На всех парах - Терри Пратчетт

Тем не менее, Ангела не могла скрыть своей тревоги по поводу того, что ей предстоит снова расстаться с мужем ради еще одной долгой командировки в иностранное государство.

— Щеботан не так уж далеко, - успокаивал Мокрист. – И когда я договорюсь с местными ребятами, все станет совсем хорошо.

Ангела кашлянула:

— Гарсоны. Если они омары, то твои ребята будут называться гарсонами.

— Что?

— Гарсоны. Это по-щеботански, но не волнуйся, большинство из них говорит по-морпоркски. И знаешь, почему? Потому что никто из нас не затрудняет себя изучением щеботанского.

— Ну, неважно, как они называются. После того, как железная дорога будет построена, я, наверное, смогу бывать дома чаще. – Он сделал паузу, чтобы проглотить еще один кусок пирога. – Кстати, Гарри получил сообщение от короля Ланкра, он спрашивает, не могли бы мы пустить ветку до Ланкра, чтобы их страна, цитирую, «могла занять достойное место на международной арене».

— Не стоит их недооценивать, - заметила Ангела. – У них есть ведьмы. Они залетают на башни и клянчат кофе у парней – ну, по крайней мере, одна так делает, если ребята молодые, а гоблины не на смене. А под Медной Горой живут гномы. Думаю, они нашли бы применение для железной дороги.

Мокрист скривился:

— Ребята говорят – это невозможно. Слишком круто, да и Ланкрский мост не выдержит веса паровоза. Извини. Но, я думаю, можно пообещать Его Величеству, что мы отправим землемеров осмотреть эти места, когда покончим с щеботанской линией. – Мокрист отложил вилку. – Но мы здесь, и, похоже, впервые за целую вечность у нас свободный вечер. Что будем делать? Я имею в виду, это может быть неплохая идея – дать прислуге выходной на остаток дня…

— И что будем делать? - с улыбкой ответила Ангела.

«Это просто механика, - сказал Думминг Тупс за чаем в Необщем зале Незримого Университета. – Это только выглядит волшебно».

— Этого нельзя разрешать, - сказал главный философ, атакуя вилкой пирог. – Выглядеть волшебно – это наш бизнес.

— Ну, - сказал Наверн Чудакулли, полностью игнорируя это замечание, - нельзя стоять на пути прогресса; почему бы не оседлать его? Кто-нибудь хочет прокатиться на поезде? Мы совсем засиделись, и я не хочу, чтобы люди говорили, что мы отстали от жизни.

— Но мы отстали от жизни, - заявил преподаватель древних рун. – Я дорожу этим фактом.

— Тем не менее, пора встретиться с железной дорогой лицом к лицу. Господин Тупс покажет нам путь.

Волшебники покинули Университет на целой флотилии карет, что вызвало переполох, когда они появились на Анк-Морпоркском вокзале. Тупс, хорошо знавший своих коллег, заранее принял меры и заказал специальный вагон с особенно удобными сидениями.

— Конечно, вы будете путешествовать Первым Классом, господа, - заверил начальник станции, заранее проинструктированный Думмингом. – Но некоторые из вас, если захотят, смогут прокатиться на площадке машиниста. – Он заколебался. – Хотя я и не могу обещать, что одежда останется целой.

Аркканцлер расхохотался:

— Молодой человек, мантия волшебника устойчива к огню, иначе мы сгорали бы каждый день еще до завтрака!

Думминг Тупс, который уже успел совершить несколько поездок на Железной Герде на этой неделе и как следует побеседовать с Диком Симнелом, видел некое удовольствие в том, чтобы примирить лучшие умы Университета с идеей железнодорожного транспорта.

Это была короткая поездка в Вверхивниз и обратно, включавшая ужин в середине пути, который продолжался дольше, чем сама поездка. На обратном пути профессору Беспредметных Изысканий, на зависть другим волшебникам, позволили дернуть стоп-кран, а кроме того волшебники давали гудки, махали флажками и хлопали дверями на каждой остановке, чтобы все попробовать. Железная Герда шла на всех парах, и огнеупорные волшебники по очереди проходили в кабину, чтобы одобрительно поглазеть на топку[37].

Усталые и полные впечатлений, они признали этот новый способ передвижения феноменом. Главный Философ еще пытался возражать, но был слишком пьян.

— Удивительно, люди машут нам руками, когда мы проезжаем мимо, - заметил Чудакулли. – Никогда прежде такого не видел. Кто бы мог подумать? Механика заставляет людей улыбаться. Господин Тупс, что это вы пишете?

