Властелин колец - Джон Толкин

Глазам их предстало странное зрелище. Слуги Дэнетора, вооружившись мечами и факелами, наступали на Берегонда, одетого в черное и серебряное. Гвардеец стоял на самом пороге усыпальницы и защищал дверь от напиравших на него слуг. Двое из них уже пали от его руки, запятнав святыню усыпальниц своей кровью; остальные призывали на голову Берегонда все кары, кляня его как бунтовщика и предателя.

Бросившись вперед, Гэндальф и Пиппин услышали голос Дэнетора, донесшийся из Дома Мертвых:

– Скорее! Скорее! Делайте, что приказано! Убейте этого изменника! Или мне сделать это самому?!

Дверь, которую Берегонд придерживал левой рукой, внезапно распахнулась, и за спиной у него возник Правитель Города, величественный и безумный. Глаза его горели, в руке сверкал обнаженный меч.

Гэндальф в мгновение ока взбежал по ступеням. Слуги отшатнулись, прикрывал глаза: явление Гэндальфа было как свет в ночи, и велик был гнев его. Волшебник поднял руку — и меч Дэнетора, уже опускавшийся для удара, вырвался из руки, взлетел и исчез за спиной Наместника, в сумраке усыпальницы. Дэнетор, словно удивившись, отступил.

– Что здесь происходит, Дэнетор? — сурово спросил волшебник. — В Доме Мертвых живым не место! Почему твои люди бьются здесь, среди гробниц, когда главная битва — у Ворот и там есть дело каждому? Или Враг проник уже и сюда, на Рат Динен?

– С каких пор Властелин Гондора обязан держать пред тобою ответ? — холодно ответствовал Дэнетор. — Разве я не волен отдавать приказы своим слугам?

– Твои слуги в твоей власти, — бросил Гэндальф. — Но другие вправе оспорить твой приказ, если он жесток и безумен! Скажи, где твой сын Фарамир?

– Он здесь, внутри, — промолвил Дэнетор. — Он в огне, уже в огне! Они влили ему в жилы огонь. Но ничего, скоро мы все сгорим. Запад пал. Все возгорится и исчезнет в едином пожаре. Пепел! Все станет пеплом и развеется по ветру вместе с дымом!..

Тогда Гэндальф, видя, что Наместник во власти безумия, устрашился, не совершил ли уже тот какого–нибудь непоправимого деяния, — и бросился вперед; за ним — Берегонд и Пиппин. Дэнетор шагнул в глубину залы и отступал все дальше, пока не остановился у мраморного стола, на котором лежал Фарамир — живой, но без сознания: он метался и бредил. Под столом и вокруг стола громоздились поленья. Все пропиталось маслом — даже покрывало и одежды Фарамира. Костер был готов, но еще не зажжен. И тут в Гэндальфе обнаружилась скрытая доселе сила — так свет его прятался обычно под серым плащом. Волшебник взбежал по вязанкам хвороста, поднял больного — и, легко спрыгнув, понес его к выходу. Фарамир застонал и, не просыпаясь, позвал отца.

Дэнетор замер, словно очнувшись от забытья. Огонь в его очах погас, по лицу покатились слезы.

– Не забирайте у меня сына! Он зовет меня, — попросил он жалобно.

– Это так, — откликнулся Гэндальф. — Но тебе еще нельзя к нему. Он на пороге смерти, но нуждается в исцелении — и может не обрести его. А твое место — на поле боя, Дэнетор, если ты больше жить не хочешь! В душе ты сам это знаешь.

– Он не проснется более, — уронил Дэнетор. — Битва бессмысленна. Зачем нам стремиться во что бы то ни стало продлить нашу жизнь? Почему нам нельзя умереть рядом?

– Ты не вправе назначить час своей кончины, Наместник Гондора, — сурово напомнил волшебник. — Так поступали только языческие короли[572], над которыми безраздельно властвовали темные силы. Это у них в обычае было кончать счеты с жизнью, в помрачении гордыни и отчаяния убивая себя, а заодно и всех своих близких, чтобы смерть показалась легче!

С этими словами Гэндальф перешагнул порог, вынес Фарамира прочь из Дома Смерти и уложил на оставленные у двери носилки. Дэнетор шагнул было следом — но тут же остановился, дрожа и с тоской глядя на лицо Фарамира. С мгновение он колебался. Все смолкли и замерли, видя его мучения.

– Идем же! — позвал Гэндальф. — Нас ждут. Подумай, как много ты мог бы еще свершить!

И тут Дэнетор внезапно расхохотался. Продолжая смеяться, вновь гордо выпрямившись, он быстро, почти бегом вернулся к мраморному ложу, схватил камень, который заменял подушку, — и вновь появился на пороге. Покрывало слетело с камня — и все увидели… палантир. Старец поднял хрустальный шар к глазам — и всем почудилось, будто сфера рдеет, багрянеет изнутри, озаряя впалые щеки Наместника огненно–алым пламенем. Лицо Дэнетора, прорезанное глубокими черными тенями, казалось лицом каменного изваяния — величественное, исполненное гордости, страшное. Глаза его метали молнии.

