Карьера Югенда - Ольга Сарник

Наглые в своём спокойствии немцы вплотную подошли к советским окопам. Казалось, всё бесполезно… когда одинокий тенор чисто вывел: «Широка страна моя родная!». Мощным раскатом грома ему ответил хор: «Много в ней лесов, полей и рек!!!».

– Штыки примкнуть!!! – понеслось над советскими окопами.

Окопы забурлили защитными волнами. Холодно блеснули в свете поднявшейся зари тысячи штык-ножей. Они взметнулись разом, как один. Замелькали нашивки на чёрных рукавах «Ваффен-СС». Замелькали и защитного цвета рукава. Первая кровь…

Трудно убивать первого. А второго убьёшь хладнокровно, как таракана. Не говоря уже о третьем.

…В щель под дверь землянки за ним подсматривала ночь. Грубый деревянный стол скупо освещала керосинка. Она почему-то раскачивалась. Почему? Макаров тупо посмотрел на неё. Встрепенувшись, машинально склонился над картой, разложенной перед ним на столе. Жестяная консервная банка была полна окурков. Жаркий выдался денёк… Добраться бы до топчана.

«Разрешите доложить: операция выполнена, враг отброшен на двадцать километров к западу.». Приятно такое докладывать. С такими мыслями Макаров, завернувшись в плащ-палатку, как в яму, провалился в мертвецки глубокий сон.

Три месяца спустя, во время затяжного боя, многие офицеры из их полка погибли. И он, в звании старшего лейтенанта, принял в командование пушечную батарею. Возникла реальная угроза попасть в окружение, в так называемый котёл. Уйти можно было, только переправившись через реку. Мост фашисты взорвали. Под ураганным огнём переправа казалась невозможной. Но Макаров блестяще обеспечил переправу трёх наших дивизий, и даже тяжёлые орудия не удалось спасти! Под его руководством моментально восстановили разбитые плоты и понтоны, и, мастерски лавируя, хладнокровно отбивая отчаянные вражеские атаки, три пушечных батареи вышли из окружения, избежав «котла». Исключительно благодаря макаровской смекалке.

С того дня его военная карьера взмыла вверх.

II

Операция вермахта по захвату Москвы под кодовым названием «Тайфун» тщательно планировалась. Всякое, даже тактическое, отступление было строго запрещено приказом фюрера.

Именно под Москвой я понял – буквально на своей шкуре – что такое русский мороз. Зимней формы у нас не было – никто же не думал воевать зимой. Предполагалось все дела закончить до холодов.

Как-то раз во время затишья мы на мотоциклах вышли на заснеженное шоссе, ведущее прямо на Москву. Москва казалось такой близкой и доступной. Казалось, руку протяни – и вот она, твоя!

Все мы были возмутительно молоды, я был самым взрослым – аж двадцать четыре года! Не сговариваясь, мы помчались в сторону советской столицы. Безумцы! Вдруг мотоцикл Макса, шедший в авангарде, остановился.

Мы тоже остановились и попрыгали на заснеженное шоссе. Торопливо закурили. Приятно было курить на морозе! Единственный плюс…

Оказывается, Макс заметил автобусную остановку, заметённую снегом почти до крыши. Остановка была совсем рядом, метрах в двух от нас. Голубой павильончик, похожий на беседку, совершенно целый. Рядом – столб с табличкой, очевидно, расписание автобусов. Этот кусочек мирной жизни показался нам здесь, на войне, какой-то нелепостью. Мы замерли, охваченные единым щемящим чувством.

– Позвольте, где же автобус? Почему так долго не подают автобус? – громко возмутился Макс. – Мне срочно надо в Москву!

Он швырнул окурок в сугроб и безапелляционно заявил:

– Я буду жаловаться бургомистру!

Мы дружно захохотали. Настроение было хорошее, несмотря на мороз и на тревожные фронтовые сводки. Москва пока не взята. Ну и что? Ещё чуть-чуть – и всё сбудется. Москва вот-вот будет нашей! Кое-кто уже выбрал фон для фотографий – зубцы Кремлевской стены.

…Мы проиграли тот бой. Ничего, будет и на нашей улице праздник, злобно подумал я. Я стоял возле контрольно-наблюдательного пункта и смотрел в окно. Там в кружке света от керосинки, окутанный табачным облаком, оберст Фогль сжимал побелевшими пальцами телефонную трубку. Он по-стариковски сгорбился, сник.

С самого дна моего сердца, из отчаяния, поднялась злоба, да такая громадная, что заслонила собою разум. Мы побеждали всех! И русских победим! Эта проклятая Ельня – всего лишь досадная ошибка, недоразумение. Мы быстро всё исправим! Спи спокойно, Дитрих!

…Нас было девять. В живых остался только я. Москву мы так и не взяли. А потом я получил от Магды открытку. Она поздравляла славного солдата вермахта со взятием Москвы – главного бастиона большевизма.

III

Ранним утром в самом сердце Берлина, на Вильгельмштрассе, рейхсминистр просвещения и пропаганды доктор Гёббельс шелестел свежей газетой. Он с увлечением разглядывал фотографии, размещённые там с его подачи.

Нарядная английская принцесса катается на пони. А рядом, для контраста, – фотография измождённого рабочего из Южного Уэльса. Гёббельс удовлетворённо хмыкнул. Мы вразумим англичан. Перетянем ихна свою сторону. И немецкому народу не повредит полюбоваться этим. Пусть гордятся – в Германии социальные различия практически стёрты.

Он, пожалуй, первый, кто понял, что успех пропаганде обеспечивает именно методичность. «Ложь, повторённая сто раз, становится правдой». Как только ребёнок мог самостоятельно держать ложку, в его ручку всовывали леденец со свастикой. Позже – флажок с нацистской символикой. А потом – школа, «Юнгфольк», «Гитлерюгенд», штурмовые отряды, военная служба, трудовая повинность. Главное – ни на минуту не предоставлять его самому себе! А потом им завладеет «Рабочий фронт» и не выпустит его до самой смерти, нравится ему это или нет.

Постепенно немцы усвоили, что «каждый новорожденный станет боеспособным солдатом», Германия – «великий народ без пространства», зато рядом «пространство без народа». Превосходство арийской расы снимало все вопросы. Задача понятна даже ребёнку – забрать себе это пространство!

Немецкая пропаганда взывала к традиционно сильным чувствам – национализму, готовности к самопожертвованию, бесконечной преданности властям и верности воинской присяге. Солдаты стали присягать лично фюреру.

Немецкие «чёрные» радиостанции за рубежом выдавали себя за рупор оппозиции. Но немцам-военнослужащим слушать иностранные радиопередачи запрещалось. Вот почему части вермахта на занятых им территориях немедленно радиофицировались. Партия не ослабляла свою мёртвую хватку и за тысячи километров.

Сегодня ночью с Восточного фронта пришла весть, заставившая Гёббельса вздрогнуть. Русские под Москвой перешли в контрнаступление! Вермахт перешёл к обороне! Чёрт бы их подрал! Они будут воевать, или нет?!