Комната старинных ключей - Елена Михалкова

Ковальский открыл рот, чтобы ответить. Но его опередил Макар Илюшин.

– Медведя, – сказал он. – Скорее всего, он хотел найти медвежьи следы.

Ковальский и Бабкин уставились на него: первый – с восхищением, второй – недоуменно.

– Примерно в то время в газетах мелькала новость о пропавшем старике, – объяснил Макар напарнику. – Старик жил на окраине села. Дочь заглянула к нему днем и обнаружила пустой дом. Улавливаешь сходство? Причину удалось установить довольно быстро, и как раз по следам. Медведь забрел на участок, напал на старика и уволок тело. Жуткий случай, о нем писали целую неделю.

– Как вы узнали? – недоверчиво спросил Ковальский. – В смысле, как вы узнали, что Василий руководствовался именно этим, когда потащил меня в лес?

– Из вашего рассказа следует, что эконом пропал около двух месяцев назад или чуть больше. У меня неплохая память на даты: я помнил, когда видел новость о медведе-людоеде. Ваш помощник – деятельный человек, раз он не поленился опросить людей в поселке. Он решил исключить «природный фактор».

– Зачем идти в лес? – нахмурился Бабкин. – Если медведь действительно забрался в сад, то возле дома все было бы в крови.

Анжей хотел ответить. И снова Макар опередил его.

– Так снег же выпал, – не задумываясь, сказал он. – Другой причины быть не может.

И пояснил, неправильно истолковав изумление в глазах Ковальского:

– В эти три дня был сильный снегопад. Поэтому ваш водитель и отправился в лес: если кровь и была, ее засыпало снегом. Он искал тело.

Анжей покачал головой. Илюшин с точностью восстановил все, что говорил и делал Василий.

Сыпал снег, сыпал, не переставая, как будто был январь, а не март, и Вася твердил, что давно нужно поставить нормальную ограду вместо изгороди. «Завалило же все к чертовой матери! – ругался он. – Вы со своими англофильскими замашками, Анжей Михайлович, живете в средней полосе России. Здесь снег восемь месяцев в году!»

Они действительно утопали в снегу. Был бы забор, никто не смог бы подойти к дому. А от живой изгороди только веточки торчали над крахмальным снежным одеялом.

– Вы связались с его родными? – спросил Илюшин. – Обратились в милицию? Его должны были искать.

Ковальский ощутил, что ступает на тонкий лед.

– О его родных я ничего не знаю, – медленно сказал он. – По-моему, Анатолий одинок. А в милицию я не обращался.

Илюшин с Бабкиным переглянулись.

– Я все понимаю, – заторопился Ковальский. – Это выглядит странно, согласен! Но я тогда решил, что Толя просто ушел!

– А летние ботинки оставил вам на память, – с пониманием кивнул Илюшин.

– И кубик Рубика тоже, – поддержал его Бабкин.

Ковальский в отчаянии всплеснул руками:

– Честное слово! Не знаю, как вас убедить!

– Например, сказать правду, – предложил Макар. – Хотя я не настаиваю. Это ваш интерес, а не мой.

Анжей потер вспотевший лоб:

– Правда состоит в том, что я был рад его уходу. Я не мог сказать про Анатолия ни одного дурного слова. Но лишь после его исчезновения я понял, как сильно он давил на меня.

– Он?

– Его присутствие, – поправился Анжей. – Я испытал такое облегчение, что мне не хотелось и думать о том, чтобы искать и возвращать его. Мы с Васей обыскали все вокруг, потому что предполагали несчастный случай. Но когда я убедился, что это не так, мне стало безразлично, куда пропал Анатолий и почему.

– Тогда я не понимаю, что заставило вас обратиться к нам сейчас.

– Если я скажу, что у меня нехорошее предчувствие, вы мне все равно не поверите?

Ответ сыщика стал для Анжея неожиданностью.

– Отчего же, – задумчиво сказал Макар. – У вас есть основания для нехороших предчувствий. Ваш эконом исчез при странных обстоятельствах. Кстати, вы уверены, что из ваших вещей ничего не пропало?

Ковальский замялся.

– Анжей Михайлович… – в голосе Макара Илюшина звучало предостережение. – Или вы рассказываете обо всем откровенно, или наш разговор не имеет смысла.

– Вы правы, – сдался Ковальский. – Нет, ничего не пропало. Но кто-то пытался забраться в одну из моих комнат, где я храню очень ценные вещи. Объективно их стоимость невелика, но для меня они важны. Я обнаружил следы взлома совсем недавно. Не сомневаюсь, что это дело рук Анатолия!

– Уверены, что его, а не той девушки, которая встречала нас?

– Абсолютно! Это не она, потому что ей нет смысла… – Ковальский сбился и закончил: – В общем, поверьте мне: Полина здесь ни при чем.

Макар помолчал, что-то обдумывая. Наконец он заключил:

– Значит, кто-то пытался забраться в комнату, где вы храните ключи. Любопытно…

Анжей вздрогнул: он ни словом не упомянул о ключах.

– Я хочу понять, чего вы ждете от нас, – продолжал Илюшин. – Потому что шансов найти человека, пропавшего два месяца назад, практически нет.

Тарас Воловик последние полчаса провел в библиотеке. Сначала он выбрал Кафку. Но первые же страницы убедили его, что ни один нормальный человек не будет это читать.

– Бред какой-то, – удовлетворенно пробормотал Тарас Иммануилович. – Притворяются! «Кафка, Кафка! Потрясающие книги!» Лжецы.

Воловик любил, когда жизнь подкидывала ему доказательства несовершенства окружающих. Если о каком-нибудь верном муже становилось известно, что он изменяет жене, Тарас Иммануилович расцветал, как роза. Услышав о том, что его коллега проиграл в казино все свое имущество, Воловик два дня пребывал в хорошем настроении. А когда тот же коллега попал в клинику лечения зависимостей, Тарас Иммануилович засветился от радости.

– А вы мне что говорили? – сладостно пенял он окружающим. – Что хороший человек Денис Грищук! Ну, полюбуйтесь на вашего Грищука. Где он теперь? Хе-хе-хе.

Тарас Иммануилович не переносил людей, которые были лучше его самого. Исключение составляло начальство.

В своих близких Тарас выискивал ущербность и культивировал ее, как садовник культивирует цветы. Женщины не задерживались рядом с Тарасом, потому что с ним они начинали казаться себе моральными инвалидами. Любимая фраза Воловика была: «Вы это делаете не потому, что вы добрые, а потому, что вы хотите такими казаться».

Однажды нашелся человек, который в ответ спросил Тараса Иммануиловича: «Какая разница, если результат одинаков?» Воловик возненавидел его от всей души.

Бросив Кафку, Тарас достал из другого шкафа книгу кулинара Похлебкина. Но и о еде не читалось. Он сел в кресло и поерзал, представляя себя хозяином этого дома.

Сидеть оказалось неудобно. Кресло подходило для худого Ковальского, но не годилось для толстого Тараса. К худым у Воловика были отдельные претензии.

– Тощие, потому что у них глисты, – бормотал он. – Или таблетки жрут, организм гробят. Идиоты.

Год назад в его отдел устроился мужчина лет пятидесяти, находившийся в прекрасной физической форме. Он занимался спортом, правильно питался, а зимой с наслаждением купался в проруби.

Тарас Иммануилович исстрадался, глядя на него. Живое доказательство того, что здоровый образ жизни приносит свои плоды, ходило рядом с ним по офису. Доказательство не ело таблетки для похудения и не изнуряло себя диетами. Более того, оно счастливо жило в браке и воспитывало пятерых внуков.

И это было непереносимо. Тарас яростно жевал булочки и пытался найти изъян в своем коллеге. Рядом с ним Воловик ощущал себя человеком второго сорта.

Зависть точила Тараса до тех пор, пока коллега не уволился.

Тогда Тарас Иммануилович вздохнул свободнее. Но предпочитал думать, что в бывшем сотруднике все-таки скрывался какой-то порок. Просто он не был вовремя обнаружен.

Достоинства других людей Воловик ощущал как прямую насмешку над собой. Он – толстый, некрасивый, без друзей и семьи. А Денис Грищук синеглазый, общительный, веселый и пахнет «Фаренгейтом». Из всего этого списка Тарас мог повторить только «Фаренгейт».

У Ковальского Тарасу очень не понравилось. Дом был огромен, и при этом содержался в полном порядке. Тарас пытался найти пыль хотя бы на шкафу, не преуспел и расстроился. Прекрасный сад цвел и благоухал, повариха отменно стряпала. Придраться было совершенно не к чему!

Разве что к Кафке. Если хозяин держит его в своей библиотеке, значит, тоже притворщик и сноб. Пускает пыль в глаза, а сам наверняка не читает ничего, кроме желтой прессы!

Эта мысль несколько примирила Тараса с действительностью.

Он вспомнил, что видел где-то бильярд. Надо сыграть! Воловик подошел к двери, но услышал снаружи голоса и остановился.

– Какой в этом смысл? – спросил низкий, тяжелый голос. – Здесь не нам двоим работать надо, а целой следственной группе.

– Задачка уж очень интересная, – ответил ему другой, легкий и насмешливый. – Из дома вышел человек с веревкой и мешком и в дальний путь, и в дальний путь отправился пешком.

– Макар, поехали домой, а? – попросил первый. – Нечего здесь ловить.