Американский психопат - Брет Эллис

— Эти клиенты совсем придурочные, однозначно, — говорит Луис. — Они хотели пригласить меня на местных «Отверженных», а я уже видел их в Лондоне, но…

— И ты без проблем заказал столик в «Propheteers»? — спрашиваю я, прерывая его на полуслове.

— Ага. Без проблем, — говорит он. — Мы поздно приехали.

— А что вы заказывали? — интересуюсь я.

— Я взял устриц-пашот, lotte[16] и ореховый торт.

— Я слышал, lotte там хороший, — бормочу я, думая о своем.

— Клиент заказал boudin blanс[17], жареного цыпленка и сырный торт, — говорит он.

— Сырный торт? — говорю я, смущенный этим пошлым, неправильным списком. — А цыпленок был под соусом или с фруктами? И как его подавали?

— Никак, Патрик, — говорит он, тоже смутившись. — Он был…просто жареный.

— А сырный торт был какой? Теплый? Из какого сыра — рикотта? Или овечьего? Украшенный цветами или посыпанный листьями кориандра?

— Он был…обычный, — говорит Луис, а потом вдруг заявляет: — Патрик, ты вспотел.

— А что баба клиента? — спрашиваю я, не обращая внимания на его слова. — Она что заказывала?

— Салат по-деревенски, гребешков и лимонный пирог.

— А гребешки были на гриле? Сашими? А сколько сортов? — спрашиваю я. — Или они были запеченные?

— Нет, Патрик, — говорит Луис. — Они были…жареные.

В зале воцаряется тишина. Я перевариваю информацию и формулирую следующий вопрос.

— Что значит «жареные», Луис?

— Я точно не знаю, — говорит он. — Но, по-моему, для этого требуется…сковорода.

— Вино? — спрашиваю я.

— Белое, совиньон, 1985 года, — говорит он. — Иорданское. Две бутылки.

— Машина? — спрашиваю я. — Вы, когда были в Фениксе, брали напрокат машину?

— БМВ, — он улыбается. — Маленький черный бимер.

— Ага, — бормочу я, вспоминая прошлую ночь, когда я полностью отключился на стоянке возле «Nell's» — изо рта шла пена, я ни о чем не мог думать, только о насекомых, о целой куче насекомых, изо рта шла пена, и я, кажется, бросался на голубей, с пеной на губах бросался на голубей. — Феникс. Дженет Лей была из Феникса…

Я замолкаю на пару секунд и продолжаю:

— Ее зарезали в душе. Печальное зрелище.

Я опять умолкаю.

— Даже кровь была не похожа на настоящую.

— Слушай, Патрик, — говорит Луис и сует мне в руку свой носовой платок, мои пальцы непроизвольно сжались в кулак, когда он ко мне прикоснулся. — На следующей неделе мы с Диблом обедаем в Йельском клубе. Не хочешь присоединиться?

— Можно. — Я думаю о ногах Кортни. Ее ноги раздвинуты широко-широко, ее ноги обхватили мое лицо, и когда я смотрю на Луиса, то на мгновение мне кажется, что у него вместо головы — говорящая вагина, и я пугаюсь до полусмерти, и несу какую-то чушь, вытирая пот со лба. — Хороший костюм, Луис.

Я и сам не понял, с чего бы вдруг это брякнул.

Он таращится на меня, словно громом пораженный, а потом вдруг краснеет, смущается и теребит лацканы пиджака.

— Спасибо, Пат. Ты тоже отлично выглядишь… как всегда. — Он протягивает руку, чтобы дотронуться до моего галстука, но я ее перехватываю и говорю:

— Твоего комплимента мне вполне достаточно.

Входит Рид Томпсон, в шерстяном двубортном костюме на четырех пуговицах, полосатой хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке (все — от Armani), на ногах у него — пошловатые темно-синие хлопчатобумажные носки от Interwoven и черные туфли от Ferragamo (в точности, как мои), ногти наманикюренына ногтях — маникюр, в одной руке — Wall Street Journal, а через другую руку небрежно перекинуто твидовое пальто от Bill Kaiserman. Он кивает нам и садится напротив. Вскоре появляется Тод Бродерик в полосатом двубортном костюме на шести пуговицах, хлопчатобумажной рубашке в полоску и шелковом галстуке, все от Polo, плюс — роскошный платок в нагрудном кармане, наверняка тоже от Polo. За ним входит Макдермотт, у него в руках New York magazine и утренний выпуск Financial Times, на нем — новые очки от Oliver Peoples в оправе из красного дерева и черный с белым однобортный костюм в «гусиную лапку» с V-образными лацканами, полосатая хлопчатобумажная рубашка с широким воротничком и шелковый галстук с узором пейсли, все от John Reyle.

Я улыбаюсь, поднимая глаза на Макдермотта, который садится рядом со мной. Он вздыхает, открывает газету и углубляется в чтение. Поскольку он не сказал ни «привет», ни «доброе утро», я делаю вывод, что он обижен и, по всей видимости, на меня. В конце концов, когда я замечаю, что Луис хочет что-то мне сказать, я поворачиваюсь к Макдермотту.

