Крамола. Книга 1 - Сергей Алексеев

Только бы решиться! И начнется совершенно другая, неведомая жизнь, в которой он, жалкий человек, презираемый нормальными людьми, обретет такую страшную славу, что сможет навсегда остаться в истории, как, например, Герострат. А что, если это судьба, и мужская слабость — тот самый признак, выделяющий его из всех ныне сильных и самодовольных?

Он снова начал читать французские романы, и теперь нашел в них много такого, что подтверждало его замыслы. Французы были великими мастаками и на любовь, и на тайные заговоры, и на революции.

Однажды днем он спустился в ювелирный магазин и поманил к себе приказчика. Тот с готовностью бросился к хозяину и склонил голову:

— Что угодно-с?

И смотрел преданно, покорно, словно и не было памятного ночного разговора.

Пергаменщиков засмущался, будто собирался просить его о чем-либо дурном.

— Игнат Иванович… А не могли бы вы оказать мне ма-алюсенькую услугу?

— Слушаю-с!

— Познакомьте меня с революционерами… С террористами…

Приказчик на мгновение сощурил хитрые глаза, но тут же развел руками:

— Не имею чести знать их. Как они убили царя нашего императора, так всех революционеров, должно быть, повывели. Да-с.

— Я вам заплачу! — горячо заговорил Пергаменщиков, хватаясь за карманы. — Рубль золотом? Десять рублей!

Игнат Иванович раскланялся.

— Не могу знать-с, не имею чести, слава богу…

— Тогда достаньте мне бомбу! Сто рублей дам!

— Увольте, — винился приказчик. — Не могу-с, не имею к бомбам никакого отношения.

Так ничего и не добившись, Пергаменщиков отправился по своим магазинам и лавкам выспрашивать у приказчиков о революционерах. Обошел всех жильцов доходного дома, с кем хитрил, кому лишь намекал, а кому говорил в открытую, но никто о террористах и слыхом не слыхивал. Пергаменщиков уж было отчаялся, но однажды ночью к нему на чердак пробрался незнакомый человек с черной бородкой и огромными блескучими глазами на худом лице. Поговорив вокруг да около, человек признался, что он революционер, что их организация сейчас в глубоком подполье и большой нужде, что многие ее члены выехали за границу, а потому все нуждаются в деньгах. На первый случай он попросил три тысячи. Пергаменщиков стал уверять, что готов немедленно вступить в организацию и кидать бомбы хоть в самого царя, но человек мягко остановил его и снова попросил денег: сейчас, мол, самое важное для революции — деньги. Пергаменщиков отдал ему двести два рубля — сколько было в наличности, а остальные на следующий день оставил в условленном месте.

С той поры ему поверили, и революционеры стали заглядывать в магазин даже днем — под видом покупателей. Они получали новые суммы, обещали, что скоро кончится время реакции и подпольщики начнут настоящую борьбу. Иногда в дом революционеры приносили какие-то чемоданы и корзины, просили сохранить до спроса или присылали двух-трех человек потрепанного вида и хамского поведения, чтобы Пергаменщиков спрятал их на несколько дней. Постояльцы день и ночь пили водку, орали песни и куражились, однако Пергаменщиков терпел. Не пал он духом даже тогда, когда жена-тетя хватилась исчезнувших из кассы одиннадцати тысяч, призвала своих родственников, знакомых и прилюдно закатила истерику, расцарапала себе лицо, рвала волосы и метала в мужа-племянника глиняные скульптурки женщин, вероятно, для этой цели и приготовленные. Гости наперебой утешали ее, ругали Пергаменщикова и в конце концов решили, а точнее, пришли к простой и надежной мысли: лишить его дееспособности. У жены-тети в родне было много адвокатов, докторов, и она запросто могла отлучить его от дел навсегда. Однако Пергаменщиков смеялся над ними про себя, издевательски передразнивал в уме и чувствовал, что становится человеком, способным совершать поступки. Он не мог сказать в открытую, на что извел столько денег, — правила конспирации запрещали это, — однако в свое оправдание заявил, что средства вложены им в некое прибыльное дело, и вообще он хозяин своему имуществу и будет распоряжаться им так, как пожелает. Никто такого заявления не одобрил, и лишь Игнат Иванович, убиравший с полу осколки скульптур, незаметно пожал Пергаменщикову руку.

После семейного дознания к нему неожиданно приехал дальний родственник по отцу, известный в Петербурге ювелир, и они, уединившись, долго между собой говорили. Родственник одобрил, что Пергаменщиков помогает революционерам, и сказал, что вкладывать деньги в революцию — дело весьма выгодное, кто это понимает. И лишь предостерег, что под видом революционеров к движению могут примазываться всякие проходимцы и выманивать деньги. Поэтому теперь Пергаменщиков обязан передавать средства только через него, родственника, и это самый надежный путь.

