История советской фантастики - Кац Святославович

Попытки не-членов Секции организовать собственный альманах, хотя и были Кургузовым вовремя пресечены, насторожили его. Он вдруг понял, что необходимо что-то самому предпринять. Прежде, когда все журналы и издательства были к услугам Кургузова и его подопечных, просто не было смысла что-либо дополнительно организовывать. Теперь же пришлось срочно действовать. Неожиданное смещение с поста Хрущева (октябрь 1964) не принесла желаемого успокоения Кургузову. Наоборот, он имел основания опасаться, что пока в Кремле будут заняты «разборками» между собой, партийное руководство фантастикой на какое-то время ослабнет, и Секция будет предоставлена сама себе. Нужен был прочный тыл.

Еще в 1961 году шеф Секции добился через ЦК, чтобы на место осторожного и тихого Ф.Панферова главным редактором «Октября» был назначен убежденный и твердый сталинист Всеволод Кочетов. В ноябре 1964 года первым заместителем главного редактора «Октября» был, по настоянию Кургузова, назначен его «верный личарда» Владислав Понятовский. И в то время, когда «Новый мир» Твардовского твердо стоял на позициях фантастов «новой волны», кочетовский «Октябрь» стал рупором кургузовской Секции (не нужно забывать, что в любой полемике на стороне Кургузова был еще и «Огонек», и «Литература и жизнь», почти всегда «Правда»).

О противостоянии «Октября» и «Нового мира» в 60-е годы уже написано так много справедливого и несправедливого, что вряд ли есть смысл повторяться. Достаточно сказать, что с момента отставки Хрущева и прихода к власти Брежнева позиция видимого «нейтралитета» в спорах между фантастами всегда была довольно призрачной, и чем дальше, тем чаще вновь торжествовала одна-единственная «линия». Конечно, в ряде случаев высшие партийные вожди вынуждены были отмежевываться от слишком крайних, оголтелых просталинских публикаций своих союзников. Так, когда вышла в свет книга-памфлет Ивана Шевцова «Тля» и «Октябрь» немедленно объявил ее «факелом» и «светочем» подлинно советской фантастики, «Новому миру» все-таки разрешили «своё суждение иметь».

Сюжет «Тли» был более чем незамысловат. Действие разворачивалось в крупнейшей обсерватории страны. Молодым астрономам Владимиру Машкову, Петру Еременко и нескольким другим, ратующим за то, чтобы в духе «живых народных традиций» наблюдать за фазами Луны, мешают работать их противники. Антагонисты положительных героев — Борик Юдин, Аркадий Пчелкин и сам директор обсерватории Осип (Иосиф?) Иванов-Петренко желают, в угоду «новым веяниям», переместить тубус телескопа в сторону от «генеральной линии» и наблюдать за всяким небесным мусором — кометами, туманностями, сверхновыми и проч. на том лишь основании, что наблюдение этого хлама «пользуется уважением на Западе». Положительные герои, клянясь идеалами Октября, слишком часто для обычной прозаической вещи произносили по поводу своих оппонентов слова типа «предатели», «ревизионисты», «астрономические власовцы» и ненавязчиво советовали мелькающим время от времени инструкторам ЦК и усталого вида майорам госбезопасности «навести, наконец, порядок» и «дать, в конце концов, отпор». Книга носила столь явный оттенок литературного доноса, что власти вынуждены были дистанцироваться от этого опуса. Даже космонавту Павлу Леонову, напечатавшему в книге Шевцова свое предисловие, было тактично рекомендовано «наверху» дезавуировать свою подпись — что тот немедленно сделал через «Литгазету». Язвительный отклик «Нового мира» навсегда припечатал эту вещь, превратив ее в символ внелитературного стукачества.