— Ну, Макдермотт, что случилось? — ухмыляюсь я. — С утра была длинная очередь на «Stairmaster»?

— А кто сказал, что что-то случилось? — он сопит и листает Financial Times.

— Слушай, — говорю я ему, наклоняясь поближе. — Я уже извинился, что наорал на тебя тогда из-за пиццы в «Пастелях».

— А кто сказал, что дело в этом? — говорит он напряженно.

— Я думал, мы все уже выяснили, — шепчу я, кладя руку на ручку его кресла и улыбаясь Томпсону. — Я искренне сожалею, что отозвался о пицце в «Пастелях» в таком оскорбительном тоне. Я искренне сожалею и приношу свои извинения. Теперь ты доволен?

— Кто сказал, что дело в этом? — повторяет он.

— Тогда в чем дело, Макдермотт? — шепчу я и вдруг замечаю у себя за спиной какое-то движение. Я считаю до трех и резко оборачиваюсь. Луис, наклонившийся вперед, чтобы послушать, о чем мы говорим, быстро отскакивает назад. Он понимает, что его поймали с поличным, и медленно садится на место; лицо у него виноватое.

— Макдермотт, но это же просто смешно, — шепчу я. — Ты что, вечно теперь будешь злиться за то, что я назвал пиццу в «Пастелях»… жесткой.

— Пересушенной, — говорит он, пытаясь убить меня взглядом. — Ты сказал, что она пересушенная.

— Я извиняюсь, — говорю я. — Но я был прав. Она там такая и есть. Ты ведь читал обзор в Times?

— Вот. — Он лезет в карман и вручает мне ксерокс статьи. — Я просто хотел тебе доказать, что ты не прав. Вот, прочти.

— А что это? — спрашиваю я, разворачивая статью.

— Это статья о твоем кумире, Дональде Трампе. — Макдермотт усмехается.

— Ага, — нерешительно говорю я. — Интересно, а почему я ее не видел?

— И вот… — Макдермотт пробегает глазами статью и тыкает пальцем в нижний абзац, который подчеркнут красным. — Какая пицца в Манхэттене нравится Трампу больше всего?

— Дай я почитаю, — я вздыхаю и отмахиваюсь от него. — Ты, наверное, ошибся. Фотография какая-то неудачная.

— Бэйтмен. Смотри. Я специально обвел, — говорит он.

Я делаю вид, что читаю эту мудацкую статью, но я уже начинаю злиться, поэтому отдаю статью Макдермотту. Я говорю:

— Ну и что? Ну и что?! Что ты, Макдермотт, пытаешься мне доказать?

— Что ты теперь скажешь о пицце в «Пастелях», Бэйтмен? — говорит он злорадно.

— Ну, — я говорю, очень тщательно подбирая слова. — Я скажу, что мне надо пойти туда и еще раз попробовать эту пиццу… — Я говорю это, стиснув зубы. — Но когда я там был в прошлый раз, пицца была…

— Пересушенная? — спрашивает Макдермотт.

— Да, — я пожимаю плечами. — Именно пересушенная.

— Угу, — Макдермотт улыбается с победным видом.

— Слушай, если пицца в «Пастелях» нравится Донни, — начинаю я, скрепя сердце, потому что мне очень не хочется говорить это Макдермотту, потом вздыхаю, почти незаметно, — значит, мне она тоже нравится.

Макдермотт хихикает, он победил.

Я считаю галстуки: три из шелкового крепа, один из шелкового атласа от Versace, два шелковых галстука-фуляр, один шелковый от KenzoКензо, два галстука из жаккардового полотна. Ароматы Xeryus, Tuscani, Armani, Obsession, Polo, Grey Flannel и даже Antaeus смешиваются друг с другом в воздухе и образуют особый запах: холодный и тошнотворный.

— Но я не извиняюсь, — предупреждаю я Макдермотта.

— Ты уже извинился, Бэйтмен, — говорит он.

Входит Пол Оуэн, на нем кашемировый спортивный пиджак, брюки из шерстяной фланели, рубашка от Ronaldus Shamask с воротничком на пуговицах, но главное — его галстук в синюю, черную, красную и желтую широкую полоску полосы, от Andrew Fezza, дизайн Zanzarra, — вот это меня впечатляет. Керрутерс тоже оценил галстук, он наклоняется ко мне и говорит:

— Как ты думаешь, у него и гульфик такой же расцветки? — Не дождавшись ответа, он отодвигается, открывает Sports Illustrated, лежащий на столе и, улыбаясь сам себе, читает статью о соревнованиях по прыжкам в воду на Олимпийских играх.

— Привет, Холберстам, — говорит мне Оуэн, проходя мимо.

— Привет, Оуэн, — говорю я. Мне нравится, как он стильно одет и как у него зачесаны волосы, так ровно и гладко… и это меня добивает, я делаю мысленную пометку, что надо будет спросить у него, где он покупает средства для ухода за волосами, и каким муссом пользуется; перебрав множество вариантов, я думаю, что это — Ten-X.