Любовник в отставке - Светлана Алешина

Профессор Роман Бархударов был, можно сказать, светилом медицинской науки. Его знали далеко за пределами области, но в самых элементарных хозяйственно-бытовых вопросах профессор был зачастую совершенно беспомощен. Он понятия не имел о том, как починить кран или, скажем, прибить полку. Мать Даши была хорошей портнихой, и Ирина Владимировна постоянно обращалась к ней с просьбой что-либо сшить, укоротить, удлинить. Ирине Владимировне всегда хотелось как можно лучше отблагодарить этих радушных и добрых людей. Поэтому она забирала по воскресеньям их девочку и гуляла с маленькой Дашенькой в городском парке, катала ее на качелях, водила в местный драматический театр.

Тому, что жена профессора столько возилась с соседским ребенком, была своя причина, к которой она, выпускница хорового отделения тарасовского культпросвет-училища, имела отношение. У Ирины Бархударовой было обнаружено бесплодие, и она переносила нереализованный материнский инстинкт на хорошенькую дочку Беловых.

Даша постепенно стала считать Ирину Владимировну второй матерью, тянулась к «второй маме» потому, что она во многом контрастировала с ее семьей. Конечно же, мама-уборщица и папа-слесарь, безусловно, не достигали того культурно-образовательного уровня, который был у Бархударовой. Хотя, собственно, Ирина Владимировна обладала не бог весть каким интеллектуальным багажом. Но девочке она казалась доброй феей из сказки, загадочной и непостижимой. И вот случилось так, что она уехала из Потакова.

Даша писала «второй маме» письма, когда та после смерти профессора вторично вышла замуж за полковника Буракова и переехала в Тарасов. В этих письмах Даша делилась с Ириной Владимировной своими наивными девичьими мечтами.

В ответ получала открытки к праздникам, которые провоцировали в Даше непреодолимое желание другой жизни. Тарасов казался ей воплощением мечты, чуть ли не столичным мегаполисом. Еще в детстве Даша сама для себя решила вырваться из среды, к которой принадлежали ее родители. Из-за своих необоснованных амбиций она не ладила с детьми из простых рабочих семей. Но и так называемая потаковская «элита» не больно-то ее жаловала — чувствовалась разница в мировоззрении.

С родителями тоже не складывалось. Отец, баловавший Дашу в детстве, вдруг перестал обращать на дочь внимание, когда та достигла подросткового возраста. Мать в принципе одобряла ее стремления, но не совсем понимала. Ограниченность родителей выводила Дашу из себя. На влюбленных в нее потаковских парней девушка вообще не обращала внимания, готовя себя для некоего «принца».

Когда Даше исполнилось семнадцать, Ирина Владимировна пригласила ее в Тарасов погостить в ее роскошной трехкомнатной квартире. Город мечты оглушил юное создание шумными ритмами дискотек, многочисленными кафе и огнями возле дверей шикарных ресторанов, куда вход был ей еще недоступен.

В Тарасове Даша сразу почувствовала себя счастливой. По городу ее водила богато одетая дама в дорогих украшениях, стильная и красивая. И это была ее любимая тетя Ира. А ряд ом с нею был он…

Павлу Андреевичу девочка понравилась: стройная, с модной в Потакове завивкой гофре. Даша приехала в длинном платье, которое зрительно прибавляло ей роста и подчеркивало стройность фигуры, в ажурной шали, бусах в индийском стиле — кусочки сандалового дерева, нанизанные на шелковый шнурок. Просто и в то же время изысканно смотрелось широкое кольцо из серебра со сверкающим стеклянным камешком. В общем ансамбле свою роль играли и металлические браслеты под серебро.

Все эти незатейливые украшения тем не менее, видимо, произвели на Буракова приятное впечатление. Все в ней показалось ему хорошо подобранным. Да, Даша понравилась отставному полковнику. Даже чересчур сильно понравилась. В этом чувстве присутствовала ностальгия по ушедшей молодости. В семнадцатилетней провинциальной девочке он увидел женщин своей мечты, на которых заглядывался в юности. Те, реальные женщины уже начинали стареть, все чаще и больше прибегали к косметике. А тут перед ним была молодая, свежая девушка. Девушка его мечты.

Кажется, Павел Андреевич предложил юной гостье поход в цирк, где выступал с новой программой коллектив Валерия Леонтьева. Он спросил, нравится ли Даше этот певец. Она ответила, что поет он красиво и со смыслом: сразу рисуются страстные образы вечного сердцееда Казановы и полулегендарного Августина. Сказала, что никогда не видела, даже издали, человека такого масштаба и что для нее, девушки из глубинки, поход на концерт звезды российской эстрады — целое событие.

