Проект «Сфинкс» - Андрей Ивасенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Курт подошел к Николаю, присел.
Воронов медленно поднял голову, поморщился от боли, и спросил:
— Кто вы? Что вам надо?
Долговязый бесцеремонно схватил его за шиворот, приподнял и прислонил к стене.
— Давай, умник, быстрее приходи в себя, — сказал он, поигрывая пистолетом у лица Николая. — У нас много вопросов накопилось. Если ты на них правильно ответишь, то у тебя появится шанс дожить до утра и умереть на рассвете тихо, без мучений.
Воронов промолчал и снова осмотрелся, морщась от головной боли, которая словно паровой молот колотила по черепной коробке.
Крепыш сидел за столом и нервно перелистывал страницы дневника. По его хмурому, сосредоточенному лицу Ник понял: с шифром тот так и не разобрался.
— Чего молчишь? — прервал ход мыслей Ника долговязый и легонько пнул его носком ботинка в бок. — Отвечай!
После этого удара Николаю стало еще хуже. Удар пришелся в область печени. Мир вначале потемнел, а потом перед глазами поплыли концентрические цветные круги. Он глухо застонал и снова завалился на бок.
— Эй! Тише, Курт! — окликнул блондина крепыш. — Смотри не убей его раньше времени! А то у меня создается такое впечатление, что ты одним махом весь мир собрался уничтожить. Сторож — ладно. Ты собаку-то зачем укокошил, ответь, пожалуйста. Чем она тебе помешала?! Это, поверь, уже смахивает на безумие.
Курт досадливо закусил нижнюю губу и, бросив недоброжелательный взгляд на скорчившегося Николая, ответил:
— А чего? Какая от этих псов польза? Я с детства собак не люблю. Моя сестра как-то завела французского бульдога, так эта псина мне в доме всю атмосферу испортила. В прямом смысле слова.
— Чем же, Курт, могла тебе навредить милая собачка?
— Милая?!.. Ты знаешь, Бруно, как пердят эти долбаные собаки? Жуть!
— Как же ты потом поступил с бульдогом?
— Когда сестра лежала в больнице, я выловил того смердящего говнюка, усыпил хлороформом и закопал живьем на лужайке перед домом. А сестре сказал, что бульдог сбежал.
— Однако!.. Твое милосердие не знает границ… — Бруно подошел к Николаю, присел на корточки и, приподняв рукой его подбородок, спросил:
— Как вы себя чувствуете, господин Воронов?
— Да что с ним разговаривать, Бруно?! — встрял блондин. — Дай мне его на пять минут — соловьем запоет!
— Я думаю, что господин Воронов и без применения силовых методов дознания выдаст нам ключ к шифру, — почти ласково сказал Бруно. Но голос звучал так же приятно, как погремушка на хвосте у гремучей змеи. — Ведь скажете?.. Если, допустим, я вам пообещаю сохранить жизнь, а вы дадите слово, что далее не будете совать нос в чужие дела, а поедете куда-нибудь в Египет раскапывать своих мумий? Как вам такое предложение?
— Мумии меня мало интересуют в настоящий момент, — медленно проговорил Ник (на лице крепыша расплылась улыбка: «клиент» заговорил, а это означало, что он будет говорить и дальше). — Где гарантии, что вы не передумаете и не нарушите данное слово? Вам ведь не составит особого труда избавиться от нас, после того как я открою код шифра?
Бруно задумался. Курт хотел что-то сказать, но крепыш остановил его жестом руки.
— Хорошо, — твердым голосом сказал Бруно. — У вас будут гарантии. Предлагаю следующее: вы забираете себе дневник, а утром я отпущу вашего водителя вместе с ним; а вы, после того как он отъедет на безопасное расстояние, свяжетесь с ним по телефону, а затем передадите мне точные координаты места, где находится интересующий нас предмет. Согласны?
Обдумав предложенный вариант передачи данных, Воронов сказал:
— Воля ваша, я согласен. Тем более что выбора у меня особого нет, как я понимаю.
Николай понимал, что обещания этих людей и яйца выеденного не стоят, но у него оставался еще один весомый козырь на руках, без которого любые координаты месторасположения базы сместятся на сотни километров — медальон коменданта, который он успел припрятать под резиновым ковриком в машине Василия.
Крепыш, удовлетворенный согласием Николая, отошел от него и снова уселся за стол. Долговязый Курт подскочил к нему и заговорил по-немецки:
— Ты что, Бруно? Как только мы отпустим водителя, он сразу же выбросит документ и смоется куда-нибудь в район Камчатки! Ищи потом эту русскую свинью! А этому ботанику, — он кивнул на Ника, — я вообще не верю.
