Зверь, которого забыл придумать Бог - Джим Гаррисон

Примерно за час до рассвета на Хилгард-авеню завыла сирена, и сквозь листву Б. П. разглядел мигание желтых огней «скорой помощи». Этот вой был самым жутким из звуков, производимых человеком, и едва он затих, как над головой затрепыхался эвакуационный вертолет и сел на крышу медицинского центра, соседнего с садом. Б. П. не раздражился, а, наоборот, подумал, что у местных людей есть сколько надо денег для помощи своим больным и раненым. Несколько зим назад его приятель-лесоруб, придавленный упавшим деревом, напрочь отморозил часть зада, пока восемь часов дожидался помощи. Конечно, напомнил себе Б. П., за эти полтора дня встречались во множестве и такие бедняки, которым можно только посоветовать встать перед автомобилем, чтобы поменять судьбу. Прямо над ним незнакомым голосом крикнула сова, а вскоре зашевелились рассветные птицы, которые приносят спящему под небом час самого крепкого сна — может быть, генетический остаток тех времен, когда хищный враг всегда был ночным и заря означала сладкий сон безопасности.

Сообразив наконец, где он находится, Бурый Пес стоял на коленях и аккуратно отряхивал и складывал мешок для мусора. В это время к нему подошли двое служащих сада, молодые мужчина и женщина, и сказали, что ему не разрешается здесь спать. «А я уже поспал», — ответил он и добавил, что место прекрасное. Они были ботаники, аспиранты, и толстенькая девушка хотела дать ему доллар, но он отказался, объяснив, что у него уже есть сорок девять. Он задал несколько вопросов о флоре, которую она охарактеризовала как «тихоокеанскую кайму» — термин новый для него, хотя он мысленно увидел черный контур берега в атласе. Еще он спросил, нет ли в окрестностях приличного леса, где можно устроить стоянку, и они сказали, что, кажется, нет, правда, молодой человек добавил, что можно попробовать в парке имени Уилла Роджерса, дальше по бульвару Сансет. По слухам, там живет пума, прямо посередке Лос-Анджелеса, и много койотов, не говоря уже о гремучих змеях и птицах. Эти сведения убедили Б. П., что место здесь все же не такое плохое. Он спросил о местонахождении «индейской конторы» в университете, рассчитывая, что оттуда можно будет выйти на след Лона Мартена. Они сказали, что такая, наверное, должна быть, но где она, им неизвестно. Потом они попрощались и ушли со своими садовыми ножницами, и толстенькая девушка показалась ему отсюда довольно приятной. Он подумал, что можно было бы сидеть с ней голышом в прудике с рыбками возле бамбука — это было бы как в каком-нибудь старом фильме про тропический остров. По пути из сада он посмотрел на верхушку очень высокой пальмы, и ему вспомнился один из любимых фильмов Делмора, «Пески Иводзимы», — самому Б. П. он не нравился из-за бесконечного кровопролития. Коварные японцы сидели на верхушках кокосовых пальм — потому, объяснил Делмор, что у них головы похожи на кокосовые орехи. У самого Делмора голова была похожа на шар для боулинга, девятый размер, на тощем маленьком теле.

Когда Б. П. вышел из сада, сердце у него застучало и шаг ускорился. Какая удача! Прямо напротив, на той стороне Хилгард, незаконно припарковавшись, стоял пятилетний грязный коричневый «таурус-универсал» Лона Мартена, и помятый толстый мужчина пытался его открыть. Уворачиваясь от машин, Б. П. пересек улицу, и, когда снова взглянул в ту сторону, позади «тауруса» с визгом затормозила патрульная машина, а толстый мужчина в отчаянии привалился к двери. Б. П. едва успел выпрыгнуть из-под колес желтого «феррари» и, пробежав несколько шагов по инерции, очутился прямо между мужчиной и полицейским. Впоследствии он дивился такому скрещению судеб. Не придумав ничего лучшего, он открыл судок, допил последнюю воду и только тут заметил, что коричневый «таурус» — не Лона Мартена. Черт, подумал он, вяло улыбаясь толстяку и полицейскому. В эту самую минуту полдюжины студенток посыпали по тротуару с веселой песней, все одинаково загорелые, с подтянутыми задками. Пока полицейский смотрел на девушек, толстяк, исступленно подмигивая Бурому Псу, выхватил из кармана пачку денег. Полицейский раздраженно повернулся к нему, потом к Б. П.

— По-моему, ты собирался сесть за руль. Я могу тебя забрать, — сказал полицейский.

— Я ждал моего шофера Теда и доставал из машины рукопись. Ты не можешь арестовать меня по подозрению в намерении. Кроме того, меня повсюду возит Тед.

— Садись в машину и заводи, — сказал полицейский, и Б. П., взяв ключи у толстяка, сел в машину, явно не Лона Мартена, хотя кавардак здесь был еще хуже. Но в ней не пахло главным топливом Лона Мартена, индийской коноплей.

Зазвонил автомобильный телефон, первый в его жизни, и толстяк со словами: «Это с побережья» — вскочил на пассажирское место.

— Мы сами на побережье, мудозвон, — сказал полицейский, после чего потребовал у Б. П. водительское удостоверение: — Ты водитель. Где твои права?

— Да, сэр, — сказал Б. П., зная, что с полицией первым делом нужна вежливость.

Он немного гордился тем, что всегда обновляет права, хотя анкета для обновления была его единственной почтовой корреспонденцией, поскольку ни в каких организациях он не состоял и даже не имел карточки социального страхования.

Полицейский двинулся было к своей машине, чтобы проверить права, но передумал и сказал, что сам он родом из Ливонии, района в Детройте, и охотился на оленей под Кертисом, не так уж далеко от Гранд-Маре. Еще он ловил окуней в Ле-Шено и щук на Рапид-ривер — обе породы Б. П. не уважал, но умолчал об этом. Б. П. спросил его, зачем он переехал в Лос-Анджелес, и полицейский сказал, что всю жизнь хотел стать актером. Они пожали друг другу руки, после чего полицейский наклонился к окну толстяка, говорившего в телефон: «Если ты думаешь, что я стану переписывать его барахло за сто штук, можешь пососать у республиканца».

— Боб, заткнись и слушай меня. Даже во сне не вздумай снова водить машину в этом городе. Ты лишен навсегда, Боб. Получишь минимум год, какого бы адвоката ни нанял. Только прикоснись к рулю, и триста шестьдесят пять дней будешь есть и срать с мексиканцами и черными.

— Не смей так говорить со мной, обмундированный петух. Я был морским пехотинцем, — сказал Боб, положив трубку.

— Не был ты морским пехотинцем, Боб. Мы знаем твою биографию. Ты просто писатель.

Он ушел с видом победителя, а Б. П. повернулся к Бобу, удивляясь, как он осмелился назвать полицейского «обмундированным петухом», и спросил его об этом.

— Конституция Соединенных Штатов. Кроме того, он хочет получить роль. Он пробовал меня отмазать после последнего ВНВ, но нижние чины ничего не решают. На Сан-Винсенте я въехал через бордюр на разделительную полосу — было жарко, и я хотел припарковаться под деревом.

— Что вы нарушили? — спросил Б. П..

На Верхнем полуострове, особенно в районе Маркетта и Эсканобы, за вождение в нетрезвом виде полагался большой штраф.

— Пункт двадцать третий — немного тяжелый. — Он подал знак трогаться, и они поехали по Хилгард к бульвару Сансет. — Я Боб Дулат. Куда ты хочешь?

Бурый Пес сказал: «К океану», но вопрос его озадачил — он думал, что у Боба дела или назначена встреча. А еще немного нервировало то, каким необычным образом он получил работу, и возникал вопрос, должна ли жизнь меняться так круто. Он объяснил Бобу свою теорию, почему нельзя ездить быстрее семидесяти девяти километров в час, а Боб сказал, что, если будешь так ползти на автостраде, тебе загонят глушитель в жопу. Речь Боба представлялась Бурому Псу странной смесью грубого языка лесорубов и причудливого возвышенного трепа «лесных яппи»,[5] как их называли, — богатых людей, строившихся в глухих местах на севере, чтобы жить ближе к природе. Среди них часто встречались приятные люди, но выражались они мудрено. Б. П. заготавливал дрова для четы тридцатилетних, которые выписали из Миннесоты классную бригаду и построили себе замысловатый бревенчатый дом. Они переплачивали ему за дрова, и он в обмен пытался дать им оленину (добытую незаконно, не в сезон), но они были истыми вегетарианцами. Бурому Псу это представлялось очень странным: мечтой его жизни было ежедневно съедать по большому бифштексу в течение целой недели, если когда-нибудь найдутся деньги. Они даже позвали его с собой в сауну, и женщина была совершенно догола раздетая и притом обалденная. Он боялся, что возникнет эрекция, но был с похмелья, и жару они нагнали до невыносимости, «чтобы очиститься от шлаков». Угостили его вегетарианским питанием из овощей и зерен, но с приправой как бы для мяса, довольно вкусной, хотя позже вечером он все равно съел у Фрэнка фирменный полуфунтовый бургер. Между ними возникло охлаждение, когда он встретил ее перед продовольственным магазином и она сказала: «Хорошо к себе отношусь». Б. П. просто спросил: «Почему?» — а она совершенно расслоилась, стала визжать, что он «неблагодарная свинья», прямо на улице, и местные даже подумали, что у них отношения. Увы, это было не так. Однажды, когда он привез дрова, они занимались йогой в солярии, и женщина, в одном бикини, заложив пятки за голову, помахала ему рукой. Он выгрузил и сложил дрова, целых семь кубометров бука, а они в это время упражнялись в солярии, сильно удивляя его своими вывертами.