Между ними все чаще завязывались задушевные беседы. Он рассказывал о своем прошлом, а она — о своем городе, возвращаться в который не желала, о родителях, которых любила, но чей жизненный путь повторять не хотела.

Они стали гулять и без Ирины Владимировны. Даша относилась к Павлу Андреевичу даже не как к отцу — этот образ рождал не лучшие ассоциации. Полковник выступал для девушки скорее в роли доброго Деда Мороза.

Через некоторое время она приехала в гости еще раз. Павел Андреевич уже осознавал, что его посетила поздняя любовь. Он не смог — или не захотел? — подавить в себе тлеющий огонек страсти, который постепенно превратился в бушующий пожар. А на деле в конце концов отставной полковник стал тем, кем не мог не стать, — похотливым стариком…

Глава 8

Лариса свернула с шоссе налево, в сторону поселка Добряково, где среди захудалых домишек и дач обычных горожан выделялись владения местных богачей, которые на фоне первых казались настоящими замками. Спустившись по склону вниз, Лариса поставила свою «Ауди» у массивных железных ворот. Выйдя из машины, она глянула на окружающий деревенский пейзаж, вдохнула свежего летнего воздуха и пожалела о том, что ей самой никак не удается вырваться на природу и отдохнуть душой.

Глубоко внизу, у подножия склона, сверкала в бликах утреннего солнца Волга, переливаясь, как голубая ртуть. Песчаный берег и склонившиеся над рекой ивы манили окунуться в спокойную безмятежность, а чуть дальше шумела под легким ветерком березовая роща, приглашая войти в свою шелестящую тень.

Лариса надавила на кнопку звонка на воротах. Ей никто не ответил. К счастью, калитка рядом легко поддалась нажатию ладони — она была не заперта. По выложенной гравием дорожке Лариса прошла к дверям дома. Ей показалось, что здесь царит какое-то мрачное оцепенение. Она чутко фиксировала малейшие звуки: свои собственные шаги, звуки, долетавшие извне, из-за забора, пение птиц в ветвях деревьев. Она постучала в дверь дома, но снова не получила ответа. В конце концов она достала ключ, данный ей в свое время Бураковым, который она не успела ему отдать, и открыла дверь сама.

В большой комнате, занимавшей почти весь этаж, не считая просторной кухни, ничего не изменилось с момента ее последнего посещения дачи Бураковых. Если не считать того, что произошло с картиной Арифа. Она была изрезана. Буквально изодрана в лохмотья. Кухня, как и в прошлый раз, сияла нетронутой чистотой и выглядела, как витрина в мебельном магазине.

«Кто же это сделал?» — подумала Лариса, снова глянув на картину и подходя к дубовой лестнице, ведущей на второй этаж. Поставив уже ногу на первую ступеньку, она громко крикнула:

— Павел Андреевич, вы здесь?

Никто не отозвался. Ларисе стало несколько тревожно — она чувствовала, что в доме кто-то есть. Она позвала еще раз, но ответом ей послужило лишь гулкое эхо, прокатившееся по просторному дому.

Лариса с некоторой опаской поднялась по лестнице и осторожно прошла на второй этаж. Первой была дверь в ванную. Лариса включила свет, вошла и невольно отпрянула — в раковине лежало полотенце, насквозь пропитанное кровью. Лариса осторожно приподняла его за край и тут же отпустила. Полотенце тяжелым шлепком плюхнулось обратно в раковину.

Сама ванна тоже была изрядно измазана в крови. Создавалось впечатление, что кто-то пытался смыть с ее краев засохшие красные потеки, но они лишь размазались по стенкам.

На покрытом линолеумом полу также виднелись пятна крови. Стараясь не наступить на них, Лариса попятилась назад. Теперь она четко понимала, что совсем недавно в этом доме произошла трагедия. Но кто стал жертвой? Ответов могло быть множество.

Лариса вышла из ванной и осмотрелась. Дверь в спальню была закрыта, но не заперта. Лариса толкнула массивную дверь и прошла внутрь.

На кровати на голом матраце сидел Павел Андреевич Бураков. Лицо его было бледным, как мел, и заросло щетиной. Он посмотрел на Ларису безучастным взглядом исподлобья и произнес:

— Я знал, что вы придете.

— Если знали, то наверняка подготовились к моему приходу.

— А что я должен был готовить?

— Рассказ, желательно откровенный и подробный, обо всех событиях, которые вы от меня почему-то скрыли, — сказала Лариса.