Однако во многих других случаях власти солидаризовались с «Октябрем», одновременно все усиливая цензурный нажим на «Новый мир». Причины такого давления были достаточно просты. Тихое смещение Хрущева, как и смерть Сталина в свое время, не остановило ход подготовки нашей «лунной программы». Каждое следующее «поколение» советских руководителей по-прежнему не оставляло маниакальных желаний «стратегически овладеть Луной» (психоаналитики наверняка бы увидели в этом многозначительный смысл!). Пока при Хрущеве дела института Королева шли относительно неплохо, Никита Сергеевич мог даже иногда быть снисходительным к фронде, оспаривающей необходимость такой программы у нас, в принципе. («Ничего-о-о, — в таких случаях обычно говорил Хрущев. — Сегодня нашего Юрку в космос выпустили, а завтра целую дивизию на Луну запустим, и оттуда она всем покажет кузькину мать!..») При Брежневе, когда уже в 66-м проект «Катапульта» снова по непонятной причине застопорился, руководство страны вынуждено было, как и при Сталине, заменять реальные успехи идеологической «накруткой». Незаменимый Кургузов, к которому в 1963–64-х годах несколько охладел Хрущев, при новом руководстве имел все основания опять попасть в фавор. Пока же он делал все для того, чтобы его Секция, на которую в некоторых издательствах уже начали было посматривать свысока, а в «Детской литературе» даже посмели отклонить (!) одну рукопись В.Маркелова и сильно сократить одну рукопись А.Казанцева, — вновь становилась боеспособной единицей. В 1967 году вышло в свет сразу шесть романов о Луне писателей членов Секции, все большими тиражами, в Москве и на отличной бумаге. Правда, кое-что от государственных щедрот еще по инерции перепадало и духовным собратьям С.Потапова (В.Быкову, А.Измайлову, В.Розову и некоторым другим). Однако С.Кургузов верил, что это ненадолго, что просто властям предержащим трудно повернуть «все вдруг» на 180 градусов. Он не суетился, вполне разделяя с Мао Цзэдуном тезис «чем хуже, тем лучше». Кургузов ждал какого-нибудь большого государственного провала, резонно надеясь, что такового долго ожидать не придется — и вот тогда-то и покажут свою преданность, стойкость «автоматчиков партии» фантасты Секции. По опыту прошлых лет он предполагал, что таким толчком к резкому повороту назад может быть какая-нибудь крупная катастрофа на любом из космодромов, которая еще более отсрочит «лунную мечту», зато даст много воли «лунным фантастам». Кургузов еще не забыл, что во всех таких случаях Никита Сергеевич резко брал вправо, нанося удары по «уклонистам» и прочим невосторженным «пидарасам».

Однако на этот раз Кургузов ошибся. Первотолчком к «развороту» послужил не очередной взрыв на космодроме. Случилось кое-что похуже. Событие это еще в начале 60-х предвидел Александр Солженицын, вложив в уста своего героя Прянчикова роковую фразу: «Первыми на Луну полетят американцы!»

Эта ужасная вещь и случилась.

VII. …Вынул ножик из кармана (1968)

19 августа 1968 года весь мир облетело сенсационное сообщение: американский космический корабль «Аполлон-11» достиг окололунной орбиты, после чего кабина с двумя астронавтами отделилась от корабля и совершила посадку на Луну. Астронавты Нейл Армстронг и Эдвин Олдрин первыми ступили на поверхность спутника Земли. Главная мечта советского народа была, наконец, осуществлена.

Только не нами.

Пока весь мир, затаив дыхание, смотрел по телевидению прямую трансляцию с Луны, государственное ТВ Польши безмятежно крутило старый детектив со Станиславом Микульским в главной роли, ТВ Венгрии передавало репортаж с птицефабрики в Сегеде, ТВ Болгарии и ГДР транслировали какие-то эстрадные концерты, а советское телевидение, нарушив стройность программы, вдруг принялось показывать шестилетней давности документальный фильм об убийстве президента Кеннеди. Рядовые граждане Москвы и Варшавы, Берлина, Софии и Будапешта в тот день ничего так и не поняли. Специальный корреспондент «Известий» в США Мэлор Стуруа, передав по телетайпу взволнованное сообщение об «Аполлоне», неожиданно получил из Москвы категорический приказ: «О Луне не надо. Срочно дайте Вьетнам и Гэса Холла».

Два десятилетия спустя тогдашний член Политбюро Петр Шелест рассказывал журналисту Андрею Караулову, что сенсационная новость застала Л.И.Брежнева врасплох. Еще две недели назад руководители ГРУ и ПГУ, вызванные в Кремль с отчетом, уверяли, будто американцы безнадежно застряли на испытаниях двухместного корабля «Джемини», а программа «Аполлон» после неудачного старта «Аполлона-1» в феврале 1966 года чуть ли не вообще заморожена. Питер Болдуин, генеральный директор НАСА, приняв после катастрофы 1967 года на «Скайлэбе» соболезнования от советского посла Дубинина, правда, произнес в ответ довольно странную фразу, что-де «не все еще потеряно». Но тогда реплику эту в Москве всерьез не приняли…

Во второй половине того же дня 19 августа было созвано экстренное заседание Политбюро. Запись трансляции, так и не показанной в СССР, была просмотрена в угрюмом молчании. Такой подлости от американцев не ожидал никто. «Узнай мы, что в США только что закончено построение коммунизма, мы и то были бы не так ошарашены, — вспоминал все тот же Шелест. — Это было похоже на катастрофу. Наша цель, к достижению которой мы стремились несколько десятилетий, оказалась нагло присвоенной потенциальным противником. В пору было либо поднимать белый флаг капитуляции, либо объявлять в войсках повышенную боевую готовность…» После долгих споров все, в конце концов, согласились с предложением Михаила Суслова: не признавать в Советском Союзе достижение американцев как факт, просто игнорировать его в ряду всех прочих злокозненных инсинуаций врагов мирового социализма — мало ли клевещут на наш строй! Вместе с тем министру обороны Гречко было поручено «не допускать массовых провокаций и быть готовым к любым неожиданностям». «Мы никому не позволим использовать эту вражескую выходку для расшатывания социалистической системы, — сказал в заключение Брежнев. — Виновные будут наказаны самым строжайшим образом…»