадлежало номеру, трагически покинутому постояльцем, – триста девятнадцатому.

Репортер попросту не удержался от искушения, завидев при свете фонарика спящего на ковровой дорожке возле двери постового. Захотелось, коли представился случай, осмотреть помещение, куда Дамло допустил одного Эстеффана.

Обойдя причмокивающее во сне препятствие, репортер осторожно взялся за торчащий из замка ключ. Тот не поворачивался: дверь была отперта. Репортер толкнул ее. Тут он дрогнул. Мистическое ощущение чьего-то присутствия во мраке было столь мощным, что и победить его не удалось. Не прикрыв двери, ослабевшей рукою нашарил он на стене выключатель, свет ударил в лицо постовому, тот подскочил.

– Эй, куда? Стрелять буду!

– Держи! – репортер выбросил ему ассигнацию. Сидя на полу, постовой расправил ее с аппетитным хрустом, вымолвил:

– Господин Дамло узнает…

– Все равно я уже здесь, – отвечал репортер, – ему и так есть что узнать… Не бойся, трогать ничего не стану, знаю ваши порядки!.. Ого!.. – он подскочил к столу.

– А сами трогаете! – постовой схватился за свисток. – Уходите!

– Ухожу! – ответил репортер, погасил свет и выскочил наружу.

Нюх говорил ему, что это не последнее открытие, сердце сильно билось не из-за совершившегося, но от предвкушаемого. Кинув постовому еще одну бумажку и отойдя от него на порядочное расстояние, он связался со студией, передал свежую новость да заодно попросил ребят передать газетам прибавление к статье, он его тут же продиктовал стенографу. Затем длинными скачками понесся вверх по лестнице.

Четвертый этаж ему ничего не принес, но впереди как-никак ждали еще два. Стремительно, бесшумно заскользил он по коридору пятого этажа, склоняя ухо к каждой замочной скважине и хохоча про себя над тем, как это славно выглядит со стороны.

Наконец он услыхал за одной дверью голоса. Он остановился и неторопливо высвободил газовый наркологический пистолет.

Первые услышанные им звуки были совершенно невнятны. Низким бухающим голосом кто-то, похоже, о чем-то рассказывал. Изо всей речи репортер вроде бы разобрал лишь несколько раз прозвучавшее слово "сторож" и не ошибся:

– Сторож? – повторил другой голос, звучавший яснее. Знакомый голосок! Репортер поднес к двери микрофон. Пускай себе бубнят. Специалисты при нужде все разберут, до запятой. – Но ты вошел туда?

Бухающий голос, видимо, дал отрицательный ответ, потому что последовал краткий разнос:

– Хороши мои сотрудники! Есть на кого опереться! Ну, а что еще скажут… – репортер не смог различить произнесенного им слова, -..енты?

Первый голос вновь забухал невнятно. Однако речь его не была прервана.

– Мой голос? Что за байки! – услыхал вслед за тем репортер. -..он врет?

– Нет, – отвечал стоявший по ту сторону двери – размеренно и равнодушно, – так и было, это правда.

– Тогда это запись! Обследуйте, кто там живет!

– Тот, кто стоит за дверью! – таков был ответ, и репортер не успел отскочить, когда дверь распахнулась!..

Рассветало, городишко додремывал, ничто не шевелилось. Свет во всех окнах давно погас, но в занятом журналистами номере так и не загорелся.. Опасаясь вернуться, оператор изобретал себе занятия: снял разрушающиеся соты древних торговых рядов, ратушу, фонтан посреди площади, недавно восстановленный, только, по скудости муниципальных средств, каменные рыбы и днем извергали воду с чрезвычайной неохотою. Глядя на разверстые сухие их пасти, он чуть не зазевался, но снайперский объектив будто сам поймал внезапно оживившую пейзаж подробность: из ратуши выскочил г-н мэр. Без шляпы, с криво торчащим из кармана платком, он припустил галопцем, в руках у него трепыхались листы развернутой газеты – когда только ее успели доставить!.. На ступеньках гостиничного крыльца градоправитель едва не растоптал выходящего г-на сыщика – и тот успел посторониться и даже отдать поклон исчезающей в дверях дородной спине.

По сей день драгоценная видеопленка хранит эти исторические кадры.

Солнце поднялось, оно светило сбоку, и радуги резных граней нетускнеющего старинного зеркала напоминали склонившийся на сторону павлиний хвост, они высвечивали каждый закоулок.

Машина в нише, казалось, загудела чуть погромче, когда Рей вошел в мастерскую, Звереныш бросился навстречу. Но Биллендон с мрачным видом положил на рычаг телефонную трубку.

– Они его прикончили, – сказал Биллендон.

Будить гостя не пришлось.

Он проснулся с мыслью: сегодня увидит Ее! Но, открыв глаза, все ж взглянул в недоумении на своды и не сразу поверил тому, что сон и явь соединились, как ветви одного ствола. На высоких стульях, покрытых грубой резьбой, можно было сидеть, в медном тазике умыться, и сегодня он вправду увидит Ее! Он здесь, и Она тоже здесь!

Накануне вечером, стоя на склоне кладбищенского холма и глядя на россыпь огней, – довольно правильных очертаний, город был похож на некий гигантский кристалл, сияющий в темноте долины! – странник все-таки дождался: знакомый лимузин проследовал мимо него, разумеется, с Пассажиркою. Он не мог видеть Ее сквозь бронированные и зашторенные окна салона, но могло ли быть иначе! Она здесь, Она здесь!

Что приснилось ему в эту ночь? Из торопливых каракулей в толстой тетради следует, что сон был смутен и в нем главенствовали два предмета – дверь и перчатка. Последнее слово взято в кавычки и снабжено вопросительным знаком – "перчатка"?

Чистенький, сияющий, с полотенцем, позабытым на плече, прыгая через ступеньку, припустил он вниз по скрипучей спиральной лестнице. В, мастерской встретили его молчанием, он не заметил мрачности лиц. Поклонился и сел возле телефона, ожидая.

– А вы были правы, – сказал наконец Биллендон, не сводивший с него глаз.

– Прав? – переспросил молодой человек, приподняв брови, и вспомнил…

– Да это пустяки!..

– Пустяки? – повторил Биллендон и обернулся, чтобы понять, куда его гость так пристально вдруг уставился.

А тот в каком-то удивлении, пожалуй, растерянности смотрел на зеркало в дальнем конце помещения. Взгляд Биллендона заставил его спохватиться.

– Не беспокойтесь, – пробубнил он, явно не задумываясь над смыслом своих слов, – обойдется!..

– Вот как?! – отвечал Биллендон, продолжая буравить его глазами. – Неохота мне впутывать в дело Дамло…

– Дамло?.. – повторил молодой человек. Его ореховым глазам вернулась ясность, губам усмешка. – Верили бы на слово! Ничего вы не успеете. Она встает рано, сейчас вам позвонят. Для беседы, господин Биллендон, у нас будет, наверное, случай, не надо его торопить! – Он поднялся. – А что до этой истории, под присягой могу показать, что знаю не больше вашего: чистая правда!

И тут телефон захлебнулся длинными, какими-то сдвоенными звонками. Биллендон поднял трубку. Послушал – Понял, – сказал он. – Да, не с глухим толкуете? Пускай приезжает. А у меня время всегда удобное, до самого закрытия. Угу!..