Карьера Югенда - Ольга Сарник

Сегодня ночью с Восточного фронта пришла весть, заставившая Гёббельса вздрогнуть. Русские под Москвой перешли в контрнаступление! Вермахт перешёл к обороне! Чёрт бы их подрал! Они будут воевать, или нет?!

Надо грамотно её преподнести, эту неприятную, тревожную новость, чтобы не зародить и тени сомнения в умах немцев. Выкрутиться. Только не врать. Не врать! Линия фронта, правда, далеко от Германии, но всё же ложь – главный враг пропаганды. Никакая правда после лжи не восстановит доверия.

Он презрительно усмехнулся. «Правда»! Кому она нужна, эта правда? Мне нужна эффективность; правда – прислуга эффективности. Добавим один безобидный штришок… Лишь один. «Осуществлён стратегический отвод войск к западу от линии фронта». Вот так. Ровно на двадцать километров, исключительно для манёвра войск. Это всего лишь сокращение фронта. Никакого отступления не было!

Пусть все газеты голосят хором, но в унисон: «Сокращение фронта необходимо для завершения победы Рейха в справедливой войне!».

Теперь – Москва. Столица мирового еврейского заговора. Рассадник красной чумы. Главный трофей вермахта. О взятии Москвы следует сообщить заранее как о свершившемся факте. Военные не посмеют проиграть битву за Москву после того, как её выиграю я. Отступать им будет некуда.

Гёббельс снял трубку:

–Майснера ко мне.

В кабинет проскользнул высокий худощавый, похожий на аиста Майснер – лучший монтажёр, о мнению Гёббельса. Он блестяще владел техникой любого монтажа. Гёббельс кивнул, жестом пригласил сесть. Майснер молча сел и вопросительно взглянул на него. Приятная черта – не задавать дурацких вопросов. Он молча сидел и ждал указаний.

– С фронта пришло огромное количество фотоматериала, тысячи метров плёнки, – деловито заговорил Гёббельс. – Надо подготовить фотоснимки для первых полос газет. Пройдёмте в лабораторию. Я сам буду давать указания.

Майснер с готовностью кивнул и поднялся. Как же приятно с ним работать, чёрт побери, вновь с удовлетворением подумал Гёббельс.

Десятки тысяч метров плёнки еженедельно передавались в министерство просвещения и пропаганды, прямо с передовых, – при потребности всего в одну тысячу двести метров! Их слали в Берлин с фронтов до самой капитуляции.

Роты пропаганды даром свой хлеб не ели, работали они исправно. Военные журналисты были в полном смысле военными – обладали военной специальностью, и каждый своей, востребованной. Если ты ведёшь радиорепортаж с борта самолёта, будь любезен быть наводчиком, или штурманом. Лишнего человека на борт не возьмут.

Львиная доля материалов, доставленных с фронтов, использовалась для создания любимого детища Гёббельса – киножурнала «Дойче Вохеншау» («Немецкое еженедельное обозрение»). Хронометраж – сорок пять минут. В Германии его демонстрировали перед каждым кинопоказом вплоть до марта тысяча девятьсот сорок пятого года. Он шёл двухтысячным тиражом и в союзные, и в оккупированные, и в нейтральные страны – на пятнадцати языках с субтитрами. Показывали эту хронику и военнопленным. Чтобы знали, кто их пленил.

«Дойче Вохеншау» убеждал зрителя в правоте Германии и демонстрировал мощь вермахта. После просмотра такой кинохроники ни у кого не оставалось сомнения в том, что Германия непобедима. Всякое сопротивление ей бессмысленно. А победы вермахта – нечто само собой разумеющееся, точно вермахт – футбольная команда, не имеющая в своей лиге равных соперников и обречённая побеждать.

Радио без устали транслировало искусно смонтированные радиорепортажи «с места событий». За счёт эффекта присутствия они производили неизгладимое впечатление.

Главным трофеем Третьего Рейха было информационное пространство Германии. Это и погубило его, Третий Рейх.

…На следующее утро немецкие газеты вышли, украшенные великолепными фотографиями: радостные солдаты вермахта на фоне зубчатых стен московского Кремля! Генералы вермахта в парадных мундирах выстроились почётным полукругом на брусчатке Красной площади, как на светском рауте. Ура! Москва взята! Да здравствует Великая Германия!

На улицах Германии, радуясь, обнимались прохожие. На Восточный фронт полетели тысячи поздравительных открыток.

Это и погубило нас.

IV

В то утро Галя не хотела вставать с постели. Зачем? Ради чего теперь жить? Чтобы победить? Пусть другие побеждают, она больше не может. Вчера не стало Софьи Петровны… Она умерла не от голода – от пневмонии. Муся не дала бы ей умереть от голода!

На глазах у Гали выступили слёзы и скатились горошинами в разметавшиеся по подушке поредевшие её волосы. Рядом дремала умница Муся. Она досталась Гале в наследство от Софьи Петровны.

До войны она была обычной кошкой, трёхцветной неприхотливой домоседкой. Но в блокаду Муся повадилась, как на работу, уходить из дома. Возвращалась она неизменно к обеду, в одно и то же время, всегда с добычей – приносила мышку, а то и крысу! Это «мясо» они готовили. И выжили. Мама и Володенька не успели… Муся появилась … слишком поздно.

Мусю сопровождали на «работу» Галя или Софья Петровна, – чтобы не поймали бы и не съели. И не спросишь потом…

Софья Петровна, а потом и Галя, копила хлебные крошки, бережно складывая их в банку из-под кофе. Приманивала птиц на хлебные крошки, а Муся бросалась на них из засады. Сильно ослабевшая Муся сама не могла удержать даже воробья, и хозяйка приходила ей на помощь.

Эту эстафету приняла Галя. Дров не было, был ужасный мороз, и они спали, сбившись в кучу, как щенята, укрывшись всем, что нашлось – старыми пальто, одеялом, рогожкой. Муся грела, мурлыкала, успокаивала.

Галя дотронулась до своих волос. Когда-то, до войны, они были шикарны… Длинные, шелковистые и почти чёрные. Девчонки завидовали. Где они теперь, те девчонки? Ни волос, ни девчонок, – с горечью подумала Галя и обвела взглядом комнату. На стуле лежала её юбка в складку. Давно не стиранная и мятая, – куда уж там! Как же я опустилась, – с неожиданным отвращением подумала Галя.

Вдруг всё её существо пронзила холодная ненависть, подбросила её на постели – ломаете меня, твари? Не дождётесь! Я буду жить, как человек! Я буду жить, а не выживать! Одежду я буду стирать, есть я буду за столом, и я увижу, как вас гонят поганой метлой из моей страны!

Галя решительно поднялась с постели. Откуда возьмутся патроны, если я буду тут валяться, ожидая смерти?! Скоро моя смена – и я встану к станку! Я буду делать патроны. О, я сделаю вам много патронов! На всех хватит!

Первым делом надо одеться и привести себя в порядок. Сделано. Теперь – найти дрова для готовки. Самой поесть и Мусю покормить. Галя звонко поцеловала её в морду: