Лже-Петр - царь московитов - Сергей Карпущенко

- Ну, а старуха? - спросил Петр, у которого вдруг задрожали руки, так что пришлось покрепче сцепить ладони.

- Старуха? Так это же мать колдуньи, а разве матерью ведьмы может быть праведная женщина? Впрочем, под пыткой и она призналась, что летала с дочерью и внучкой на шабаш, а также промышляла тем, что в окрестностях Кольберга собирала травы, козий помет, дохлых лягушек и помогала готовить из этой гадости приворотные зелья.

- Все они, как я слышал, были возлюбленными дьявола?

- Да, несомненно! В "Молоте ведьм" прямо говорится, что любая колдунья становится любовницей черта, который спешит закрепить свою власть над ведьмой введением в неё своего тлетворного семени. Возраст ведьмы для дьявола не помеха. К тому же главная ведьма очень красива и, как говорили, была верна супругу, а красота и добродетельность, согласно науке, являются прямыми индикиум, то есть признаками колдовства.

Петр видел, что молодой человек весь в предвкушении занимательного зрелища, а также гордится своей осведомленностью относительно повадок ведьм. Не отводя взора от ужасных приготовлений к казни, сквозь стиснутые зубы Петр по-немецки спросил:

- И часто в германских государствах жгут ведьм?

- Нет, теперь не часто, - с заметным огорчением отвечал студент. Десять казней за год - разве это много? Лет сто, даже пятьдесят назад с колдовством боролись куда усердней, правда, не в Кольберге, конечно. Я слышал, что ещё недавно в Брауншвейге позорные столбы стояли густым лесом перед городскими воротами, сжигали даже в маленьких городках в год по тысяче прислужниц дьявола, по шестьдесят - по семьдесят зараз*. Представляешь, какую песню затягивали ведьмы, когда огонь начинал кусать их за ноги! Однажды в Оснабрюке я был на таком вот представлении - волосы встали

* Последнее массовое сожжение колдунов и ведьм в Германии состоялось в Зальцбургском архиепископстве в 1678 г., когда казнили сразу 97 человек. Всего в Германии погибло на кострах около 1000000 человек. Последняя ведьма была сожжена в Вюрцбурге в 1748 г. В Польше и Германии процессы над ведьмами процветали ещё в 1790-х гг. В России смертная казнь (не говоря уже о "колдовских процессах") была фактически отменена в 1757 году. - Прим. автора.

дыбом от их воя! Что делать? Я сам учусь на богословском факультете в Кенигсбергском университете и уверен твердо, что колдовство нужно вырубать под самый корень. Ну, не мешай-ка мне, приятель, вон уж главный палач пришел.

Словно теми же цепями, что держали у столбов несчастных женщин, был прикован взгляд Петра к картине подготовки к казни. Вот пришел то ли городской судья, то ли бургомистр. То и дело оглаживая белый, завитой парик, он читал приговор бесстрастным голосом, будто делал это каждый день. Старенький священник поочередно влез по лесенке к каждой из колдуний, и Петр увидел, что самой младшей ведьме от ужаса даже не хватило сил прикоснуться губами к кресту и выслушать последнее напутствие святого отца.

Судья махнул рукой, и толпа, точно этот жест относился к ней, привстала на цыпочки, подалась вперед. Все эти люди, много слышавшие о казни ведьм, но или не видевшие её в своем городе, или видевшие, но пришедшие на площадь, чтобы снова прикоснуться через тепло горящего огня к запредельному, страшно-манящему, жадно следили за возней палача. Петр же не спускал глаз с маленькой девочки, отчаянно завопившей, когда палач с факелом подошел к её столбу:

- Па-па-а-а! Отвяжи меня-я! Отвяжи-и-и!

И этот призыв, брошенный в безучастную, молчащую толпу, подобно огромному стальному коловороту, которым Петр в Саардаме проворачивал в бревнах дырки, вонзился в его сердце. Расталкивая зевак своими могучими плечами, не видя перед собой ничего, кроме столба с привязанным к нему ребенком, Петр ринулся к лобному месту:

- Кто это? Остановите его! Солдаты! Солдаты! - закричал судья, видя приближающегося к месту казни великана с космами длинных волос и с сумасшедшими, дико сверкающими глазами.

Солдаты бросились к Петру, двое схватили его за руки, но он отшвырнул их не глядя, точно это были дети. Ногой он отпихнул вязанки хвороста, схватился руками за цепи, обвившие тельце девочки, стал искать скрепу, что соединяла концы, а маленькая ведьма все шептала ему:

- Спаси меня, спаси! Христа ради, спаси!

