Воин - Дмитрий Колосов

— Ты что? — подозрительно спросила девушка.

— Да нет, ничего. — Конан вытер загорелой рукой выступившие от смеха слезы. Затем он с откровенным вожделением посмотрел на Опонту. — Пожалуй, я пойду на ваш пир, но только в том случае, если получу приглашение от тебя.

Явно польщенная подобным вниманием, девушка улыбнулась.

— Это невозможно. Я никто. Я не имею права пригласить на пир даже подругу, не говоря уже о мужчине.

— А я и не требую от тебя официального приглашения. Достаточно, если ты скажешь, что будешь рада видеть меня на этом пиру.

— И все? — Девушка улыбнулась. — Извольте. Я буду очень рада видеть тебя на нашем пиру. Ты удовлетворен?

— Вполне. — Конан спрыгнул с ложа. — Идем, моя королева!

Для начала он попытался слегка обнять девушку, но та стремительно, словно испугавшись, отшатнулась. Недовольно ворча на местные порядки, король двинулся вслед за провожатой.

Они прошли через несколько покоев, поднялись по резной лестнице на следующий этаж и оказались в большом помещении, подготовленном для пира.

За окнами была уже ночь, поэтому трапезную залу освещали факелы, во множестве укрепленные на каменных стенах. Царица сидела во главе подковообразного стола. На ней было роскошное синее платье, руки украшали массивные золотые браслеты, голова была увенчана драгоценной диадемой. Конан с удивлением отметил, что рядом с ней сидит мужчина. Темный плащ, чисто выскобленное умное лицо свидетельствовали о том, что он, скорее всего, из жреческого сословия. При появлении Конана царица чуть приподнялась с кресла и указала гостю на место рядом с собой. Опонта встала за спиной повелительницы.

Конан занял отведенное ему кресло, жалобно пискнувшее под его могучим телом. Сомрис с любопытством посмотрела на короля и хлопнула в ладоши. Пир начался.

У входа в залу появился облаченный в некое подобие стигийского фартука распорядитель. По его знаку слуги-мужчины, среди которых были и белые, и даже несколько кхитайцев, внесли большие медные подносы с яствами. Здесь были мясные и рыбные блюда, диковинные плоды, сладости. Гвоздем программы было неведомое киммерийцу животное, смахивающее на небольшого свинообразного быка. Искусные повара приготовили его целиком, нафаршировав освобожденное от внутренностей чрево тушками мелких грызунов и тропическими фруктами.

Царица подняла наполненный вином кубок и предложила тост за здоровье гостя, короля Аквилонии. Опонта не обманула. Ни Ковану, ни сидевшему по другую руку от царицы жрецу вина не налили. Подобный прием не понравился киммерийцу, но он промолчал.

Амазонки тем временем разгулялись вовсю. В умении пить они мало уступали аквилонскому или немедийскому рыцарству, явно превосходя слабых в этом отношении жителей Котха и Стигии. Они вливали в свои глотки полные кубки вина, заедая выпитое здоровенными кусками мяса и рыбы. Сомрис ела и пила умереннее, время от времени бросая взгляды на Конана. Киммериец выглядел невозмутимым. Скрестив на груди могучие руки, он бесстрастно глядел на разгорающуюся вакханалию.

Как он и ожидал, вскоре пирующие были поголовно пьяны. Две плотного телосложения девицы пытались выяснить между собой отношения, третья намеревалась разнять их с помощью ножа, остальные громко требовали музыки и развлечений. Сомрис обернулась к Опонте и что-то шепотом приказала ей. Кивнув, девушке вышла за дверь.

Вскоре она привела группу мужчин, тащивших с собой барабаны, различные трубы и дудки, а также странные инструменты, подобных которым киммериец никогда не видел. Основу их составляла полая изнутри деревянная емкость с отверстием посередине. Сбоку к емкости была приделана выструганная из дерева планка с натянутыми жилами. Когда пальцы касались этих жил, инструмент издавал своеобразный, очень мелодичный звук.

Повинуясь жесту царицы, музыканты начали играть. Мелодия напоминала вендийскую. Под тихие звуки флейт на середину залы выскользнули два смуглолицых юноши. Они были совершенно наги, если не считать браслетов и серебряного обруча на поясе. Извиваясь гибкими телами, они начали страстный, граничащий с непристойностью танец, подобный тем, что танцевали в Хоршемиже бесстыжие котхийки. Амазонки смотрели на юношей с плохо скрываемым вожделением. Конан яростно сплюнул и тут же поймал на себе насмешливый взгляд царицы.

Киммериец рассвирепел. Эта женщина явно испытывала его терпение. Но достаточно. Хватит терпеть издевательства и унижения, которым в лице аквилонского короля подвергается весь род мужской. Взяв бокал царицы, варвар демонстративно медленно поднес его к губам. Он еще пил, а музыка уже затихла. Амазонки точно по команде повернули головы к Конану. Глаза их налились бешеной кровью.

— Смерть ему! Смерть святотатцу! — завизжали сразу несколько девиц. Пирующие повскакали со своих мест и бросились к киммерийцу. Началась суматоха. Слуги и музыканты, опасаясь как бы пьяные валькирии не разделались заодно и с ними, разбегались во все стороны. Жрец пискнул и юркнул под стол. Туда последовала и царица Сомрис, решившая не искушать судьбу.

Конана все это лишь развеселило. Он не собирался всерьез драться с полупьяными девицами, подступавшими к нему с ножами. Слегка охнув от натуги, киммериец поднял массивный, обитый бронзой стол и бросил его в гущу амазонок. Количество нападавших сократилось по крайней мере вдвое. Не менее десяти женщин оказались на полу с переломанными конечностями и пробитыми черепами, многие другие при проявлении столь невероятной силы мгновенно протрезвели и отступились от варвара. Но около двадцати озверелых вакханок продолжали лезть на него, намереваясь проткнуть гиганта ножами.

Тогда Конан взялся за кресло, на котором прежде сидела царица. Покрытое золотом и драгоценными камнями, оно весило немногим меньше, чем стол, однако варвар орудовал им с поразительной легкостью. Движение влево и три амазонки повалились на пол с разбитыми черепами, затем кресло полетело направо, повергнув еще двух. Смеясь, Конан вертел импровизированным оружием перед собою, прорубая целые просеки в рядах нападавших.

Наконец до амазонок дошло, что своими короткими мечами они не в состоянии причинить вред гиганту-киммерийцу. Несколько девушек бросились из залы с намерением принести луки, но в этот момент на сцене появилось новое лицо.

То была женщина. Но женщина, каких Конан еще никогда не видел. Она была невероятно огромна, превосходя ростом даже киммерийца. Ее руки и ноги походили на столбообразные конечности яфантов, отвратительное жирное лицо было похоже на жестокую маску. Всем своим обличьем она напоминала гориллообразного душегуба-шемита, с которым Конану пришлось однажды вступить в смертельный бой в Замбуле. Лишь огромная, словно половинка гигантского арбуза грудь свидетельствовала о том, что перед киммерийцем все же женщина.