На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

Единственным утешением Киприана в данный момент был заряженный служебный револьвер Уэбли-Фосбери в вещевом мешке. Если плохое превратится в наихудшее, а наверняка так и будет, поскольку разбитые надежды стали правилом в этой сфере, он всегда может достать оружие, не так ли, и использовать его против мишени, которую определит, когда придет время. Предпочтительнее против Тейна, но не исключено, что выстрелит в себя. Cazzo, cazzo, черт ...

Он нашел старый пансионе в Санта-Кроче, занятый толпой Британских туристов, которые приняли его за местного чичероне, ищущего работу. Ветер бора завывал в трубах, словно развлекаясь. Никто там ничего не знал о предыдущих жильцах, но синьора Джамболоньезе с нижнего этажа вспомнила, как на протяжении многих вечеров у них кипели страсти, звучали пронзительные крики и гулкий стук, и поприветствовала Киприана настороженной улыбкой, словно он собирался пошутить.

  — Он живет в Арсенале, этот ваш друг.

  —  Macchè, nell' Arsenale, нет, не в Арсенале...

   Она подняла ладони и пожала плечами.

  —  Inglesi, англичанин.

Выйдя на улицу, по неожиданной прихоти он свернул на пристань паромов, traghetto, вышел на станции Санта-Лючия и увидел выходящим из Британского консульства не кого иного, как Рэтти Макхью, который принял Киприана за уличного побирушку и резко отвернулся. Но потом присмотрелся:

—   О, неужто Лейтвуд?

  —  Хм.

  — Нам нужно поговорить.

Они вернулись в отдаленный дворик внутри еще одного дворика, в котором у Рэтти был офис.

—  Прежде всего, нам очень жаль из-за случившегося в Арсенале. Клиссан был хорошим парнем, одним из лучших, тебе это должно быть известно лучше, чем кому-либо.

Оказалось, что Тейн не живет в Арсенале, но содержит там офис для временного проживания, когда приезжает в город.

—  Не говоря уж о том, что это чертовски удобно для сбора военно-морских данных, которые хочется передать своим Австрийским хозяевам.

— А Итальянский военно-морской флот не очень-то возражает?

— О, это обычная история. Думают, что он выведет их на рыбу покрупнее, а он позволяет им продолжать об этом мечтать. Но это как с обещанием жениться, полагаю.

   Тут Киприан заметил обручальное кольцо из бледного золота.

— Черт побери. Мои поздравления, старик, важный шаг в жизни, ты не представляешь, как мне этого не хватало в отчетах из Боснии, кто она и так далее, Рэтти?

— О, это старушка Дженни Инверт, ты ее помнишь, мы часто вместе хаживали в Ньюмаркет.

   Киприан прищурился:

— Та девушка из Нетер-Уоллоп, Хемпшир, на три фута выше тебя, насколько я помню, стреляет на стенде, как волшебница, возглавляет Ассоциацию стендовой стрельбы, секцию...

—  Да, именно эта крошка. Она верит, что я — в своем роде молодой дипломат, так что если вы двое снова когда-нибудь встретитесь, хотя я буду делать всё возможное для того, чтобы этого не произошло, ты не начни ненароком вдруг вспоминать какие-нибудь из...этих...

— Я —  могила, старик. Но сейчас она могла бы нам пригодиться, с этим нашим проблемным знакомым, она стреляет без промаха и все дела.

—  Да, когда ты шутил на эту тему в последний раз, Киприан, в Граце, не так ли, я немного разозлился, но с тех пор я всё обдумал и, ладно...

 — Незачем извиняться, Рэтти, главное, ты всё обдумал и опомнился, не так ли.

 — Он очень осторожен. Никогда не выходит за дверь без сопровождения по крайней мере двух огромных обезьян с двух сторон. Маршруты меняют без уведомления, и, в любом случае, они зашифрованы, на самом деле никто не в состоянии взломать этот шифр, потому что ключ тоже меняют каждый день.

 — Если бы мне удалось определить местонахождение Бивиса Мойстли, я бы заставил его над этим потрудиться. Но, как и у тебя, в эти дни на его укулеле звучат лишь аккорды песни «Я люблю тебя, правда».

  — Ах да, погоди, фа-мажор, С септима, соль-минор септима...

 — Oca ti jebem, сукин ты сын, — черногорская любезность, которую Киприан, как он заметил, в последнее время произносил довольно часто.