Думминг залился краской:

— Я просто хотел зафиксировать встречный поезд… Знаете, я немного интересуюсь этим. Это как видеть, как время движется из будущего в прошлое.

Аркканцлер улыбнулся:

— Будущее мчится быстро, и кто знает, что прибудет следующим рейсом.

Стоял дивный солнечный день. В высоком синем небе пели жаворонки. В такой чудесный день хочется жить. Мокрист, желая подышать свежим воздухом, пружинистым шагом вышел с территории предприятия вдоль железнодорожной колеи.

И в этот прекрасный день… вне поля зрения кого бы то ни было, за исключением самого быстро шагающего Мокриста, на рельсах, по которым странствовала Железная Герда, за поворотом, на маленьком уклоне, ведущем к станции, он увидел двух маленьких… существ. Кролики, твердил ему здравый смысл, их в округе полно, даже предприятие кишит ими. И на мгновение весь мир остановился, оставив его вращаться в собственном маленьком мирке, отстраненно глядя на реальность.

Он видел основные ангары локомотивов и толпу пассажиров, а там, на колее, находилось будущее железной дороги. В один прекрасный момент секунды стали длинными-длинными, и Мокрист оказался единственным свидетелем этой ужасной драмы. Это было похоже на странную игру в высокоскоростные шахматы, разворачивающуюся перед его глазами.

А потом его ноги сами рванулись вперед, он бежал и бежал, задыхаясь от крика, к двум детям, приникшим к рельсам ушами, потому что их вибрация была иногда такой забавной и задорной, и громкой…

ПРЯМО СЕЙЧАС, ПРЯМО ЗДЕСЬ!

И… исчез…

Мокрист очнулся, что можно было назвать хорошим знаком. Сначала Железная Герда была над ним, и он умер, но теперь он проснулся в белой комнате, где пахло древесной камфарой и прочими дезинфицирующими средствами, острый и обнадеживающий запах: материальное доказательство того, что у него, по крайней мере еще есть нос; потому что ничего кроме этого он не чувствовал.

Некоторое время спустя едва слышные звуки стали громче, стали ближе и сложились в слова, обнадеживающие и сердечные слова, которые кристаллизовались в человека в белом халате.

— Ну, мадам, его состояние все еще колеблется, но температура падает, а самочувствие улучшается. Он стабилизируется, и у него ничего не сломано и не разорвано, за исключением отличной пары башмаков. Но я хочу сказать, мадам, что здесь, в больнице, уже есть люди, готовые организовать фонд для покупки ему новых.

Мокрист сделал могучий рывок и пробился из бессознательности в здесь и сейчас – место, где все болит. С положительной стороны, на него смотрела Ангела, а за ее спиной маячил большой человек с отрытым лицом и в белом халате, чей вид позволял предполагать, что он занимался жесткими командными видами спорта, когда был помоложе, и с удовольствием делал бы это сейчас, если бы живот был поменьше и бицепсы повнушительнее.

Жена пристально осмотрела Мокриста, словно проверяя, все ли его части на месте, когда доктор схватил его за руку и прогрохотал:

— Кто-то сверху явно присматривает за вами, мистер Губвиг. Как вы себя чувствуете? Как врач я должен сказать вам, что прыгать под поезд вредно для здоровья, но проявление бездумной идиотской отваги заслуживает аплодисментов!

Доктор Лаун внимательно посмотрел на Мокриста:

— Вы же еще не знаете, что сделали,да, мистер Губвиг? Давайте посмотрим, можете ли вы ходить.

Ходить Мокрист мог, но лучше бы не мог. Все его тело ныло так, словно его как следует потоптали, но медсестры помогли ему удержаться в вертикальном положении и бережно препроводили в соседнюю палату, в которой, как выяснилось, помимо шума находились две семьи: плачущие дети и родители. Осколки прошлого встали на свои места в памяти Мокриста, стали большими и ужасными, и он снова почувствовал дыхание двигателя, проплывавшего над ним, пока он держал под мышками малышей. Нет, этого не могло случиться, разве нет?..

Но настойчивые голоса говорили об обратном, а женщины стремились расцеловать его и поднимали на руках свое потомтво, чтобы оно могло совершить то же самое, а их мужья пытались в это же время пожать ему руку. Недоумение заслоняло окружающий мир, как дым, а прямо перед ним стояла Ангела, улыбаясь той самой многозначительной улыбкой, о которой знают только мужья.

И она продолжала улыбаться так, когда им удалось освободиться от счастливых родителей и их липких детей.

— Ну что ж, дорогой, - сказала она, - ты не раз мне говорил, что жить без опасности – все равно что и не жить вовсе.