– Гордыня?! Отчаяние?! — пронзительно крикнул он. — Ты, верно, мнишь, что Белая Башня слепа?! Нет! Она видит куда больше, чем ты думаешь, Серый Глупец! Твоя надежда — лишь плод невежества! Иди! Исцеляй! Воюй!.. Все тщетно!.. Может, ты и выйдешь победителем, но лишь на день, не больше. Силе, что движется на Гондор, противостоять невозможно. У нее длинные руки. К Городу протянулся пока один–единственный палец. В движение пришел весь Восток, и самый ветер, который придал тебе смелости, — на стороне Врага. Он гонит сюда по Андуину чернопарусный флот! Запад пал! Всем, кто не желает стать рабом, время покинуть этот мир!

– Если мы послушаем твоего совета, задача Врага весьма упростится, — возразил Гэндальф.

– Что ж, продолжай надеяться! Ты для меня — отнюдь не тайна за семью печатями, о Митрандир! Я знаю, в чем твое упование! Ты метишь на мое место, а заняв его — возжелаешь встать и за остальными тронами Севера, Юга и Запада. О, я прочел твои мысли, и мне ведомо, чего ты жаждешь! Мнишь, я не знаю, кто велел невеличку хранить молчание? Ты заслал его в мои покои лишь для того, чтобы следить за мной!.. Но я сумел выведать у него имена и замыслы всех твоих спутников. Молчишь?.. Одной рукой ты ввергаешь меня в войну с Мордором, чтобы воспользоваться мною как щитом, а другой норовишь поставить на мое место простого северного Следопыта!.. Но я говорю тебе, Гэндальф Митрандир: не бывать Властителю Гондора ни под чьей пятою! Я — Наместник из рода Анариона, и я не унижу себя до роли шамкающего старика при дворе выскочки. Даже если он докажет свои права, даже если он — потомок Исилдура, я не склоню главы пред ним, последним отпрыском нищего рода, который давно лишился власти и потерял всякое достоинство!

– А чего хотел бы ты, Дэнетор, будь судьба Гондора в твоей воле? — спросил Гэндальф.

– Пусть все остается, как в мои дни и во дни моих предков! Я спокойно правил бы Гондором и завещал власть сыну, который сам знал бы, что ему делать, и не смотрел в рот заезжим чародеям. Но если рок лишает меня этого — я выбираю Ничто[573]: мне не надо ни полужизни, ни полудостоинства, ни получести.

– Мне кажется, что Наместник, возвращая власть настоящему Королю, не лишается ни достоинства, ни чести — скорее наоборот, — возразил Гэндальф. — И почему ты отбираешь у сына право на выбор, если он борется со смертью и может выжить?

При этих словах глаза Дэнетора снова сверкнули. Прижимая к груди Камень, он выхватил нож и быстро шагнул к носилкам. Но Берегонд метнулся к нему и встал между Наместником и Фарамиром.

– Вот как! — крикнул Дэнетор. — Ты успел выкрасть у меня половину сыновней любви. Теперь ты восставляешь против меня сердца моих слуг? Хочешь, чтобы они отняли у меня сына и отдали тебе? Добро же! Но в одном ты мне помешать не сможешь: распорядиться собственной жизнью так, как мне самому угодно. Эй, ко мне! — закричал он слугам. — Ко мне, если не все из вас предатели!

К нему кинулись двое. Дэнетор выхватил у одного из них факел и бросился назад, в Дом Наместников. Прежде чем Гэндальф успел остановить его, он швырнул факел на груду хвороста. С треском и ревом над каменным ложем взметнулось пламя.

Дэнетор вспрыгнул на стол и, стоя на нем, охваченный дымом и пламенем, поднял лежавший у его ног жезл Наместника и преломил его о колено. Бросив обломки в огонь, он отвесил поклон и лег, обеими руками крепко сжимая на груди палантир. Ходили слухи, что с тех пор каждый, кто осмеливался заглянуть в этот магический камень, — если у него не хватало сил подчинить палантир, — видел в нем только старческие руки, объятые пламенем, и больше ничего.

Гэндальф с болью и ужасом отвернулся и затворил за собой двери. Молча, задумавшись, стоял он у порога, пока внутри гудело и трещало беспощадное пламя. Дэнетор издал один–единственный громкий крик — и умолк навеки, и никто из смертных не видел больше его лица.

– Вот и настал конец Дэнетору, сыну Эктелиона, — нарушил молчание Гэндальф. Он обернулся к Берегонду и слугам, окаменевшим от ужаса. — Но настал конец и Гондору, каким вы его знали. К лучшему, к худшему ли, но прежнего Гондора больше нет. Мы стали свидетелями страшных событий. Отбросим же все, что нас разделяет. Между нами вклинился Враг, и мы испытали на себе силу его злобы. Вы попали в сети долга, который призвал вас к несовместным между собой деяниям. Не вы плели эти сети, но подумайте хорошенько, вы, слуги, которые до конца слепо слушались своего Повелителя! Если бы не предательство Берегонда, Полководец Белой Башни Фарамир сгорел бы заживо… А теперь поднимите ваших павших товарищей и унесите их прочь из этого недоброго места! Мы же возьмем Фарамира, Наместника Гондора, и доставим его туда, где он уснет, никем не тревожимый, — или, если судьба решит иначе, спокойно умрет.