Пергаменщиков вначале подумал, что родственник, может, и сам норовит поживиться, однако после его отъезда подпольщики стали относиться к своему товарищу Кнуру с нескрываемым уважением. Они приглашали его на тайные заседания организации, и Пергаменщиков наконец познакомился с ее членами. И больше они не просили денег.

Зато родственник прислал однажды своего человека с просьбой передать ему сорок тысяч из рук в руки. Пергаменщиков за голову схватился.

— Куда же столько денег, позвольте спросить?

— Будем покупать оружие и боеприпасы за границей, — сообщил посыльный.

У Пергаменщикова захолодело в груди. Он представлял, зачем нужно столько оружия, перед глазами сразу выросли парижские баррикады, возникли стоящие насмерть коммунары и — он среди них…

Сорок тысяч наличными ни один мало-мальски толковый коммерсант со Скопидомки в доме не держал, деньги всегда были в обороте и, чтобы получить их, следовало продать что-то из недвижимости либо закрыть какое-то дело, Пергаменщиков пошел за советом к своему приказчику и, еще не объяснив сути дела, понял, что Игнат Иванович немедленно передаст все своей любовнице. Однако приказчик помялся и вдруг предложил продать ему магазин дамского платья. Пергаменщиков согласился, но потребовал, чтобы договор их пока остался в тайне. Игнат Иванович пообещал, и они условились, что завтра же станут оформлять куплю-продажу. Мстительное чувство овладело Пергаменщиковым. Ночью он не спал, представляя, как будет кричать и неистово царапать себе лицо жена-тетя.

Он смотрел сквозь слуховое окно на родную Скопидомку и мысленно видел долгожданное зрелище: скоро восстание разольется по всему городу, загремят выстрелы, заухают бомбы и ныне сильные и счастливые разбегутся по своим норам, под защиту ворот и ставен. И вот тогда на улицу выйдет он, а лучше выедет в пролетке на мягких рессорах и станет вершить суд. Он поставит на колени всю Скопидомку, сожжет дом купца Масленникова вместе с его магазинами и лавками, самого обязательно повесит и велит не снимать, а свою тетку и законную жену свяжет одной веревкой с приказчиком, обольет их дегтем, потом, распоров перину, осыплет пухом и так проведет по городу. И потом тоже повесит в ванной комнате в общей петле.

Пергаменщиков мечтал бы до самого утра, но тут он заметил на ночной улице какое-то странное движение. За сквером остановились две пролетки, и неясные во мраке тени скользнули к его дому. Он решнл, что это приехали подпольщики и надо кого-то спрятать на время. Он начал торопливо спускаться вниз, и когда уже был возле лестницы между третьим и вторым этажом, увидел, как двое дюжих жандармов выволакивают из теткиной спальни Игната Ивановича и вяжут ему руки. Приказчик буйствовал молча и норовил выхватить саблю из ножен у жандарма. Пергаменщиков спрятался под лестницу, по которой тут же забухали тяжелые сапоги: офицер приказал начать обыск.

Часа за два жандармы перевернули весь дом — искали оружие. Офицер бил перчатками Игната Ивановича по лицу и требовал назвать адреса явочных квартир, но тот лишь хохотал, будто сумасшедший. Наверное, он понял, что вышла ошибка и его спутали с хозяином.

Пергаменщикову вдруг стало неуютно и боязно под лестницей. Офицер же неистовствовал:

— Ты мне сейчас все скажешь! А ну, спустите с него штаны! — Он вытащил саблю. — На пятаки порублю! Все равно без надобности!

— Это как — без надобности?! — обиделся и взъярился приказчик, отбиваясь ногами от жандармов. — Полегше, вашбродь, а то сабельку сломаешь!

Видно, ему надоело валять дурака, да и опасно уже было. Игнат Иванович признался, что он всего‑навсего приказчик и любовник хозяйки. Приказчика вытолкнули на улицу, а жандармы уже в который раз пошли обыскивать комнаты, В это время из спальни появилась хозяйка, заговорила с офицером, и Пергаменщиков в тот же миг понял, что с минуты на минуту жандармы доберутся до лестницы, свяжут его и уведут. И никто со Скопидомки даже не увидит, как он пострадает за народ. Щемящий и тоскливый холод прошиб с головы до пят, тело ослабло, сделалось дряблым и неуправляемым. Пергаменщиков подломился в коленях и вывалился из-под лестницы.