Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей - Валентин Рушкис

И там, где раньше было темно, вдруг загорится свет!

— Айме, когда кончим школу, поедем строить электростанции! Хочешь? — спросил Андрес.

— Поедем, — сказала Айме.

Тем временем дядя Аугуст еще раз осмотрел подшипник, показал, что нужно делать дальше, и спросил:

— Справитесь без меня?

— Справимся! Спасибо, дядя Аугуст! — ответил Андрес.

Тракторист ушел. Айме взялась за напильник. Ее кудряшки раскачивались в такт движениям рук. Андрес помогал подруге, и даже толстый Рауль что-то делал, склонившись над верстаком.

Волли взглянул на друзей. Ишь как люди работают! Интересно, почему это он, Волли, так часто оказывается далеко от своего рабочего места? Лоток там, за дверью, а Волли вон где! И Харри, оказывается, тоже тут! Тоже еще помощник! «Правая рука»!

— Что же ты бригаду бросил? — упрекнул Волли свою «правую руку».

— Я за тобой пошел. Вижу, стоишь — думал, может, помочь нужно.

Опять все засмеялись, а Волли дернул Харри за рукав:

— Пошли, нечего тут околачиваться!

Они убежали. Разговоры в здании станции смолкли, и раздавалось только постукивание, звон металла да скрежет напильника.

Наконец Айме спросила у Андреса:

— Как, по-твоему, готов? А что делать теперь?

— Я думаю… — важно начал Андрес. И умолк. Нет, ни к чему этот дурацкий тон!

И он сказал честно:

— Айме, ничего я не думаю, просто я не знаю! Того и гляди, еще испортим… Хочешь — сбегаем к Мёльдеру домой, спросим?

— Бежим! — закричала Айме, уже исчезая за дверью.

Они мчались мимо свежевырытых ям для столбов, мимо маленьких дубков будущего парка и высоких старых лип.

В конце аллеи они немного передохнули, но потом снова припустились под гору, среди кустов ивняка, где на ветках торчали смешные мохнатые комочки с желтыми тычинками.

Андрес запел:

Весна, весна, весна, весна.

Петь на бегу было трудно, он замолчал. Но ласковое слово «весна» осталось с ними и звучало словно задорный походный марш.

В доме, где снимал комнату тракторист, на стук никто не отозвался.

— Бежим к нам! — сказал Андрес. — Может быть, дядя Аугуст у нас.

Домик Салусте был совсем рядом. Как вежливый хозяин, Андрес распахнул перед Айме дверь. И оба замерли на пороге.

Дядя Аугуст держал за руки маму Андреса.

Аугуст что-то говорил ей, а Хельги слушала и улыбалась.

Заметив детей, она шагнула в сторону. Медленно провела по лбу рукой, откинула упавшую прядь волос. Отвернулась.

Тогда тракторист, тяжело ступая, ушел. Он прошел мимо Андреса и Айме так, словно никогда, ни раньше, ни сейчас, не видел их.

Хельги взглянула на Андреса как-то незнакомо, растерянно. И спросила:

— Ты уже вернулся?

Словно и она его не видела!

Андрес хотел броситься к маме, узнать, в чем дело. Но вместо этого вдруг повернулся и выбежал из комнаты. Ему было слишком больно. Мама не должна так ласково улыбаться чужому человеку!

Андрес бежал к речке, но мысли его упорно возвращались назад, к дому.

Зачем, зачем все это? Всегда было так ясно, что мама — это только мама, что ей нужно ходить на работу, прибирать комнату, проверять дневник, целовать Андреса на ночь… И вдруг в их дом пробирается посторонний человек!

Айме догнала друга на берегу Метсайыги.

— А я у вас во дворе котенка видела, — сказала Айме. — Это ваш? Смешной, пушистый… как вербочка! Где вы его взяли?

Андрес взглянул на Айме. Конечно, она все понимает. Про котенка она говорит просто так, нарочно. Она умная!

— Смотри-ка, сколько воды! — показала Айме на речку. — Вон как поднялась! Как бы не помешала нашей стройке.

Но Андрес думал о своем. Не таясь, он пожаловался:

— Это нечестно. Он сюда приходил, кадки со мной выкатывал. А дома крышу чинил. И вдруг…

Андрес не хотел слушать утешений. Он понимал только одно: только что у него чуть не украли маму.

Да и все мы, видя, что наши мамы живут только нами и для нас, — как мало мы думаем о них самих! Как долго мы считаем, что они наши. Наши мамы. Только мамы.

Глава двадцать пятая, в которой Метсайыги начинает бунт

Вода в Метсайыги все прибывала.

Еще недавно она едва покрывала дно водослива, уходила сквозь щели в полу и струилась между камнями, чтобы убежать дальше, вернуться к речке. Но сейчас тут мчался шумный поток.