Но подбежавшие солдаты, прикладами ружей метя в затылок, оглушили Петра, он рухнул на землю, более не способный бороться, и когда огонь запылал, а палач из милосердия под завесой взлетевшего выше столбов дыма накинул на шейку маленькой колдуньи намыленную веревочную петлю, его уже волокли куда-то, и зрелище казни так и осталось за пределами его чувств и рассудка.

"Вот, вкекался в погань... - проговорил внутри какой-то голос, когда Петр очнулся в кромешной тьме, на чем-то сыром. Повсюду цвинькали падающие в воду капли, пищали мыши. - Матросом быть хотел, а царево вылезло - на чужом огороде свою морковку захотел сажать".

Петра держали в сыром застенке без пищи и воды три дня, и он уже не рвался к дверям, не колотил в них, не требовал открыть - все было безразлично ему, лишь бы оставили в покое. Но как-то раз дверь отворилась, кто-то приказал: "Поднимайся и выходи".

В просторном светлом зале на фоне большого гобелена сидели люди в черных мантиях и париках. Петр услышал, как один из них сказал другому:

- Только давайте поскорее. У нас мало времени, чтобы заниматься всякой сволочью.

- Итак, - тут же заговорил тот парик, к которому адресовали просьбу, мы хотим узнать, кто ты и почему вознамерился препятствовать производству казни над признанными виновными в колдовстве? Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Говори, или же твое молчание будет истолковано как знак неуважения к суду, что влечет за собой смертный приговор - тебя повесят завтра же.

Выслушав вопрос, Петр с бешенством взглянул на судью, позволившего себе приговорить несмышленого ребенка к страшной смерти. Холеное, лоснящееся лицо красноречиво свидетельствовало о том, что судья пожрать и выпить не дурак, и в тот день, сразу после казни, отправился домой, где, засунув за ворот крахмальную салфетку, принялся за богатый обед и расправился с ним с большим аппетитом и в самом лучшем расположении духа.

- Ты спрашиваешь, каналья, кто я такой? - вцепился Петр руками в дубовый поручень барьера, отделявшего его от той части зала, где находился суд, с такой силой, что барьер заскрипел. - Я тот, кто ещё недавно правил в стране, законы которой куда милосердней и боголюбивей, где не жгут на кострах детей, где казни даже самых страшных разбойников творятся так тихо, что на другом конце города о них никто не знает. Я - царь и великий князь Руси, волею судьбы и злых козней врагов моей державы лишенный трона!

Петр, покидая корабль, сбрил свою длинную бороду, оставив на лице одни лишь усы с бойко торчащими в разные стороны концами, и теперь лишь убогая да к тому же грязная одежда матроса помешала бы знавшим ранее царя в лицо признать в нем правителя Руси. Но судьи никогда не видели ни живого русского царя, ни его портретов, поэтому товарищ старшего судьи, громко стукнув ладонью по столу, закричал на Петра:

- Каналья? Ты смеешь оскорблять высокий суд? Завтра же ты будешь качаться на виселице, как стираные портки на веревке у хозяйки!

- Нет, постойте, ваша милость, постойте! - вскочил с места третий судья. - Вы обратили внимание на последнюю фразу этого негодяя, неведомо откуда взявшегося в славном Кольберге? Он утверждает, будто является русским царем. Каково! Похоже, нам придется немало попотеть с этим мерзавцем, потому что кара за одно лишь оскорбление суда будет слишком мягкой для него, - и уже обращаясь к Петру, спросил: - Так ты на самом деле считаешь себя русским царем? Отвечай кратко, ясно - это в твоих интересах!

- Да, я и есть русский царь Петр, государь всея Руси! И вы, проклятые детоубийцы и антихристы, под видом добротолюбия ругающие имя Христа и Святое Евангелие, были бы посажены на кол, будь я государем вашей земли!

- Ну, вы видите, видите? - закричал третий служитель Фемиды. Секретарь, сейчас же запишите ответ этого бродяги! Итак, человек, которого мы видим, не только пытался воспрепятствовать исполнению приговора городского суда Кольберга, вынесшего справедливый вердикт в отношении отъявленных ведьм, уличенных в сношениях с дьяволом и порче людей и скота, но и сам, судя по всему, является дьявольским отродьем, ибо, по всему видно, в него вселился бес. Иначе кто же вещает в нем, кроме беса, когда этот человек нагло оскорбляет суд, а потом утверждает, что является русским царем? Если бы этот бродяга по имени Петр был простым умалишенным, то болезнь отчетливо проявилась бы в его жестах, внешнем строении органов, но ничего подобного мы не замечаем, а стало быть, снисходительствовать суд не имеет права. Нужно немедленно и тщательно обследовать тело бродяги Петра на предмет выявления дьявольских знаков. Вы согласны со мной, господа судьи?