Воронов понял, что сказал Курт крепышу, но виду не подал. Он и сам в данный момент думал о том же: Василий явно не походил на храбреца, — ни внешностью, ни характером — и от него можно было ожидать чего угодно.
— Помолчи, Курт, — урезонил блондина Бруно. Говорил он громко и на русском: скорее всего, хотел, чтобы и пленники тоже услышали и поняли его слова. — Я умею разбираться в людях и редко ошибаюсь, меня этому обучали ни один год. Куда этот водитель денется? Мы его в два счета найдем хоть на Аляске. К тому же для подстраховки мы сделаем ему инъекцию сильнодействующего яда…
Воронов мельком взглянул на Василия и заметил, как тот, едва услышав эти слова, побледнел белее полотна для кинопроекции.
— …а противоядие, — продолжал Бруно, — передадим с господином Вороновым — водитель сам прибежит к нему, так как на введение антидота у него будет не более суток. В противном случае — яд мгновенно убьет. Сходишь позже в нашу машину, возьмешь ноутбук и спецсредства из нашей аптечки. Да, и прихвати что-нибудь перекусить в сторожке того прыткого старичка.
— Ну что ж, — мрачно согласился Курт. — Ты старший в группе, тебе и ответ держать перед руководством, если что пойдет не так. А поужинать давно пора. Со вчерашнего дня желудок пустой.
— Вот и ладушки, как говорят у русских, — удовлетворенно произнес Бруно. — К тому же и господам пленникам нужно поесть. Господину Воронову предстоит серьезная работа, а этот трус меньше будет думать о плохом. — Он кивнул на Василия.
— Сытый человек всегда спокойней. — Согласился Курт. — Скоро стемнеет, тогда и пойду.
* * *
Тень ночи плавно легла на землю. Лунный лик то прячась, то вновь появляясь из-за пепельно-серых туч, словно прогрызал своими серебряными зубами черно-синее небо.
Курт выглянул в окошко и обозрел близлежащие дома. Дачный поселок тонул во мгле. Долговязый завесил шторками окна, включил свет и, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, вышел из дома.
Бруно освободил от наручников руки Воронова, усадил за стол, пододвинул к нему дневник, лист бумаги и шариковую ручку. Сам сел напротив, положив перед собой пистолет с навинченным глушителем, и внимательно наблюдал за Ником, иногда поглядывая на притихшего Василия. Воронов же время от времени бросал обеспокоенные взгляды на вороненую сталь оружия, мешавшего ему сосредоточиться.
Пока Ник анализировал рукопись деда, Василий не терял времени даром. Аккуратным и точным движением сместил сустав большого пальца кисти — на его лице не дрогнул ни один мускул — и высвободил правую руку из металлического объятия наручников. Нужно было спешить: через пятнадцать-двадцать минут Курт мог вернуться, а такие «помощники» весьма нежелательны в деле, которое задумал водитель.
Крепыш ничего не заметил, так как уделял больше внимания Воронову. Однако Николай успел подметить, что взгляд у Василия как-то странно изменился. Глаза таксиста больше не выказывали ни чувства страха, ни глубокой апатии. В них появились волевая решимость и какая-то скрытая агрессия. Заметив, что Василий что-то замыслил и подмигнул ему, будто сказал «да», Ник решил отвлечь внимание Бруно.
— Кажется, картинка начинает слаживаться воедино, — пробормотал он самым непринужденным тоном. Шариковая ручка в руке Ника сделала несколько быстрых росчерков на листе бумаги, испещренном столбцами цифр и слов. — Вот, посмотрите.
Бруно встал, подошел к Николаю и, опершись на стол двумя руками, склонился над дневником.
Последующие три секунды происходили с полным ощущением нереальности происходящего. Николай Воронов никогда не видел ничего подобного в своей жизни — разве что в кинофильмах об агентах спецслужб. И если бы он не увидел это собственными глазами, то никогда не поверил бы. У него не хватило времени, дабы понять, что случилось.
Василий резво вскочил на ноги и в доли секунды очутился рядом с Бруно. Шансов для выживания в такой невыгодной позиции у немца было не больше, чем у полевой мыши, оказавшейся в лапах матерого кота. Крепыш лишь успел повернуть голову и оторвать руки от поверхности стола. Его глаза расширились от удивления в тот момент, когда на его основание носа и хрящевую трубку трахеи обрушились два коротких сокрушительных удара. Из носа крепыша хлынула кровь. Раздался сиплый хрип, больше схожий на предсмертное дыхание. Тело упало на пол и после непродолжительных конвульсий замерло. Воронов ошарашено смотрел на спокойное лицо Василия, на болтающиеся наручники на левой руке, на свободную руку, в которой тот держал оружие врага.