   Рэтти вопросительно посмотрел на него:

  — А твоя, хммм...

  — Нет.

 — Мы знаем, что она уехала из Триеста. Остановилась здесь на какое-то время, уехала в компании какого-то Американца, боюсь, ее местоположение неизвестно. Я обещал за ней присматривать, но...

  — Стыдись, Рэтти, специальный круг Ада ждет таких, как ты.

— Знал, что ты поймешь. Послушай, я возвращаюсь в Лондон завтра, но если откроется свободный угол стрельбы..., — он взял молоток и начал с размаху колотить в ближайший Китайский гонг. Человек в клетчатом костюме просунул голову в дверь и поднял брови. —  Это мой коллега Жиль Пипрейк, не существует известных человечеству проблем, которые он не смог бы уладить.

  — Ваша невеста никогда не жаловалась, —  проворчал Пипрейк.

  —  Киприану нужно поговорить с князем Спонджиатоста, —  сказал Рэтти.

  — Разве? — удивился Киприан.

—  Именно так Рэтти объявил об этом викарию, а потом посмотрел, что будет, — сказал Пипрейк. — Полагаю, речь идет о Деррике «Слоне-Отшельнике» Тейне.

—  А в каком качестве сейчас выступает Князь? — поинтересовался Киприан в некотором смятении. —  Неужели посредник?

 —  Один из наиболее надежных у нас, —  сообщил Рэтти.

 — Они с Тейном были постоянными компаньонами. Если не партнерами по более тайным злодеяниям. Фактически..., — он нервно посмотрел на Пипрейка.

 — Тейн однажды организовал для вас встречу с Князем, да, мы в курсе. Как всё прошло, всегда хотел спросить.

— Ааааа! — закричал Киприан, пытаясь спрятаться под открытой столешницей конторки Рэтти.

—  Чувствительные, — сказал Рэтти, — в этой сфере надолго не задерживаются. Лейтвуд, встряхнись, вот так-то лучше.

 — Надо запомнить, мне нельзя носить желтое, — словно взял на заметку Киприан.

   Пипрейк, дергая бровями, позвал к телефону Князя.

 —  Держите нас в курсе, — сказал Рэтти.

Киприан встал и надел шляпу с одним из этих мюзикхолльных выкрутасов.

  —  Действительно. Ладно, Рэтти, пока, и всего наилучшего супруге.

 — Не приближайся к ней, предупреждаю, она женит тебя на какой-нибудь ужасающе неподходящей подруге, прежде чем ты вспомнишь слово «нет».

Княгини нигде не было видно в Кампо Спонджиатоста, а Князь появился на входе, прежде чем камердинер, valletto, успел принять у Киприана шляпу, веселый и блистательный, в облаке гелиотропа, прежде не встречавшегося на планете.

 — Будем, как свиньи, Facciam' il porco, — поприветствовал его Князь слишком рьяно, чтобы это можно было принять за шутку.

   Склонив голову в извинении:

  — Мой парень слишком ревнив, Il mio ragazzo è molto geloso.

   Князь широко улыбнулся:

—  В точности то же самое ты говорил в прошлый раз, и с тем же акцентом из разговорника. Qualsiasi, что угодно, Киприаниньо. Капитан Пипрейк говорит, что у нас могут быть общие интересы по нейтрализации планов бывшего общего знакомого, который с тех пор выбрал самую опасную стезю порока и предательства.

Они поднялись в парадные помещения и прошли по галерее, увешанной картинами из принадлежавшей Князю коллекции современных Символистов, включая живопись маслом авторства Хантера Пенхоллоу, в частности, его размышления о судьбах Европы, «Железные ворота», на которой расплывчатые массы двигались толпой к исчезающей линии, за которой разверзалось адское сияние.

Князь жестом пригласил его в комнату, примечательную мебелью Карло Дзен и вазами Галилео Чини. В углу стоял бледно-кремовый несессер, акцентированный медью и пергаментом, рисунки напоминали паутину.

  — Бугатти, не так ли? — спросил Киприан.

— Нравится моей жене, —  кивнул Князь. — Сам я предпочитаю более традиционное искусство.

Слуги принесли холодный просекко и бокалы на старинном серебряном подносе, а также александрийские сигареты в византийском портсигаре, возраст которых составлял как минимум семь лет.