За водосливом строители прорыли осенью только канаву, с расчетом на то, что весной сама Метсайыги промоет здесь такое русло, какое ей понадобится. Эта пора настала: струи набрасывались на стены канавы, слизывали глину, размывали ее.

Вальтера Пихлакаса это радовало. Но больше радоваться было нечему.

Как нужно собирать, монтировать оборудование, ясно было и самому Пихлакасу, да и таким ребятам, как Андрес или Юри Куузик. Пока на стройку каждый вечер заходил тракторист Мёльдер, дело шло весело. Но теперь, когда дядя Аугуст уже несколько дней не появлялся, вдруг оказалось, что «знать» — это еще недостаточно. Нужно «уметь». Каждую минуту то у Андреса, то у Айме возникали вопросы, сами по себе очень простые: хорошо ли закручена гайка? Верно ли подогнан подшипник? Как сшивать приводной ремень? Но физик Пихлакас никогда в жизни не подгонял подшипников и не сшивал ремней. Теперь он очень жалел об этом.

Кроме того, его беспокоила вода, которая продолжала подниматься.

— Слушайте, Эви, дело-то плохо! — в конце концов сказал он пионервожатой. — Вода слишком медленно размывает новое русло за водосливом. Если снег будет таять еще дружней…

— Не пойдет же вода через плотину! — пожала плечами Эви.

— Это было бы катастрофой. Но я о другом: плотина у нас закончена зимой. В верхней части попадается мерзлый грунт, глыбы. Если вода просочится между такими кусками, она может все размыть. А у нас в здании уже турбина, генератор…

— Что же, обратно их вытаскивать?

— Ничуть! Нужно бороться. Придется помочь воде размывать берега за водосливом ломами, лопатами, баграми…

Сразу же, вечером, совет пионерской стройки решал, как быть.

— Мы готовы к борьбе, — спокойно сказал Андрес.

И, хотя эти слова были чересчур торжественны, никто не стал зубоскалить. Это не было пустой фразой: на самом деле к борьбе с водой пионеры были готовы.

Очень быстро Калью выстрогал рейку. Девочки нанесли на нее деления, и рейку поставили перед плотиной, чтобы точно знать, как ведет себя река.

Вода прибывала.

Незаконченная плотина и водослив теперь казались особенно слабыми и хрупкими. И, чтобы защитить их, отстоять от натиска бунтующей Метсайыги, ребята вышли на борьбу.

Вот это дело оказалось Волли по нраву! Ух и здорово же: глина в берегах подмыта, нависла над водой. Стукнешь ее багром раз, другой — так и валится! И вода сразу уносит каждый комочек, каждую лопату глины. А один раз Волли почувствовал себя настоящим богатырем: вместе с Харри они зацепили баграми целую гору глины. Громадина ка-ак бухнула в воду! Только брызги во все стороны полетели!

Словом, сначала все это было очень весело…

Но к вечеру все устали. Стало холодно, мерзли промоченные ноги. Надвигалась ночь. Директор Юхан Каэр сказал:

— Мы не имеем права дольше задерживать школьников.

— Мы не имеем права допустить катастрофу, — сказала Эви.

— Нужно отпустить детей, а самим остаться дежурить, — предложил Вальтер Пихлакас.

— Отлично! — решил директор. — На всякий случай есть ребята в интернате. Если что-нибудь случится, придется вызвать.

Директор громко объявил о своем решении. Еще он сказал, что домашних уроков на завтра можно не делать.

— Мы тоже останемся на ночь, — заявил Андрес. Он говорил «мы», потому что знал, что согласен остаться не только он, но и другие.

— Нет, — твердо сказал директор. — Берегите силы. Кто знает, что еще будет завтра… По домам!

Это был приказ, и все понимали, что ему нужно беспрекословно повиноваться: вода объявила войну гидростанции, а на войне должна быть военная дисциплина.

На плотине остались все учителя и учительницы Метсакюлаской школы, кроме Эммы Рястас. Они разожгли костер так, чтобы свет его падал на низовую часть плотины и на лоток — прорыва воды нельзя было допустить.

Эви с факелом в руке бегала смотреть на рейку. Шумела река, от костра и от факела ложились прыгающие, причудливые тени, и все это было необычно, как во сне.

Около полуночи на плотину пришли Эмма Рястас и школьная уборщица. Они принесли большой чайник с уже заваренным чаем, стаканы и корзину бутербродов. Это опять показалось Эви сном — Эмма Рястас на плотине, ночью?..

— Из окон хутора Вийу Ныгес виден костер, — объяснила Эмма. — Я знала, что все вы здесь. Я не могла вынести шипения старой Вийу. Ушла в свою комнату. А когда она легла спать…